Скользящие души, или Сказки Шварцвальда
Шрифт:
Епископ оскалился:
— Глупец! Зачем твои пояснения? Я догадался об этом в тот момент, когда он появился в зале суда и начал искать ее глазами. Запомни: в ту ночь он мог видеть только тебя, ненасытный и недальновидный безумец, снявший маску! А сейчас пошел прочь! Появишься передо мной, когда я лично призову!
Хассо, скрипнув зубами от еле сдерживаемой злобы, вышел за дверь.
Некоторое время Конрад стоял перед окном, наблюдая за собравшимся на площади народом. Перед его глазами волновалось море человеческих голов. Любопытные зеваки, услышав
Конрад глубоко вдохнул, почувствовав искрящуюся живительную энергию возбужденных, взволнованных, обезумевших от предвкушения крови овец, власть над которыми была безгранична.
Да только он уже долгие годы не насыщается этой властью.
Она не способна согреть его сердце, превратившееся в осколок вечного льда.
С каким наслаждением он ловит живительные волны искренней любви, источаемые куклами, которые вынуждены играть навязанные им роли, не подозревая, что он и есть их Кукольник, хозяин, дергающий за нитки и принуждающий совершать угодные шаги.
Несчастный искалеченный художник, исполненный ревности и врожденного благородства, влюбленный дворянин и невинное, запутавшееся в своих чувствах дитя, прошедшее по лезвию греха и навеки несущее печать искушения. Сами того не зная, они пляшут под его зачарованную дудочку не хуже гамельнских крыс, послушны мановению пальца. И лишь одна гордая и свободная Регина неподвластна пока воле епископа, насмехается и глумится над ним. Но придет и ее время… Очень скоро. Он сможет подобрать для нее мелодию.
Перерыв в слушании заканчивался. Время клонилось к трем часам пополудни.
Тихий, но настойчивый стук в дверь прервал грустные мысли епископа.
Судейский секретарь поспешил доложить, что в деле появился новый свидетель — настоятель церкви Святого Августина в Марцелле отец Иоахим.
Черные брови Конрада насмешливо взлетели:
— Однако! Что нам может рассказать почтенный святой отец?
От грусти не осталось ни следа. Взбодрившись перед новым поворотом событий, он посвежел; поддернувшиеся усталой поволокой глаза вновь заискрились влажными сапфирами, а рот наполнился ядовитой слюной.
Хищное нутро затрепетало в предвкушении нечаянной жертвы.
Новый этап заседания начался.
Зал, набитый до отказа праздными горожанами, притих, как только маленький священник был вызван к судейскому столу для дачи показаний. Неловко споткнувшись перед кафедрой, Иоахим смущенно извинился и, не обращая внимания на раздавшиеся за спиной смешки, повернулся к сидящим за столом трем судьям, поприветствовав каждого в отдельности.
В тот момент, когда его глаза пересеклись с сияющим взором Его Святейшества, невольная дрожь пробежала по спине отца Иоахима. Ясная как день мысль родилась в голове и заставила содрогнуться от своей простоты.
Он уже никогда не вернется в Марцелль.
Человек, сидящий напротив и внимательно разглядывающий его, читающий мысли и предугадывающий намерения, не допустит этого. Молчаливый визуальный контакт длился от силы несколько мгновений, и когда глаза епископа первыми разорвали его,
отец Иоахим обреченно поник головой. Если бы несчастный августинец обладал умением читать мысли, то заметил бы неожиданный испуг высокомерного визави, замешанный на восхищении. Но Конрад, опытный мистификатор, умело скрыл за вежливой улыбкой крайнюю степень волнения. Любезным жестом он предоставил новому свидетелю слово. Откинувшись в кресле, сохраняя невозмутимое выражение лица и лениво прикрыв глаза, на самом деле он весь обратился в слух.Маленький священник, поблагодарив судей за возможность говорить, повернулся лицом к осужденным женщинам и доверительно улыбнулся каждой. Ответом ему была радостная улыбка Кристины и настороженные, внимательные глаза знахарки, слышавшей о святом отце от Михаэля, но никогда прежде не встречавшейся с ним лицом к лицу.
— Уважаемые судьи, почтенная публика, я собираюсь выступить на стороне защиты и предупредить вас не торопиться с поспешным осуждением невинных. Ибо они невинны в своих заблуждениях.
Перед вами дети природы, родившиеся на ее лоне и впитавшие с молоком матери тайны, которые нам, городским жителям, кажутся непостижимыми и уже поэтому опасными. Неизвестность обычно подразумевает опасность. Опасность порождает страх.
Вы боитесь их, потому что не хотите понять, и потому, что не ведаете того, что знают они…
Зал притих. Люди не ожидали услышать подобное из уст священника, которому, в силу сана и социального положения, было положено клеймить иноверцев и отступников.
На губах епископа заиграла довольная улыбка. Глупец начал добровольно возводить себе эшафот.
— Вина Регины в том, что она лечила больных не молитвами, восславляющими Господа нашего, как праведная христианка. Она использовала для доброго дела знания, полученные из рук самой матери-природы, использовала древние учения ушедших поколений о целебной силе трав и минералов.
Разве есть ее вина в том, что она знала больше, чем знаете вы? И свое знание посвятила оказанию помощи нуждающимся?
И она, и христианские молитвы делают одно и то же. Ее травы лечат тело, а благостные слова — сначала душу, которая, в свою очередь, окрыленная верой, врачует немощное тело.
Среди зрителей пролетела волна недоумения. Суеверные, необразованные люди чувствовали, что отец Иоахим говорит истину, но слова, что он использует, не были им понятны и уже потому воспринимались как ересь.
Люди в недоумении смотрели на епископа; тот по-прежнему хранил невозмутимое молчание.
Иоахим уверенно продолжал:
— Вы обвиняете ее в пособничестве Дьяволу, но свидетельства доносчиков ложны и далеки от правды. Они собирались путем подкупа. Я сам был тому свидетелем, когда присланные из Фрайбурга военные, дабы не терять времени даром, за пару гульденов записывали нелепые сказки в допросный лист, собираясь выдать их за истину.
Большинство имен свидетелей вымышлены, таких людей не существует…
Зал взорвался от негодования. Разочарованные возгласы жаждущих смертного приговора растворились в возмущенных криках поборников справедливости.