Скорая десантная помощь

Сюда Лавров со своими новыми знакомыми прибыл уже глубокой ночью. Назвав случайно застрявшее в памяти название улицы и придумав номер дома, в котором якобы проживала его несуществующая родственница, он вышел на старой улице, застроенной домами, очень похожими на пятиэтажки советской эпохи. Распростившись с доставившей его сюда супружеской четой, он уверенно направился к одному из подъездов.

Но едва машина скрылась за углом, Андрей тут же свернул влево и зашагал к замеченному им невдалеке скверику, где можно было избавиться от личины Майкла Ринненгана и вновь стать или Хмелиным или даже Гавриловым. А почему бы нет? С точки зрения классической шпионистики, отработав свой изначальный псевдоним, Лавров должен был немедленно уничтожить паспорт на имя Гаврилова Анатолия Петровича. А в том, что ксива гарантированно уничтожена и данный логотип можно исключить из своих разыскных ориентировок, его оппоненты, скорее всего, были уверены на все сто. Поэтому, исходя из нешаблонного подхода к проблеме ухода от погони, возвращение к уже засвеченному имени было вполне неглупым ходом.

«Вот и замечательно! – шагая по малолюдной улице, на ходу размышлял Лавров. – Пусть для них Гаврилов ушел в небытие, а я снова стану им. Хотя бы ненадолго. Дня на три – максимум. А потом… Потом, если Майкла Ринненгана под каким-нибудь «соусом» не объявят в открытый розыск, можно будет снова заделаться англичанином…»

Выбрав тенистый закуток в гуще аккуратно постриженных кустарников и по-европейски безукоризненно-стандартных декоративных деревьев, он быстро поменял костюм, снял парик и прочие маскировочные причандалы, вернув себе молодую стать и походку. Теперь на тот случай, если кто-то надумает проверить его документы, он снова был Анатолием Гавриловым, мелким коммерсантом, который прибыл в Гданьск из Подольска для заключения торговых договоров с местными поставщиками товаров.

Вновь зашагав по ночной улице, подсвеченной фонарями и разноцветными сполохами реклам, Андрей направился в сторону порта. Осенняя ночь североевропейского приморского города едва ли могла оказаться безветренной и теплой. Но эта, как нарочно, была куда более студеной и сырой, нежели можно было ожидать. Даже имея железную закалку на уровне моржа с многолетним стажем, Лавров на ходу знобко передернул плечами. Эх, в жарко истопленную баньку бы сейчас – настоящую, русскую, с березовым веником и облаками целебного пара, взлетающего с раскаленных глыб печки-каменки! Но откуда ей быть здесь, на берегу польской Балтики, куда его занесли пронзительные ветры причудливой судьбы спецназовца?..

Несмотря на глухую ночь, злачные заведения Гданьска, которых было намного больше, чем даже в Варшаве, работали вовсю. Из ярко освещенных окон стриптиз-баров, ночных клубов и массажных салонов, которые почему-то продолжали напряженно трудиться и в столь поздний час, доносились звуки музыки, нарочито громкий женский смех, всевозможный шум и гвалт. Здешние обыватели, проживающие рядом с подобными вертепами, скорее всего, могли уснуть, лишь приняв внутрь добрую пригоршню снотворного.

Когда Андрей проходил мимо растянувшегося во весь первый этаж жилого дома некоего заведения, с сияющей неоном вывеской «Klub bilardowy niegrzeczny», что в вольном переводе можно было понять как «Клуб озорных бильярдистов», из его стеклянных дверей, изукрашенных силуэтами обнаженных девиц с бильярдными киями, вывалили двое пьяных в стельку парней в форме военно-морского флота США.

«А вот это уже интересно! – мысленно резюмировал Лавров, наблюдая за мычащими что-то невразумительное заморскими морячками. – У поляков же сейчас гостит американский крейсер «Вайоминг». И его экипаж, судя по всему, оттягивается – всяк на свой лад. Черт подери! Просто грешно не воспользоваться таким удачным случаем. А загляну-ка я сюда… Вдруг удастся найти что-то стоящее? Кстати! А не на этом ли кораблике америкосы собираются вывезти из Польши нашего изобретателя? Не за ним ли сюда и прибыл «Вайоминг»?..»

Обойдя американцев, что-то малоразборчиво обсуждающих – Андрей только и смог уловить нечто наподобие «Ду ю респект ми?..» (Ты меня уважаешь?), столь же шаткой походкой он вошел в вестибюль клуба. Двое двухметровых верзил-охранников тут же подозрительно воззрились на его дорожную сумку. По их жестикуляции и интонации он понял, что паны-секьюрити просят предъявить им ее содержимое.

– Битте! Ихь хабе алль ди штрасе штуф… (Пожалуйста! Тут у меня всякое дорожное барахло…) – заплетающимся языком сказал Лавров по-немецки, небрежно бросая сумку на стол у турникета. – Кстати, это, случайно, не Гамбург?

Ошарашенно переглянувшись, охранники на ломаном немецком пояснили перебравшему тевтону (а кем еще он мог быть, этот чокнутый, если не немцем?), что находится герр-чудила не у себя, в своей пиво-сосисочной фрицляндии, а в великой Польше. Ферштеен, блин?..

– О, йа, йа… – закивав в ответ, Андрей сдал сумку в небольшую камеру хранения при гардеробе и проследовал в зал, из которого вырывались звуки множества голосов и буханье какой-то отвязной музыки.

Судя по всему, это помещение служило чем-то наподобие большой гостиной. На диванах, расставленных вдоль стен, в бликах разноцветных прожекторов сидели и полулежали расслабленные спиртным посетители самых разных возрастов и оттенков кожи обоего пола. Помимо здешних, блондинистых аборигенов, среди посетителей желтели лица дальневосточников, коричневели латиноамериканцы. Уроженцы знойной Африки являли собой целую палитру самого разного колера – от темно-коричневого до иссиня-черного.

Но Андрея интересовали исключительно англосаксы американского разлива. Причем начальственного ранга. Продолжая изображать из себя пьяного чудака, который забрел, сам не зная куда, Лавров, пошатываясь, проследовал к шесту, в обнимку с которым извивалась дебелая рыжеволосая стриптизерша. Немного понаблюдав за ее более чем вызывающими па в стиле супер-ню, он двинулся в сторону бара, где смаковали алкогольные коктейли несколько джентльменов от тридцати до пятидесяти со своими спутницами, одетыми необычайно броско по части открытости различных частей тела.

Внимание Лаврова привлек мужчина средних лет с резкими, угловатыми чертами лица и военной выправкой, заметной и под штатским костюмом, с лица которого не сходила яркая голливудская улыбка. Почему-то именно этот тип показался Андрею безусловным янки, причем вовсе не из рядовых. Интуиция подсказывала, что тот наверняка какая-то «шишка», имеющая отношение к военному флоту.

То и дело прикладываясь к соломинке, джентльмен в штатском о чем-то оживленно беседовал с двумя полуодетыми (вернее было бы сказать, условно одетыми) девицами, хохочущими над каждым его словом.

«Та-а-а-к… – подходя к стойке, мысленно отметил Лавров. – Надо бы найти какой-то способ, чтобы пришвартоваться к этой компашке. Ладно, сейчас попробуем что-нибудь из самого простого…»

Заказав коктейль и получив высокий стакан с торчащей из него соломинкой, он направился обратно, как бы нечаянно задев локтем одну из девиц, картинно приложил руку к груди и заговорил по-английски:

– Леди, примите мои глубочайшие извинения! Надеюсь, я могу чем-то искупить свою вину?

– Извинения принимаются, – чуть жеманно, с характерным польским акцентом тоже по-английски ответила та. – А почему пан пребывает в столь грустном одиночестве? Здесь столько интересных женщин…

– Увы, леди, но двух самых красивых дам уже ангажировал этот счастливый джентльмен, – под игривый хохот девиц констатировал Андрей и, подняв стакан, кивнул их кавалеру: – Мое почтение, сэр!

– Взаимно, сэр! – в очередной раз просиял тот на все тридцать два зуба и представился: – Мэтью Дэниэлс.

– Вджеко Франджович, – столь же блистательно улыбнулся и Лавров.

– Вы, я так понимаю, серб? – Хмельной взгляд Дэниэлса озарился каким-то непонятным интересом.

– Нет, я хорват. Но родился в Испании, вырос в Германии, а с недавних пор живу в Финляндии… – Андрей разразился ироничным, пьяным смехом. – Поэтому от хорвата у меня осталось одно лишь имя. А вы, мистер Дэниэлс, видимо, американец? О-о, американцев я узнаю везде и всегда – и по осанке, и по походке, и по интонации. Хозяева этого грешного мира – что тут еще скажешь? Я всегда жалел, что не родился американцем… – сокрушенно добавил он.