Скользкий

Вот ведь подкрался! И как мы его раньше не разглядели?

Человек понял, что его заметили, и медленно откинул с лица капюшон. В первую очередь в глаза бросилась смуглая – не загорелая, а именно смуглая – кожа и хищный, ястребиный нос. Глаза ярко-голубые. Если Доминика можно было принять за потомка гордых испанских идальго, то этот тянул на идальго сам. Очень мне это лицо знакомо…

– Добрый день, – первым поздоровался я.

– День добрый, – вернул приветствие медленно приближавшийся путник. – Вы за волком?

– Нет, – покачал головой я. – А за волком, я так понимаю, идти уже бесполезно?

– Ну почему бесполезно? Эта хитрая бестия всех оставила с носом и ушла на восток. Вот незадача…

– И как там дальше, спокойно?

– Вполне. Тишина, как на кладбище. Загонщики до самого Октябрьского все живое и неживое распугали. – Человек вновь накинул на голову капюшон и, проходя мимо, добавил: – Удачи.

– Спасибо. – Я обернулся, помахал Григорию, что все в порядке, и отправился по дороге дальше.

– Ты его знаешь, что ли? – Напалм смахнул с лысины пот. – Странный какой-то.

Я поправил бандану:

– Это Диего. Тот, который Охотник.

– Да ну? – Удивленный Напалм чуть не подпрыгнул на месте и развернулся, но Диего уже и след простыл.

– Вот тебе и ну, – усмехнулся я. – Он нам один раз лекцию читал. Патруль ему кучу бабок тогда отвалил.

– Блин, я и не рассмотрел его. – Пиромант достал сигарету, взглядом зажег ее и затянулся.

– Ты куда? – остановил парня я. – Я что про лужи говорил? Обойди – целее будешь.

– Да с ними-то что не так может быть? – замер перед широкой лужей Напалм. – Ну не ихтиандр же там на дне прячется.

– Может, и не ихтиандр, а может, и он. – Я походил из стороны в сторону, разглядывая отражавшееся в воде небо. А чутье-то не подвело – солнца в луже не видать. – Конкретно вот в этой бездонной луже целая рота ихтиандров запросто утонет.

– Бездонная лужа? Это что еще за папора?

– Кто б знал. Просто ты в нее плюхаешься, и с концами. Хлюп и нет тебя.

– Тонешь, что ли?

– Исчезаешь. Да ты что угодно туда кинь – пропадет, – как мог, постарался объяснить я. – Пацаны рассказывали, на хуторах от мусора так иногда избавляются. Только лужи на одном месте не задерживаются. Сегодня здесь появилась, завтра там.

– Да ты гонишь. – Напалм опустился на одно колено и ткнул окурком в воду. – Оп-па! Как срезало.

– Я тебе что говорил?

– А если руку?

– Запасная есть?

– Согласен, вопрос не уместный. – Напалм выпрямился и выкинул сигаретный фильтр в воду. – А как ты ее вычислил?

– В ней солнце не отражается. Все отражается, а солнце нет. Видишь?

Налетел ветерок, по воде побежала рябь, но тут же поверхность лужи вновь стала гладкой как стекло. Точнее, зеркало. В ней до мельчайших деталей были видны и небо, и белая точка парившей в выси птицы, и придорожные кусты, и мы с Напалмом. Не было видно только солнца.

– Чего встали? – окликнул нас Григорий.

Надо же, пока стояли у лужи, и не заметили, как нас почти нагнала основная группа.

– Лужа бездонная, так что аккуратней, – крикнул в ответ я. – Парней предупредите.

– Хорошо.

– Слушай, а может, это порталы на ту сторону? – предположил пиромант, когда мы пошли дальше.

– Запросто. Готов проверить?

– Не. Нам бы на это дело Хана подрядить, а то задрал нудить уже, – рассмеялся Напалм.

– Он не согласится.

– «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам…» – тоненько пропел парень. – Зря мы им про лужу сказали.

– А если бы не он туда наступил?

– Тогда косяк, – пожал плечами Напалм. – О, смотри!

– Что такое?

– Да вот же. – Пиромант подошел к обломку лежащего на обочине бетонного столба, который с северной стороны зарос мхом. – Страхогон. Будешь?

– Почему нет? – Я принял от Напалма дымящийся комочек мха и глубоко вдохнул.

Расстояния резко сократились. Теперь мне один шаг – и я на том краю поля. Один мой взмах рукой – и… Ощущение всемогущества схлынуло столь же резко, как и накатило. А вот легкая расслабленность и непонятное веселье остались.

– Еще? – предложил пиромант.

– Завязывай, – отказался я, и он выбросил мох на обочину.

Не стоит этим делом увлекаться. Токсины имеют свойство в организме накапливаться. И пусть физическая зависимость к содержащимся во мхе наркотическим веществам у человека не формируется, но слишком уж хорошо стахогон расслабляет. Нам сейчас это совсем ни к чему.

А вообще, если бы сорванный мох не терял свои дурманящие свойства минут за пять, одним «легким» наркотиком в Форте было бы, больше. Хотя почему «легким»? Наверняка и кашу из него варить начали бы и жареху делать. Особо одаренные еще бы и производство вытяжки в промышленных объемах наладили. Людям только дай возможность на слабости ближнего своего заработать. А так страхогоном только бродяги и баловались.

– Да что там будет с двух затяжек? – вытер руки о штанину Напалм. – Мы вон с другом почти год каждый день дымили и ничего.

– Ты за городом жил?

– Не. Дружок у меня – гений ботанический, в подвале собственного дома целую плантацию развел. Не на продажу, для себя чисто. Пока мох не разросся, все нормально было, а как жители первого этажа круглосуточно кайф ловить стали, тут СЭС и вызвали. Накрылась делянка медным тазом.

– Посадили друга твоего?

– За что? Доказать ничего не доказали. Его соседи побили. – Напалм вздохнул. – Пришлось Леопардычу съезжать.

Я только хмыкнул.

– Лед, смотри, утки! – замахал руками парень.

– И что?

– Стреляй, жаркое будет!

– Сейчас, буду я на такую ерунду патроны тратить. – И какое там жаркое по весне? Одни кожа да кости. Еще и болотом воняет. – У Димитрия лук, пусть он уток и стреляет.

– Да, а ты у него стрелы видел? Там же наконечники чуть ли не стеклянные. Дорогущие, наверное.

– Без жаркого обойдемся.

До развилки на Октябрьский мы добрались уже часам к трем. Как-то медленно идем. Будто вовсе и не торопимся никуда. И в Форт сегодня возвращаться явно не собираемся. Странно.