Скользящие души, или Сказки Шварцвальда

Марта невозмутимо возложила руку на Библию и произнесла необходимые слова. Кристина не верила своим глазам. Старшую сестрицу трудно было узнать. Обычно кроме ругательств от нее ничего не услышишь. А сейчас поет соловьем, словно подменили.

Бессовестно поклявшись на Писании, Марта поднялась на кафедру.

Где обещанное наказание свыше? Где молния, готовая поразить лгуна и клятвопреступника на месте? Где справедливая кара?

Маленькая Птичка разочарованно вздохнула и поникла головой.

Отец Иоахим говорил, что каждому по вере его. Что Бог живет в душах, но не проявляет себя, и лишь в самые важные моменты жизни, когда человеку грозит опасность, он говорит с ним… Почему тогда Господь не подсказал Марте, что она совершает самый мерзкий поступок из всех, что творила раньше?

Голос мерзавки, набирающий силу, звучал под римскими сводами зала суда, не вызывая у присутствующих ни капли сомнения.

— Моя молочная сестра Кристина родилась от проклятой чернокнижницы из Бамберга с отметиной зла, с глазами, глядящими в преисподнюю, с языком, говорящим с бесами. Она обманом опоила меня сонным настоем, чтобы против воли увлечь на шабаш.

Я могла лишь наблюдать за богопротивным действом, но не препятствовать. Кристина по велению наставницы, той, что сидит сейчас рядом, прошептала «Отче наш» наоборот, вскочила на палочку, что не более локтя, и, схватив меня за руку (а я стала легче воздуха), взмыла в воздух…

— О-о-охх, — пронеслось по залу среди женской половины.

— Мы опустились на вершину горы, где гулял шабаш. Стоящие спина к спине нечестивцы, все до единого ведьмаки и ведьмы, кружились вокруг пылающего костра под звуки свирели, раздававшейся ниоткуда. Среди богоотступников было много убогих, хромых, одноглазых, кривых и разбитых параличом, но их тела извивались под дьявольскую музыку без всяческих усилий.

Когда появился высокий человек, одетый во все черное, с козлиной головой заместо человеческой, грешники упали ниц перед своим господином, служащим черную мессу.

— Позволь прервать тебя, дитя мое, — раздался вкрадчивый голос епископа. — Был ли человеком тот, кого ты приняла за самого Сатану? Если да, то смогла бы ты описать его?

— Нет! — испуганно вскричала Марта. — Хотя я и находилась недалеко от происходящего, это не мог быть человек. У явившегося существа были козлиные кривые ноги и сверкающие золотом копыта…

— Ага! Как же! Ты забыла добавить, что у дьявола между ног болтался длинный обезьяний хвост! Я еще не такое вижу, когда возвращаюсь ночью из трактира и встречаю жену с плетью, — раздался из зала бодрый мужской голос.

Марта обернулась к насмешнику и, грозно цыкнув на него, продолжила:

— Чтобы сотворить святую воду, Сатана помочился в ямку, выбитую копытом в земле. Вместо облатки он клал в рот всем собравшимся вокруг него отступникам кругляшки репки и читал Святое Писание наоборот…

— Марта Цубригген, прошу тебя не отвлекаться описанием грешного действа. Скажи нам, какое участие принимали в шабаше находящиеся в зале обвиняемые, — поправил ее епископ.

— Мой господин… (Конрад поморщился.) …Ваше Святейшество, — быстро исправилась Марта, — старшая женщина прислуживала Сатане, окропляя собравшихся его мерзкой мочой. Вкладывала в рот куски репы вместо причастия. Младшая же во время оргии, начавшейся после мессы, имела с ним сношение. Ребенок, что носит она в своем чреве, будет рожден от врага! — визгливые слова многоголосым эхом отразились от сводчатого потолка и колонн зала.

В зале воцарилось тревожное молчание. Произнесенное обвинение было столь грозным и не допускающим возражений, что даже отъявленные шутники предпочли держать язык за зубами. Испуганные женщины неистово крестились и беззвучно шептали «Отче наш». Кристина схватилась за живот, инстинктивно стараясь защитить невинное дитя.

Епископ молчал, внимательно следя за происходящим. Чувство надвигающейся опасности, закравшейся в его душу, все росло.

Лицо Регины скривилось от гнева, черные глаза пылали, готовые испепелить бессовестную обманщицу.

— Она лжет! — прорезал мертвую тишину громкий мужской голос. — Эту девицу я хорошо знаю, из нее клещами двух слов не вытащишь. А сейчас больно гладко рассказывает. Она подговорена, науськана и подкуплена следствием!

Епископ вздрогнул всем телом и с удивлением взглянул на Михаэля, пробирающегося через остолбеневшую толпу в центр зала.

— Дочь Хильды и Урса лжесвидетельствовала на Священном Писании, и по закону я требую для этой женщины заключения под стражу! — твердым голосом повторил барон фон Берен.

В зале началось что-то невообразимое. Испуганные крики, истошные вопли, оглушительный свист и громкий истеричный смех. Чтобы подавить волнение, епископ встал со своего места и, подняв обе руки, прокричал:

— Если не восстановится спокойствие, стража выгонит всех смутьянов на улицу и заседание продолжится в закрытом порядке.

Подошедшая к скамьям с пиками наперевес охрана охладила пыл возмущенных зрителей. Мало-помалу в зале суда вновь воцарилась тишина. Кристина слушала тяжелые удары своего сердца и не отрываясь смотрела на застывшее в решимости лицо Михаэля, вышедшего к кафедре.

— Я, барон Михаэль фон Берен, клянусь на Библии, что именно мои слова будут являться правдой, а не та омерзительная ложь, что бессовестно лилась изо рта якобы свидетельницы. Ребенок, которого носит под сердцем Кристина Кляйнфогель, мой!

Зал затаил дыхание.

— Ребенок в ее чреве — мой, я обладал своей служанкой, и она понесла от меня. Грех прелюбодеяния лежит целиком на мне, потому что девушка препятствовала нашей связи. Скажу больше: она была лишена невинности против собственной воли. Как бы то ни было, я прилюдно признаю этого ребенка. — Люстиг перевел дух и продолжил: — Надеюсь, у суда более нет вопросов касательно обвинений моей камеристки в сношении с Дьяволом?

Судьи ошеломленно молчали. Конрад также не проронил ни слова, не сводя восхищенных глаз с Михаэля.

Бургомистр, придя в себя после скандального признания знатного вельможи, нервно потер руки, и, хрустнув пальцами, робко спросил:

— Высокоуважаемый господин фон Берен, вы сняли подозрение с несчастной по обвинению в… хм, так сказать, телесной связи с нечистым, но остается свидетельство об ее участии в шабаше.

— Да, я знаю, и, поверьте, мне есть что сказать уважаемому суду. Девица из Фогельбаха намеренно оболгала Кристину и почтенную Регину с целью замести следы собственного преступления.