Скорость. Назад в СССР
Шрифт:
— И что же он тебе сказал? — спросила мама.
— Сказал, что пора завязывать со всем этим: с машинами, с гонками.
Она видела, что мне это признание даётся тяжело.
— Ты дал ему слово?
— Я выбросил все книги и журналы по его просьбе. Мам, я не понимаю,как папа так может поступать?
Она вопросительно посмотрела на меня.
— Ну он пытается избежать повторения этой ситуации с Москвичом в будущем, его можно понять.
— Я не про себя, а про него. Как так можно отказаться от дела всей жизни, от того, что очень любишь? Я понимаю, что все произошло из-за меня.
— Не укоряй себя, что ни делается, все к лучшему.
— Но ведь можно же было начать всё с начала?
— Ты еще слишком молод, вырастешь, поймешь. Время пройдет, отец твой успокоится и смягчится. Может и начнет сначала.
Лично я сильно сомневался,в том, что он успокоится и начнет сначала. Но этого никто не знает.
Вообщем так вышло, что единственный, кто в семье меня поддержал и понял — это сестра Натаха.
Когда мы с ней остались одни на кухне она набросилась на меня с расспросами.
— Ну что там было? Ты на самом деле угнал у академиков гоночный «Москвич»? Я вообще не поверила, пока «папан» уехал на Жигулях,а вернулся пешкодралом.
Моя сестренка была мировой девчонкой, мы делились многим, что не могли рассказать друзьям а тем более родителям
Мы с Таткой большие друзья. Все детство держались вместе, сначала она меня опекала в школе от неприятностей, а потом, когда я вырос и нарастил на кости мяса, мы поменялись местами. Теперь наоборот — я опекал сестренку и не давал ее в обиду.
Она училась в Ленинграде на биофаке ЛГУ и приезжала на летние каникулы домой.
— Ага, чистая правда.
— Сумасшедший! Зачем ты это сделал? — она улыбнулась, обняла меня и чмокнула в щечку.
— Да вот, всё как в поговорке — дурная голова ногам покоя не дает. Видишь, что за ерунда вышла из-за того, что пытался каким-то левым пацанам доказать, что я крутой.
Я подробно рассказал о том, что произошло. Как мне отказали в месте механика, как я встретил Трубецкого не зная, кто это такой. Как я решил отомстить и прятался в ремонтном боксе ну и как завел и уехал, заблудился. Как за мной погнался гаишник, и как чуть не врезался в стоящие на аварийке машины на съезде на МКАДе.
— Я тебе вот, что скажу. Чтобы мама с папой не говорили, ты ни за что не расставайся с мечтой. Верь в нее, не сдавайся. Все получится.
— Ты мне предлагаешь нарушить слово, которое я дал отцу? Он же меня вытащил за шкирку из тюряги.
— Понимаешь, сейчас, когда все на взводе — это как открытая рана. А через полгода все уляжется, забудется. Они по-другому на всё смотреть будут. Слава Богу ты жив, а все остальное можно исправить.
Еще я ей рассказал про Щуку и все, что произошло. Не стал акцентировать внимание Татки на его интересе к Насте, просто сказал:
— Если этот Щука будет подкатывать на хромой козе к Насте пусть она его смело отшивает и звонит тут же мне.
— Кто, этот шибзя? Я тебя умоляю, она сама с этим малолеткой справится. Но спасибо, что предупредил. А по машинам не грусти, я точно знаю, что мой брат будет одним из лучших гонщиков СССР.
Как назло после всего, разговора с Таткой и всего, что произошло мне снился сон про гоночные соревнования.
Я немного старше и выгляжу иначе, но я знаю, что это я. Все по-другому, словно дело происходит в будущем.Вечер или ночь. Я крепко держусь за руль, ревет двигатель, нога выжимает педаль газа, которая уперлась в пол.
Потом вижу себя как будто со стороны.
Я несусь в нереально красивой машине с какими-то надписями с невероятной скоростью к финишной прямой, обгоняя других, как стоячих.
Дорога хорошо освещена. Я не видел раньше такого света.
Глянцевая краска машины зеркально отражает ослепительные вспышки.
Это один за другим мимо проносятся столбы, с подвешенными на них яркими фонарями.
Трибуны со зрителями, мелькнувшие слева моментально остаются где-то позади. А впереди человек размахивающий клетчатым черно-белым флагом, таким же как шахматная доска. Я проезжаю мимо него и начинаю тормозить. Я победил, я первый, душа полна восторга.
Когда машина останавливается, я вылезаю из салона, но не через дверь, а через окно. Потом снимаю шлем, встаю на пьедестал и смотрю в небо. Чувствую себя чемпионом. Это ни с чем не сравнимое ощущение.
Справа и слева от меня стоят двое моих друзей, нас поздравляют, нам приятно. Потом мне вручают огромную бутылку шампанского. Сначала я не понимаю, что с ней и я, как избалованный подросток, взбалтываю и начинаю поливать окружающих.
Я вижу десятки красивых лиц и великолепных автомобилей.
Все смеются и хотят попасть под брызги. Кроме одного человека в толпе. Он совсем не улыбается и сурово смотрит на меня. Это мой отец.
От этого холодного взгляда я проснулся. Прекрасный сон испарился, я вновь очутился в нашей московской квартире.
Отцовская фраза «никаких гребаных гонок!» никак не хотела ужиться в моей душе с только что испытанным чувством победы.
Мне предстояло сходить на автобазу Академии Наук, найти Трубецкого и рассказать о своем отказе от места в команде.
Я проснулся рано и вышел из дома, не позавтракав — решил прийти на автобазу к открытию смены.
Так мне не пришлось бы искать способы как проникнуть на территорию, ведь у меня по-прежнему не было телефона Трубецкого.
Утренняя прохлада, яркое м
осковское солнце и голубое небо настроили меня на положительный лад.
Несмотря на все проблемы и сложности последних дней я отправился в гараж Академии Наук в бодром расположении духа.
Поливальная машина, проезжающая по широкой улице 50-ти летия Октября снимала слой пыли, накопившийся за предыдущий день.
В брызгах воды, исходящей из форсунок тонкой стеной, отражались цвета радуги.
Люди спешили на работу, открывались магазины и газетные киоски, а городской транспорт: автобусы, трамваи и троллейбусы развозили москвичей и гостей столицы по своим делам.
До автобазы можно было проехать на автобусе, до нее всего пара остановок, но я по своему обыкновению шел пешком.
У меня не было денег на транспорт, но это меня никогда не смущало. Иногда с пацанами мы цеплялись за лестницы сзади троллейбусов и так ездили зайцем, но я давно уже вышел из этого возраста и не мог себе такого позволить.