Скользящие души, или Сказки Шварцвальда

— Предостерегите Ларису от задуманного. Оно не принесет желаемого, лишь усугубит ситуацию. Отпустите ее со смены пораньше и напомните слова: «Я подумаю об этом завтра». А завтра будет другой день…

Итак, вернемся к моей истории, фантасмагорической, сюрреалистической, запредельной и в то же время многократно разыгранной персонажами захолустных мыльных опер… Почему вы смеетесь?

Мария посерьезнела.

— Вы очень интересно рассказываете. Словно красивый роман пишете.

— Ничего не могу поделать с витиеватостью речи. Продолжим.

…Притаившаяся Пустота не заставила себя ждать. Стоило мне появиться на следующий день на улице и смешаться с толпой чирикающих японцев, она снова явила свой лик. Азиаты обступили закутанную в алый шелк и атлас куртизанку и в восхищении защелкали фотоаппаратами. В этот момент за капюшонами дождевиков мелькнуло белоснежное лицо, безмолвное, пустое. Оно обожгло черными провалами глаз и тут же исчезло в толпе, смешавшись с гостями карнавала. Люди спешили на площадь, на традиционный «Полет ангела».

Я пыталась вычислить белую маску среди идущих, но безуспешно. А следующий раз она появилась уже довольно на большом расстоянии, в конце переулка, выходящего на Сан Марко.

Человек, закутанный с головы до ног в черный атласный плащ с низко опущенным капюшоном, сверкал белоснежным мертвенным лицом. Он стоял против течения толпы и не сводил с меня черных пустых глазниц. Люди его не видели, они просачивались насквозь.

Потом фантом развернулся, смешался с толпой и исчез, мелькнув вороньим крылом — полой хлопнувшего на ветру плаща.

Чей он? Что ему нужно?

Именно эта сущность следит за мной с первых шагов по венецианской земле. Какую ужасную маску она выбрала! Лик пустоты, безразличия, маску Вольто — гражданина, одну из классических личин. Под ней нередко скрывали человеческие пороки и безнаказанно творили зло.

Закравшийся внутрь страх разросся подобно плесени и ослабил защиту от постороннего вмешательства. Обычно я всегда ставила внутренний барьер от чужих мыслей, которые, если им дать волю, жужжат в голове назойливыми мухами.

Защита стала для меня обыденностью, как для вас мытье рук перед едой. Она играла роль респиратора в задымленном помещении, давала возможность дышать, жить собственной жизнью, а не скользить по обрывкам чьих-то эмоций. Находясь в социуме, я мысленно облекала себя в зеркальный кокон, не позволявший проникать в мое сознание, защищающий от внедрения в ментальную оболочку.

Блаженны несведущие. Видели ли бы вы, что крутится сейчас здесь, в пропитанном антисептиками, наставлениями врачей и молитвами пациентов убежище! Просмотр ужастиков стал бы лишним.

Маша невольно огляделась по сторонам.

— Только страх, немотивированный, необоснованный, беспричинный, способен, подобно ржавчине, прогрызть мой скафандр.

Так и произошло. А вслед за страхом, пробившимся сквозь дырочку, я услышала Голос. Визгливый, нечеловеческий. Так мог звучать винил, проигрываемый не на той скорости. Так говорят клоуны. Боитесь клоунов? Я — очень. Голос скрипнул:

«Иди за мной».

Мария в смущении опустила глаза. Надежда на изменение установленного диагноза таяла на глазах. Мания преследования — один из основных признаков шизофрении. Виктория опять прочла ее мысли, тихо вздохнула и опустила голову на поджатые к животу острые колени.

— Мария Сергеевна, не спешите с выводами, дослушайте мою историю до конца, а потом решайте, сумасшедшая я или Другая.

Полагаете, я не могу отличить обычного зеваку, комедианта, разыгрывающего интригу среди всеобщего маскарадного помешательства, намерившегося испугать меня, от действительного зла в человеческом обличии? Если бы это были происки ряженого юноши, затеявшего игру в догонялки… Нет! Вы намерены дослушать меня?

— Извините, Виктория, продолжайте, — Мария от смущения покраснела. Ей стало жутко, что пациентка читает ее словно открытую книгу.

— Каждый человек на вашем месте принял бы меня за буйно-помешанную, страдающую от иллюзорных козней. Чужое присутствие подобно тревожной кнопке на пульте охраны. Она расположена на затылке, — Виктория повернулась боком к Маше и приподняла кудрявые волосы. — И вот здесь еще одна, — рука женщины коснулась горла. — Я всегда ощущаю пульсацию. По мере усиления воздействия становится тяжелее дышать.

В тот день я пыталась всеми известными способами сбросить присосавшегося спрута, но усилия оказались напрасными. Агрессия пустоты не контролировалась, ее ледяное дыхание охватило все тело. Подобно марионетке, перестав управлять мыслями и поступками, я подчинялась завораживающему зову.

«Иди за мной».

Я слилась с толпой туристов и ряженых, миновала Часовую башню, вышла на площадь Сан Марко. Вы были в Венеции, Маша?

— К сожалению, нет, но…

— Вы там обязательно побываете. Любовь приводит каждого человека в этот город и распоряжается им по собственному усмотрению. Ваш избранник боготворит Венецию.

Маша нахмурилась. Какой еще избранник? Не обращая внимания на ее реакцию, Виктория продолжала:

— Когда попадете на центральное пьяццо, доставьте себе удовольствие — покормите голубей, священных птиц Венеции. И дайте им свободу вести себя как они привыкли, просто доверьтесь и ничего не бойтесь.

В то утро, несмотря на постепенно заполняющуюся народом площадь, голуби не сдавали позиций, кружили небольшими стайками у базилики, собирались под арками Прокураций, клевали рассыпаемые туристами зерна.

Голос главенствовал над моим разумом. Контролируя свои действия лишь частично, я подошла к продавцу корма и отдала евро за пакетик с сушеной кукурузой. Рассыпала горсть.

Голодные птицы облепили меня, цепляясь острыми коготками за одежду. Они ползли вверх, угрожающе курлыкая, приближаясь к лицу. Я из последних сил пыталась стряхнуть с себя наглую стаю, но усилия оказались напрасными. Несколько особенно зарвавшихся особей, цепляясь за оборки платья, поднявшись, атаковали мои плечи и голову. Полагая, что от роскошного костюма уже не осталось и следа, я, продолжая сжимать во рту маску, беспомощно оглядывалась по сторонам, ища спасения.

Вокруг толпились зрители, восхищенные необычным птичьим аттракционом. Мелькали вспышки камер.

Но помощь все же пришла — она прозвучала в моей голове тем же визгливым голосом, который и привел меня на площадь: «Убей! Убей одного, кинь камень в стаю — и все сразу закончится, словно в сказке — они заклюют сами себя…»

Я, теряя самообладание, вновь присела на мостовую и закрыла уши, стараясь не слышать странных приказов, но правая рука машинально потянулась назад и нащупала неизвестно откуда взявшийся булыжник.