Скорость. Назад в СССР 3

— Ну что, Александр, выбор за тобой. Просто не затягивай с этим. Человек творец своей судьбы. Надеюсь, еще увидимся. Скажу честно, твои знания меня удивили. Желаю тебе всяческих успехов.

Я поймал себя на мысли, что если бы меня в КГБ вербовал «пиджак», то я непременно подался бы его обаянию и согласился.

Нет, я не собирался переметнуться на сторону «силы».

Хотя мне ясно дали понять, что проблем с карьерой автогонщика у нас в стране у меня не будет в принципе, от слова «совсем».

После встречи с ними меня еще больше стало интересовать кто руководит синдикатом.

Вопрос, кто греет руки на гонках и калечит спортсменов, оставался все еще открытым.

Не исключено, что кто-то из этой пятерки. А может быть и все. После всего, что я узнал о мире подпольных ставок ничего исключать нельзя.

Уж очень спецназовцы напавшие на меня и Артура напоминали сотрудников.

Если бы я и согласился работать в КГБ или на КГБ, а я так и не понял, какой из двух вариантов мне предлагали, то пошел бы туда не в роли стукача, а расследователя.

Как Штирлиц, я бы собирал информацию и вел бы подрывную работу против моих врагов.

Сделал бы я это в том случае, если бы был уверен, что ниточки со ставок ведут к этой пятерке.

Как ни странно, я почувствовал облегчение. Хорошо, что я сумел пока выкрутиться. Я не очень представлял себя в роли доносчика.

Мне пришлось бы рассказывать о Трубецком и Насте, так как она была членом нашей команды. О Саше и вообще обо всем своем окружении.

Я понимал, что быть двойным агентом, человеком у себя на уме крайне сложно. Неизвестно, кто еще в мире автогонок работает на них.

Они всегда проверяют информацию, получая ее из двух источников.

Так что я благодарил провидение, за то что моя вербовка сегодня сорвалась.

Посол продолжал балагурить, но я только делал вид что слушаю его.

— Ну что поговорили? — спросила Марго, когда я стал помогать ей таскать грязную посуду на кухню.

— О чем?

— Как о чем? О Генке естественно…

— А что с Генкой?

Она удивленно уставилась на меня.

— Странно, что не поговорили. Короче, наши друзья навели справки, Геннадий не соврал, что сбежал из дома. Да и в остальном так же всё похоже на правду. Мать его погибла — попала под электричку. Пьяная была. Предполагаемый отец идет в полный отказ. Ответственности за «чужого» ребенка на себя брать не хочет. Оно и понятно, Генка родился, когда он уже три года как был женат.

— Что прям по линии КГБ проверяли?

— Есть свои люди. Не важно, как. Главное, что он и вправду сбегал из детских домов.

— Удивительно. Обездоленные дети говорят правду, а состоявшиеся взрослые все время врут.

— Не знаю кого ты имеешь ввиду под состоявшимися взрослыми, надеюсь не меня, я вроде такого не заслужила. Вообщем Генка соврал только с со своим возрастом. Ему уже восемь. Уж не знаю какой ему от этого прок. Но это факт.

— Может забыл?

— Может, но это маловероятно. Дети в этом возрасте прекрасно помнят свои дни рождения и ждут их каждый год.

— Надо с ним поговорить.

— Надо, просто я хотела тебе сказать, что этой истории есть не только Гена.

А вопросительно смотрел на нее ожидая продолжения.

— Есть еще я, и есть еще ты. Я уже устала и поняла, что дети слишком большая ответственность для меня. Ну правда, я никогда раньше не думала, что с детьми так сложно.

Это было очень неприятно слышать, но я подумал, что чтобы не делалось, все делается к лучшему.

— Да-да, я все понял. Я заберу сегодня Генку.

— Ничего ты не понял. Ты выслушай сначала, а потом кипятись. Генке про мать пока ничего не говорили, решили, что лучше всего его в спортинтернат в Филях отправить. Он уже ездил и смотрел, ему понравилось. Но если ты возражаешь, то тогда придется в детский дом возвращать.

— А есть еще варианты?

— Какие?

— Не знаю, может его в Суворовское училище определить?

— Нет, такой возможности нет, в Суворовское училище только после четырнадцати лет можно попасть.

— А усыновить, например? Это возможно?

— Если ты о себе, то усыновить тебе его не дадут. А вот так болтаться, как котенок, которого и утопить нельзя и оставлять невозможно. Ты пойми меня. Поначалу было терпимо, но в нем море дури. Я просто начала срываться на него. Орать. А потом, как вспомню, что он сирота, так самой, как Анне Карениной, хочется того… Чем тебя спортинтернат не устраивает? Ребята уже договорились.

Марго понять можно. В конце концов она не обязана заниматься чужим беспризорными мальчишкой.

Странно ожидать от них с Генкой, что они будут относиться к друг другу, как мать и сын.

Какая бы ни была сволочь и пропойца Генкина «мамаша», она для ребенка единственная и неповторимая, самая родная мама.

Марго и так сделала больше, чем я просил.

В принципе, этот вариант для мальчишки был лучшим из возможных.

Мне не нравилось, что этим занимается комитетчики. Чувствовалось, что я буду находиться в некоторой зависимости. Но я и так сейчас зависел от Марго.

Немного подумав я сказал:

— Хорошо, если важно мое мнение, то я не против. Но мне надо поговорить с ним и убедиться, что он действительно хочет.

— Ну вот и отлично. Поговори. Об остальном не переживай. Я обо всем позабочусь и буду ездить к нему каждую неделю. Ты смотри по своему графику. Ограничений нет. Он пойдет по комитетовскому резерву. У него будут иные условия, чем у остальных. Прадва нельзя злоупотребять, чтобы не разбаловать.

— Хорошо.

— Так о чем говорил с ребятами?

— О Волгах.

— А если серьезно?

— Если серьезно, то этот твой Комиссаров пытался меня завербовать.

— Кто? Комиссаров? — у Марго округлились глаза.

— А то нет! Думаешь, его водитель?

— Его водитель? Да ты шутишь!

Марго начала громко смеяться.

— Что смешного?

— Водитель… — у нее из глаз брызнули слезы от смеха, — ну ты даешь, Каменев! Это не водитель, а Колобанов Георгий Михайлович. Ты говорил с первым заместителем руководителя управления. Вообще он мировой мужик.

Вот это поворот. Неужели я мог так ошибаться.

— Водителем у него, как раз Комиссаров.

— И ты знала, что они пришли меня вербовать?