Скоморошины

ж) Девчонки ушли в лес по ягоды, да что-то долго домой не шли. А мать и сказала: «Черт вас не унесет, ягодницы». Девочки вышли на лядинку, вдруг он и показался со своими детками. Говорит им: «Пойдемте, девки, со мной». Они приняли его за деда и пошли вслед. И повел их лесом, где на плечи вздымет, где спустит. Они как молитву сотворили, а он им: «Девки, чего вы ебушитесь? Не ебушитесь!» И привел их в свой дом, к своим ребятам, человек восемь семейства. Ребята черные, худые, некрасивые.

В работниках у лесного [219]

219

Чердынский у. Пермской г.

Набивается мужик в строк и некто его не берет. Говорит мужик: «Хоть-бы меня лесной взял». Не много время идет мужик с базара, а навстречу ему другой мужик: «Поряжаешься?» – Поряжаюсь. – И вспомнил, что говорил про лесного и сказал: «Погоди, я к попу схожу». Сходил мужик к попу, списал молитвенник, приходит наниматься. «Пойдем», говорит лесной, схватил мужика за крошки и потащил; тащил, тащил, у мужика колпачок слетел. «Стой, говорит мужик, у меня шапочка спала». – Мы убежали, говорит лесной, сто верст пока ты говорил. – Доносит лесной мужика до дому; легли спать. В полночь хлесть по стене батогом: «Айда на службу». Лесной отвечает: «Хорошо». Утром встали: «Пойдем на службу», говорит лесной мужику, и строшного с собой. Пошли, приходят к озеру. Глядят, из озера летят каменья по кулю: шурят их черти в лесных; лесные выдергивают громатныя елки из земли и хлещут ими по озеру. Воевали, воевали, черти одолевать стали. «Што ты, строшной, глядишь? Нас одолевают». Строшной выдернул из кормана молитвенник, стал махать им, а черти розсыпались, как дождь. «Хорош, молодец строшной, молодец, давай домой пойдем». Пошли домой, а хозяин строшным не нахвалится. – «Чего тебе нужно в награду?» – Ничего мне не надо, отправьте меня домой. – Дали строшному старого сивого мерина, наделили, сел строшной и поехал по указанной дороге. Доежжат до избы, привезал мерина ко столбу, сам входит в избу. Выходит мужик из избы, а у крыльца, у столба стоит седой-преседой старик. «Откуда ты, дедушка, взялса?» – Спасибо тебе, дитетко, это ты на мне приехал. Взят я был маленькой лесным, оборотил он меня в коня, и всю жизнь я у него пробыл. Пришол ты, отдал он меня тебе, вот и вывел ты меня, и сам ты вышол в Россею умереть. Спасибо, дитетко. – И пришли строшной и старик домой вместе.

Большая Лумпа [220]

Лешой живет в лесах, живет в большой избе. Изба укрыта кожами, лешой ходит всегда в оболочке: в желтом зипуне, опоясан, в красной шапке, молодой, без бороды. Это скорее человек, живет лешней, ходит с собакой, женат, имеет детей. Рассказывают такую историю:

Идет мужичек по лесу и дошол до большого топучего болота, и видит: утонул в болоте большая лумпа (громадной, большой). И говорит большая лумпа: «Мужичек, иди к моей хозяйке и скажи: „небольшая-то-ли де лумпа на большом болоте со зверем (с сохатым) да с медведем утонул“. Пошол мужик по указанной дороге. Приходит к большому дому, входит, сидит жена на лавке, спрашивает: „Зачем пришел, мужичек?“ Он сказал, как велел ему лешой. Жена бросилась, отворила, и побежала, а потом приносит – она медведя, лешой зверя. Мужика за то угостили, а на прощанье отодрал от своего кафтана рукав. Дак мужик сшил из этого рукава кафтан до пять да колпаков.

220

Чердынский у. Пермской г.

В няньках у лешаго

В Неноксе жила старуха на веках, Савиха. Пошла она за ягодами и заблудилась. Пришол мужик: «Бабка, што плачешь?» – А заблудилась, дитятко, дом не знаю с которой стороны. – «Пойдем, я выведу на дорогу». Старуха и пошла. Шла, шла: «Што этта лес-от больше стал? Ты не дальше-ле меня ведешь?» Вывел на чисто место, дом стоит большой; старуха говорит: «Дедюшка, куды ты меня увел? Этта дом-то незнакомой?» – Пойдем, бабка, отдохнем, дак я тебя домой сведу. – Завел в избу, зыбка веснет. «На, жонка, я тебе няньку привел». Жонка у лешаго была русска, тоже уведена, уташшона. Старуха и стала жить, и обжилась; три года прожила и стоснулась. Жонка зажалела. «Ты так не уйдешь, от нас, а не ешь нашего хлеба, скажи, што не могу ись». Старуха и не стала; сутки и други и третьи не ест. Жонка мужа и заругала: «Каку ты эку няньку привел, не лешого не жрет и водичча не умет, отнеси ей домой». Лешой взял на плечи старуху, посадил да и потащил. Притащил, ко старухину двору бросил, весь костыченко прирвал, едва и старик узнал старуху. Вот она и рассказывала, что у лешаго жить хорошо, всего наносит, да только скушно: один дом, невесело.

Рассказы про лешаго

а) В Неноксы шол Петр Коковин по Солоному ручью, искать коня. Ему встретилса Павел Васильевич Непытаев с уздами, на солнце блестят. Павел Петру и говорит: «Куда пошол?» – Коня искать, натти не могу. – Павел и захохотал: «Ха, ха, коня не можот натти!» А на самом деле Павел Васильевич некуда не ходил.

б) На Кобелихах, за десять верст от Неноксы, на пожнях была изба. Покойник Иван Чудинов ходил рябов промышлять, и в избушку ночевать пришол. Когда ночь пристыгла (он ничего не боялса) его в этой избушке несколько раз за ноги к дверям сдернуло. Он поматерялса, поматерялса, да не вытерпел и ушол под зарод спать. Тут и ночь проспал.

в) Сюземский старик, Николай Кузьмин промышлял рыбу в Островастом озере и хотел в избе спать… Не дало, выжило: ходит, гремит по крыши. Выйдет Николай с трубой (с берестом с горящим), засветит; три раза выходил, потом все-таки не мог спать и под зарод спать ушол.

г) Из Куи о море, на Зимном берегу, лешой унес будто бы девушку в Зимну Золотицу, за тридцать верст. Ехал какой-то из Золотицы на оленях, она ревит, он ей взял и привез домой. Старухи замечают, скажет кто: «Уведи тя лешой!» И уведет.

д) За четыре версты от посаду (от Неноксы) у моря, на ямах (на реке) стоял карбас с солью. Павел Коковин караулил карбас. Кто-то по грязи идет, тяпаится: тяп, тяп, тяп. Павел его спросил: «Кто идет?» Тот молчит; он еще спросил, до трех раз. Тот все молчит; Павел и матюгнулся: «Кой кур идет, не откликаится?» Лешой пошол и захохотал: «Ха, ха, ха, кой кур идет не откликаится! Кой кур идет не откликаится!» Паша в каюту ускочил, одеялом закуталса, а голос тут все, как и есть.

Поп и леший

Поп сеял репу, хто-то испугал его кобылу, кобыла убежала и борону приломала. Поп побежал за кобылой и говорит: «Возьми лешой и репу всю! Кобыла убежала да и бороны жалко». Осенью репа выросла хорошая, поп пришол репу рвать, а лешой пришол и говорит: «Што ты, поп, ведь ты мне отдал репу-то. Я все лето воду носил, да поливал». – А я все лето молебны пел, да Бога просил. – А попадья и услышала. «О чем вы спорите?» Лешой и говорит: – Да, вот, отдал мне репу, а теперь обратно берет. – А попадья говорит: «Вот что я вам скажу: вы приежайте завтре на зверях, которой у которого зверя не узнат, того и репа». На завтре леший едет, только огорода хрестить. А поп говорит: «Ишь ты, лешой как на льви едет». А лешой на льви и ехал. «Ну, уж ты, поп, говорит лешой, не дал доехать, да и зверя узнал». А поп приехал на попадьи. Попадья волосы роспустила, сделала хвостом, а в ж… стеколко вставила, вперед ж… и идет, поп верхом сидит. Лешой пришол, смотрит и не можот узнать. Рогов нет, головы не видно, глаз один и рот вдоль. «Ну, поп, не знай какой зверь». Поп говорит: «Это зверь одноглазой». Лешой и говорит: «Ну, репа твоя».

Лешой

Я пошол полесовать, день был туманной (сонча не было). Межу тем нашол рябчиков стадо и учал их промышлять и промышлять не стало даватча, ружье не полетело. Я учал поматерно ругатча. День этот прошол, я нечего не попромышлял и вышол я к озеру своему в десять часов вечера, в потемках в глухих. И после эфтого быванья наклал папиросу, и пошол домой. Ну, отошол я от этого места, где курил, и мне целовеком показалось, заместо рябов. Он и спросил меня: «Каково промышлял?» А я ему ответил поматерно. «Когда ты сегодни не промышлял и вперед тебе промысла не будет», ответил он на мое слово. Он стал меня звать с собой. «Пойдем со мной, я видел рябов довольно». На эфтот конеч я ему опять ответил поматерно, да наконеч того взял, стрелил на испашку (через плечо свое назад). Он заграял, да и потерялса.

Лешовы родины

У лешого жонка с Руси была, обжилась, робенка принесла, надо бабка нажить. Лешой и побежал наживать. «Жонка с Руси, дак мне и бабку наживи руску», говорит жонка. Бабка по бабкам ходит, он и пришол к ей. «Бабка обабь». Ей и потащил и притащил к жонки, бабить. Бабка-то и говорит: «Дак из чего мыть-то?» – А наживу, найду посуды. – Полетел за ведром в тот дом откуда бабка, и взял подойник у снох, снохи не благословясь поставили. И притащил. Бабка смотрит, подойник будто ее. Она рубешок и зарубила. Она оммыла да и поставила посудину. «Обирай, куда знашь». Он и унес. Жонка и говорит: «Он тебя росщитывать будет, будет тебе дават серебро, ты все говори: „первой, первой, первой“. Как скажешь „другой“, он давать боле не будет». Он и стал ей росщитывать, она все говорит: «Первой, первой, первой». И девать стало некуда, и в корман наклала и за пазухи, он все дават. Тогда она и сказала: «другой», он и перестал давать. «Тащи меня домой теперь». Он и потащил старуху, дома и оставил. Старуха и посмотрела подойника, рубежок тут и есь. Она на снох и заругалась: «Ой вы, безпутни! Все делайте не благословясь, лешой подойник сносил свою жонку обмывать».

Лешой водил

Девка годов так тринадцати в Троицын день по Тамице шла по улицы, немножко до церквей не дошла и вдруг пропала. Нету и нету – догадались, што лешой увел. Начели молебны петь. Ей петь ден не было, каждой день по утру молебны служили. На шестой день старик один пошол огород городить версты за три, девка на его пожне цветочки рвет. Увидела старика и в сторону побежала. Он ее закликал: «Феня, Феня». А она прочь от его. Она пока через огороды выставала, он проворной старик, ей и захватил. Привел к матери – ничего некому не скажот, не допытаишься. Теперь жива, жонкой за мужиком одним.