Скопин-Шуйский. Похищение престола
Шрифт:
Воспрянувший духом гарнизон Троицы, сразу увеличившийся на пятьсот воинов, зарядил все, что только могло стрелять, и стал ждать отступающих поляков Сапеги. Они не являлись, и уж Валуев стал беспокоиться: «Что-то не получилось у Михаила Васильевича. Сапеги-то нет».
Но вот 12 января в стане поляков, окружавших монастырь, началась какая-то беготня. Долгорукий-Роща призвал к себе казака Перстня:
— Данила, сбегай к своим, узнай, что случилось. — Перстень понял, что воевода не хочет рисковать своим воином и посылает его почти на верную гибель: «Хочет схарчить меня полякам. Ну дудки!»
— Дайте
— Откуда я тебе возьму? Их всех съели.
— А из валуевских.
Перстень пулей вылетел из ворот монастыря, и все находившиеся на стенах наблюдали за ним, перебрасываясь время от времени фразами:
— Эк завился. А? Небось радехонек, вырвался.
— Воевода маху дал, отпустил да еще коня подарил.
— Говорят, на разведку послал.
— Дожидайся, он те разведает.
— Думаешь, не воротится?
— Он что, дурак? Конечно, не вернется. Казак, чего с него взять.
Но было видно, как всадник, почти нигде не останавливаясь, скакал по лагерю осаждавших: от батареи к батареи, от землянок к шатрам. И, сделав огромную дугу, повернул к крепости. И летел к ней, нахлестывая и без того стлавшегося в намете коня. И никто не гнался за ним.
— Открывай ворота, он ворочается, — вскричало сразу несколько человек.
Данила влетел на взмыленном коне во двор обители, закричал громко:
— Где Григорий Борисович?
— Я здесь, Данила, — отозвался Долгорукий с башни.
— Григорий Борисович, Сапега разгромлен, бежал в Дмитров. Открывай огонь по этим, они уже в портки кладут.
14. Бегство царицы
Пан Казимирский появился в доме Марины с таинственным видом и первым делом справился:
— Ваше величество, нет ли возле вас посторонних?
— Нет, — отвечала Марина, почувствовав в госте доброжелателя.
— Я привез вам письмо от вашего мужа, государя Дмитрия Ивановича.
— Из Калуги?
— Да, да. Только, пожалуйста, говорите тише, не ровен час кто услышит.
— Давайте сюда письмо.
Казимирский достал из-за пазухи несколько пакетов, перебрал их, нашел искомый.
— Вот ваш, — подал Марине.
Та обратила внимание, что руки при этом у пана дрожали, невольно подумала: «Трусит гостенек-то».
— Только, пожалуйста, никому ни-ни, ваше величество.
— А те кому? — поинтересовалась Марина, кивнув на другие пакеты.
— Этим… разным… другим, — замямлил Казимирский.
— Рожинскому?
— О нет, на него государь в великом гневе. Позвольте удалиться, ваше величество. И если что, я вам ничего не передавал. — Казимирский попятился к двери.
— Да, да, — кивнула Марина, надрывая пакет. — Я поняла.
«Дорогая женушка…» — прочла Марина и изморщилась: «Мужлан, грубиян, забывает, кто я есть». В это время за дверью послышались крики, какая-то возня. Почуяв неладное, Марина сунула письмо за ворот нижней сорочки, и в горницу тут же влетел Рожинский.
— Ну! Говори, что этот мерзавец тебе передал?
— Как вы смеете врываться без позволения, — возмутилась Марина, но гетман ровно и не слышал этого:
— Тебя спрашивают, что он тебе передал?
— Я не желаю с вами разговаривать, вы не умеете себя вести.
— Н-ну ладно. — Рожинский прошел к кровати, бесцеремонно откинул
подушку, потом оглядел туалетный столик Марины, столкнул какую-то склянку.— Где письмо?
— Какое письмо?
— Которое вам передал Казимирский.
— Ничего он мне не передавал.
— Тогда зачем он к вам заходил?
— Он передал от мужа… поклон и что он зовет меня к себе.
— Так вот, милая. — Рожинский остановился перед Мариной и, выбросив указательный палец едва ли не к лицу ее, отчеканил: — Никуда ты не поедешь. Слышишь? А твоего муженька я скоро представлю тебе. Я приведу его сюда в Тушино, как бычка на веревочке. Поняла?
Круто повернулся и вышел, гремя саблей. В горницу заглянула Казановская, сказала сочувственно:
— И это ясновельможный пан.
— Это хам, а не пан, — ответила Марина. — Выгляни, Варя, ушли они?
— Да. Ушли. И уволокли бедного пана Казимирского.
— Оденься. Постой на улице, покарауль, чтоб кто не влетел незваным.
— Хорошо, ваше величество.
По уходе Казановской Марина наконец достала письмо мужа, развернула: «Дорогая женушка! Я наконец в Калуге, принят с великой честью. То, что над нами вытворял Рожинский, этот самопровозглашенный гетман, не должно быть прощено. Я решил казнить его сразу же, как только армия придет ко мне. Казнить всех, кто изменил нам: и русских, и поляков. Только так мы сможем навести порядок в нашей державе. С этим письмом я отправляю приказ преданным нам людям, они арестуют Рожинского и приведут сюда ко мне с войском. Надеюсь, и ты приедешь с ними, ко мне уже прибыл князь Шаховской из Царева Займища. Доверяйся только казакам, поляки и русские предадут».
А меж тем, приведя связанного Казимирского в воеводскую избу, Рожинский первым делом сам обыскал пленника, вынул пачку писем.
— Так, от кого эти письма?
— От государя, пан Роман.
— Так, — гетман стал читать адресаты: — Атаману Заруцкому… князю Засекину… князю Трубецкому… А где же мне?
— Вам не было, — смутился Казимирский.
— Кому-нибудь ты успел передать письма?
— Нет, что вы, пан гетман. Когда бы я успел?
— Но вот к Марине же успел.
— Ну к ней Дмитрий велел зайти в первую очередь, сказать ей, что он жив-здоров.
— А письмо ей было?
— Нет.
— Врешь же, сукин сын.
— Ей-ей, пан Роман. Я от нее хотел идти к… — Казимирский споткнулся.
Это сразу насторожило гетмана:
— К кому ты хотел идти?
— Ну к атаману Заруцкому, отнести письмо.
— Т-так, прочтем, что пишет наш повелитель к атаману, — усмехнулся Рожинский, вскрывая пакет. Молча, бледнея прочел. Спросил Казимирского:
— Ты знаешь, что в этом письме?
— Нет, пан гетман. Я не имею привычки читать чужие письма.
— Хых. Какой ты благородный. А я вот имею, — сказал гетман и стал по очереди вскрывать и читать все письма, складывая их на столе. Закончив чтение, прихлопнул стопку рукой. — За все, что ты принес с этими письмами, тебе полагается петля, Казимирский.
— За что, пан гетман? Я же не виноват, что вам не было письма.
— Мне менее всего нужно его письмо. В Калуге кто воеводит? Скотницкий?
— Да, пан гетман. Скотницкий.
— Ты видел его?
— А как же? Он присылал за Дмитрием в монастырь, звать его в город.