Скользящие души, или Сказки Шварцвальда

— Петер, бедный мой дружок, имей терпение. Если я встречу Элло, то обещаю замолвить за тебя словечко! Расскажу, какой ты бравый парень, мой защитник! Никто из лесных жителей не вызвался проводить меня в Марцелль, только ты да Гозель. Кстати, где эта проныра? Вечно ее приходится ждать.

В этот момент кто-то ущипнул Кристину за левое ухо и прошептал:

— Ты несносная злюка! Я уже давно сижу у тебя на плече и подслушиваю. Но только мой тебе совет, Зеленый Петер, — прозвенела хрустальным голоском знакомая полупрозрачная малышка с крыльями стрекозы, — не теряй даром времени, я часто вижу Элло в компании горного Удольфа, он не скупится на самоцветные дары для твоей корыстной избранницы, — проказница захихикала.

— Гозель, не расстраивай Петера, если он заплачет, трава на пастбищах прогоркнет, молоко у наших коров испортится, а люди будут думать, что в Фогельбахе поселилась ведьма.

Сказка Шварцвальда. Встречи

Тихо скрипнула дверь мастерской Циммерманов. Наклонив голову, с замиранием сердца Кристина заглянула в святая святых, в волшебный мир, знакомый ей с раннего детства. Манящий, исполненный парящих образов, запахов масел и лаков, влажного ванильного аромата, исходящего от свежевыпиленных подрамников, и сухого теплого благоухания от прогретых под солнцем холстов, скучающих на старых трескучих мольбертах. Мир, предвещающий рождение новых фантазий, наполненный полетом воображения мастеров, творящих здесь, в маленьком одноэтажном домике в самом центре Марцелля.

Мастерская, искрящаяся волшебным светом, проникающим сквозь расписные мозаичные витражи, стояла недалеко от рыночной площади и принадлежала отцу ее старинного друга Якова, юного мастера, чьи краски она растирала, считая это великим благом, дарованным небесами.

— Господин Циммерман? — тихо позвала Кристина, вглядываясь в темноту и вдыхая полной грудью долгожданный, искушающий, знакомый с детства запах. — Это я, птичка-Кристина. Отзовитесь кто-нибудь.

Скрип деревянных половиц за спиной и легкое прикосновение руки вызвали неожиданный прилив крови и резкое сердцебиение.

Он испугал ее, появившись из соседнего подсобного помещения. Молодой человек, одетый в серую холщовую рубаху ремесленника, высокий, ссутулившийся, чтобы уместиться в приземистом помещении мастерской, осторожно дотронулся до ее плеча, скрывая счастливую улыбку.

— Малышка, это ты?

Кристина резко обернулась и, увидев старого приятеля, на секунду потеряла дар речи.

Слишком долго она не посещала Марцелль. Ее наставник, друг детства, юный подмастерье слишком быстро повзрослел и превратился в привлекательного мужчину. Взволнованного, зардевшегося словно маковый цвет и готового провалиться сквозь землю по неизвестной девушке причине.

Как странно… Он почему-то боялся на нее взглянуть. Что говорить о том, что он никак не осмеливался, как прежде, щипнуть ее за бочок и потаскать за разноцветные бантики, которыми она украшала свои белокурые косы.

Что стало с ее Яковом? Почему он скрывает лицо, как будто совсем не рад ее видеть?

Несмотря на странность встречи, Кристина повисла на шее у юного учителя, неуклюже уткнулась носом в лямку кожаного фартука и с наслаждением вдохнула запах одежды и волос, навечно впитавших в себя запахи красок. Яков был для нее самым главным чародеем, умевшим создавать удивительные миры легким движением кисти. Кристина боготворила его, но сейчас, по привычке, прижавшись лицом к груди, испытала странное чувство недоумения.

Художник дрожал всем телом. Какое чародейство подействовало на доброго друга, превратив в совершенно незнакомого, пусть более привлекательного, но все же другого человека, который настораживал и вызывал недоумение? Что же произошло за то время, пока она не навещала Марцелль?

Может, тут не обошлось без чьих-то злых заклинаний? Почему нет прежнего беззаботного веселья при встрече? Дружеских шуток, тумаков, беззаботных приветствий и поцелуев, невинных, легких, ничего не значащих? Словно между ними выросла стена.

То была не стена отчуждения. Это была граница, разделившая внезапно два мира, таинственных и интересных, жаждущих друг друга.

— Яков, милый, почему ты так странно смотришь на меня? Что в моем лице кажется тебе чудным? Или у меня выросли невидимые рожки? — Кристина в недоумении ожидала ответа от молодого мастера, который не мог отвести от нее восхищенного взгляда. Она, по своему обыкновению, присела у его мольберта и начала растирать приготовленные для работы над портретом пигменты.

Молодой человек смущенно вспыхнул и потупил взор. Но вот он снова поднял на Кристину теплые карие глаза и широко улыбнулся, рассеивая ее опасения:

— Кристина, прости. Ты изменилась, невероятно похорошела. Заставила теряться в догадках: ты ли та хрупкая девочка, рассказывающая сказки про Старика и маленького Модника? Ты ли тот светловолосый ангелочек, чей мелодичный голос напоминал мне перезвон колокольчиков?

— Я тебя не понимаю. Говоришь, что я похорошела, и тоскуешь о потерянном ангеле. Так кем я стала ныне? Почему ты продолжаешь прятать от меня взор?

— Я теряюсь, госпожа…

— Яков, да что с тобой, ты ранее никогда не величал меня так. Не пугай, скажи, что случилось.

Кристина отложила ступку с пестиком в сторону, взяла молодого художника за руку и требовательно заглянула в лицо. Бедолага покрылся пунцовыми пятнами, рука его задрожала, дыхание сбилось. Старательно пряча глаза от настойчивого взора Кристины, он с трудом выдавил:

— Госпожа, простите… Кристина, почему ты так давно не приезжала в Марцелль? Я запомнил тебя небесным созданием, помнишь, я делал с тебя наброски для местной часовни? А ныне… Я преклоняю колени перед божественной красотой, ты уподобилась ликом Мадонне.

Девушка испуганно приложила пальчики к его губам.

— Тихо. Молчи! Не дай бог, услышит тебя лихой человек и обвинит в ереси. Грешно смертному, тем более женщине, уподобляться святой. Не смей даже в мыслях меня с ней равнять, иначе беды не избежишь.

— Но крест святой, любезная моя муза, что с тобой случилось за этот год? Ты расцвела подобно розовому бутону, подобно нежному цвету пиона в матушкином саду. Подобно…

— Бедный мой друг. Ты слишком давно не видел меня, вот и позабыл, но это не беда. Теперь я буду часто наведываться в Марцелль, Вильгельм смирился с тем, что Птичка подросла, оперилась и может сама вылетать из гнезда, — Кристина весело рассмеялась и чмокнула все еще смущенного художника в пунцовую щеку. — Так что берите меня в подмастерья с небольшим вознаграждением за хорошо разведенные краски и вымытые кисти.

Яков, придя в себя, улыбнулся и по старой привычке легко ущипнул Кристину за локоток.

— Беру тебя в подмастерья, мои оперившийся ангел. Ты надолго к нам залетела или лишь на мгновение? Смутить бедного художника, лишить его покоя и украсть навеки его сердце?

Кристина все не могла взять в толк, что происходит между ней и ее давнишним приятелем. Ее кумиром, талантом которого она восхищалась. Это его она считала ангелом, сошедшим на грешную землю с небес, способным на простом холсте строить сказочные замки, изображать лица людей подобно их отражению в зеркале или даже лучше.