Скользящие души, или Сказки Шварцвальда
Шрифт:
Откуда он взялся?
Вокруг меня волновалось, вздрагивало крыльями антрацитовое курлыкающее море, и я вожделенно упивалась осознанием грядущего убийства. Своей властью над безмозглыми тварями, унизившими меня перед толпой, испортившими коготками и клювами дорогой карнавальный костюм.
Рука судорожно сжала камень.
Через секунду на мою руку легла тонкая бамбуковая трость, и я услышала глухой голос, словно говоривший человек произносил слова через металлическую трубу.
Я подняла глаза и закричала от ужаса.
Моретта выпала и покатилась по мокрой мостовой.
На меня хищно нацелился длинный птичий клюв диковинной
— Мисс, не делайте то, о чем серьезно пожалеете. Голуби — священные птицы этого города, и им позволено все. Готовящееся преступление никто не заметил, кроме меня. Все наслаждаются «Полетом ангела». Все, кроме нас.
Я разглядывала странную птичью маску с нарисованными на ней круглыми очками, зловещий саван, черную шляпу с круглыми полями и непроницаемый, полностью скрывающие тело плащ из тяжелого атласа, отороченный серебряной вышивкой с изображением черепов. В прорези маски на меня с нескрываемым любопытством смотрел один ярко-голубой и другой зеркальный глаз, в котором на миг отразилось мое бледное лицо. Мужчина сдержанно улыбался, приподняв уголки губ.
Двусмысленная улыбка и хищно опущенный клюв загадочной птицы напомнили мне гротеск Апокалипсиса, существо, сошедшее с полотен бессмертного Босха.
Я не могла отвести от незнакомца завороженного взгляда, и только девочка, тронувшая меня за локоть («Signora, `e la maschera? [17] »), прервала визуальный молчаливый диалог.
— Как ваше имя, мисс? — услышала я вопрос незнакомца, после того как малышка вернула мне утраченную Моретту.
Что заставило меня тогда соврать, какой потаенный голос дал совет — не знаю, но я назвала имя сестры.
17
«Синьора, это ваша маска?» (итал.)
Мужчина галантно поклонился, снял шляпу. Приподняв за клюв страшную маску, открыл лицо, на котором играла искренняя мальчишеская улыбка.
— А меня Гай, Гай Лэндол, очень рад познакомиться, Ирина.
Напряжение мгновенно спало, и я с интересом разглядывала стоящего рядом господина. Это был молодой мужчина ростом немногим выше среднего. Светлые волнистые волосы стянуты кожаным ремешком в хвост. Под плащом угадывалось мускулистое, натренированное тело. Одно из стекол его странных очков было обычным, через него я видела насмешливый голубой глаз, другое же отливало зеркальным блеском.
Мужчина, назвавший себя Гаем Лэндолом, не являлся красавцем в классическом понимании этого слова, но был щедро наделен обаянием. Смелый, нагловатый взгляд с прищуром, открытая, располагающая улыбка, благородные, чуть надменные черты лица, присущие жителям Альбиона, волевой подбородок, обветренная на вересковых пустошах кожа щек, правильной формы нос с небольшой горбинкой.
Рассматривая его, я почувствовала, как внутри затрепетал крыльями мотылек, испуганно и восхищенно. Такое было впервые.
Он шагнул ближе и предложил руку. И тут случилось странное. Как только я дотронулась до его локтя, пульсирующая точка в голове погасла. Сжимающее горло ощущение Зла исчезло. Я полной грудью вдохнула влажный, пропитанный морем воздух и улыбнулась.
В тот же момент рядом с нами раздались оглушительные
звуки фанфар и тромбонов, возвещающих начало празднества. Мимо кубарем пронесся клубок ряженых. Нас окутал пестрый дождь из разноцветных конфетти.Viva Venezia! Viva Carnevale!
Я вздрогнула от неожиданности, а Гай успокаивающе сжал мою руку.
— Знаете, Ирина, что в средние века с колокольни Святого Марка спускали не бутафорного ангела, как, например, сегодня известную топ-модель — дочь местного мафиози, накаченную транквилизаторами. Да-да, видели бы вы ее лицо — сомнений никаких. Если бы не солидный гонорар от местного муниципалитета, она бы в аду видала все эти полеты. Раньше спускали настоящих преступников. И отправляли их без всякой страховки, протянув обычный канат между колокольней и балконом Дворца дожей. Бедняги, которым за отважный поступок гарантировали отпущение всех грехов, ползли вниз с корзиной, наполненной лепестками роз, и щедро посыпали ими восторженно ревущую толпу.
Немногим удавалось пройти весь путь не сорвавшись, но везунчики, шагнувшие на балкон дворца, становились героями, обещавшими Венеции счастливый, безбедный год. Если же несчастные падали, то год, по обычаю, предвещал грядущие невзгоды и болезни.
Потом дожи перестали искушать судьбу, и место арестантов заняли обычные акробаты, умелые канатоходцы, гарантирующие вечно тонущему городу безбедное существование. И лишь теперь традиционное действо превратилось в фарс.
Я каждый год посещаю Венецию в конце великого поста и уже потерял счет тем, кто спускался с несчастной колокольни. Она не выдержала издевательств и обрушилась в начале прошлого века, но, благо, сейчас полностью восстановлена.
В этот момент я готова была задать глупый вопрос: «Вам больше ста лет, Гай?» — но остереглась.
Англичанин продолжал:
— Кто только ни летал вниз, начиная с искусно выполненных муляжей, потом известных актеров и рок-певцов и заканчивая сегодняшней королевой гламура. Что отцы города придумают на следующий год? Где им взять настоящего ангела?
Я слушала его молча, исполняя роль, навязанную мне маской. Роль безмолвной дамы.
На губах Гая заиграла улыбка, он словно прочел мои мысли:
— Интересную роль ты себе выбрала, молчаливая куртизанка. Маска особенная. У какого мастера она изготовлена? В обычных салонах Моретту не продают. Нынче дамам молчать не принято. А зря. Они лишают возможности говорить тело, язык которого глубоко эротичен и подчиняется лишь инстинктам. Твои слова пройдут через беспристрастный фильтр разума и сохранят один процент истинного намерения. А тело всегда скажет правду.
Ну вот, ты улыбаешься, и маска вновь готова покатиться по мостовой. Мне льстит твое внимание, но не мешает услышать и голос. Скажи, в каком отеле ты остановилась? Я пришлю новую маску, удобную. Образ Венецианской Дамы более всего гармонирует с платьем куртизанки.
Я молчала.
— Тем более на балу, на который ты приглашена, следует не только улыбаться окружающим, но и говорить с ними.
Я в недоумении отвела Моретту от лица и, капризно изогнув бровь, взглянула на самоуверенного англичанина.
— Приглашена?
Голубой глаз Доктора Чумы весело сверкнул сквозь отверстие маски. Под хищным клювом заиграла обезоруживающая улыбка. Спорить с ним я не осмелилась, да и не хотела.
Он поражал меня, удивлял, восхищал, и в то же время держал в напряжении, в нарастающей интриге. Притягивал все сильнее.