Скорпион

Купив сок манго в качестве предмета для условного пароля, возвращаюсь на стоянку и вижу, как там появляется лимузин цвета экзотического напитка. Я поднимаю руку в приветствии, мол, я тот, кто готов решить все ваши проблемы, господа, не жалея живота своего.

– Александр?
– адвокат выглядывает из машины и не собирается выходить на мокрый ветер.

– Прошу к моему шалашу, - требую.
– Так будет лучше.

– Вы так считаете?

– Я в этом уверен, Ирвинг Моисеевич.

Адвокат мал росточком и с носом, похожим на Горбатый мосток, что у дома Правительства. Человечек подвижен и держит у пуза кожаный саквояж. Я улыбаюсь: приятно иметь дело с ярким представителем своего лукавого народца и интеллигентной профессии.

Мы размещаемся в джипе по той причине, что он оснащен средствами против прослушивания конфиденциальных разговоров, об этом я доверительно сообщаю господину Лазаревичу.

– Что вы говорите?
– всплескивает ручками.

– А какие у вас проблемы?
– спрашиваю и предупреждаю, что мне необходима вся информация, и правдивая, как на исповеди у святого отца.

– Видите ли, дело весьма деликатное, я бы сказал, щекотливое, адвокатишко принимается копаться в саквояже.
– Я бы сказал, дело государственной важности...

– Мне это неинтересно, Ирвинг Моисеевич. Попрошу факты и ничего, кроме фактов.

– Видите ли, - и вытащил из саквояжа очки, которые напялил на горбатенький свой шнобелек, - видите ли...

– Пока ничего не вижу, - рассмеялся от такой беспомощности. Последний раз прошу изложить суть проблемы.

Очевидно, я требовал слишком многого. Мой собеседник сморщился, точно щелкнул зубами ампулу с цианистым калием, потом извлек из макинтоша огромный грязноватый платок и принялся вытирать запотевшие стекла очков и плешь, при этом стыдливо покашливая и подпрыгивая на месте, будто сидел на каленных гвоздях. Я понял, что случай нелегкий и мне самому необходимо расслабиться и получать удовольствие. Что я и сделал, открыв пакет сока, залил его содержимое в пылающий от тихого гнева организм.

Собственно, ничего страшного не происходит, Алекс. Прояви сочувствие к гражданину адвокату. Быть может, его высокопоставленный клиент развязал новую войну на окраине распавшейся империи и теперь они не знают, что делать: то ли просить покаянного прощения, то ли обрабатывать непокоренный кус земли термоядерными зарядами.

– Не желаете, Ирвинг Моисеевич, - протянул пакет сока.
– Очень полезно.

– Нет-нет, спасибо.

– Кстати, почему вас зовут Ирвинг?
– решил снять напряжение глупым вопросом.

– Ааа, это родитель родной, царство ему небесное, - беспомощно засмущался.
– Трудился в американском, так сказать, торгпредстве.

– А вы, значит, пошли по другой стези?
– хотел отвлечь нервного собеседника от проблем.
– И сколько на круг получается?

– Как?

Я сделал выразительный жест пальцами: many-many. Меня поняли - все зависит от договора с клиентом. А так - известный адвокат получает около трехсот баксов в час.

– Значит, нам не нужно торопиться?
– пошутил я.

– Нет-нет, что вы, напротив, - снова занервничал господин Лазаревич. Дело безотлагательное. Промедление смерти подобно.

Я развел руками, пока мы стоим на месте во всех смыслах и напел:

– Мальчик хочет в Тамбов, чики-чики-так. Или не так?

– Да-да, я вас понимаю, - и выудил из саквояжа тоненькую папочку. Вот собрали, так сказать, необходимые материалы на разыскиваемого. Ну того, кого вам надо...

– Я понял, - и протянул руку к папке.
– Разрешите полюбопытствовать.

Ничего интересного не обнаружил: цветная фотография молоденького педераста с крашеными баками и несколько страничек, где излагалась биография клиента и прилагались адреса возможного его пребывания.

– Не густо, - вынужден был признать и попросил изложить существо дела.

Внимательно выслушав сбивчивое повествование адвоката, я задал несколько уточняющих вопросов, после чего заявил, что мне необходимо встретиться непосредственно с заказчиком.

– Нет-нет, - запаниковал господин Лазаревич.
– Это исключено.

– Почему?

– Потому, что мой клиент, так сказать, доверил лично мне вести все переговоры.

– В противном случае ищите сами, - и махнул рукой на дождливый город.
– Найти иголку в стогу сена на основе вашей, простите, Ирвинг Моисеевич, ахинеи?

– Я... я все вам рассказал, - вскричал адвокат.

– Все-все, да с чужих слов, - прервал.
– Ситуация пикантная, но вполне разрешимая, если относится к ней серьезно. Решайтесь, господин Лазаревич, посоветовал.
– Или вы со мной и получаете не только результат, но и свой гонорар, или...

Я умею убеждать людей: проклиная все на свете, защитник интересов высокопоставленного шалуна, взялся за сотовый телефончик. Разговор с невидимым клиентом напоминал беседу доктора с душевнобольным пациентом, не понимающего, что клистир с хлоркой ему прописан в его же жизненных интересах.

– Михаил Яковлевич, дорогой мой человек, - мучился адвокат.
– Я прошу, ради всего святого. Мы имеем дело с очень порядочным специалистом в своей области.
– Я млел от таких слов.
– Нет-нет, все предельно доверительно, ни одна живая душа-с...
– И наконец, закончив треп, с облегчением сообщил, что нас ждут на государственной даче № 6, скрытой в подмосковных сосновых лесах.

Разумеется. Как я и предполагал, ситуация для одного из провинциальных выдвиженцев, кинутых во власть, настолько худая, что он готов душу заложить дьяволу в карминном кушаке.

Из путаного изложения адвоката я понял следующее: Михаил Яковлевич Фиалко питал самые нежные чувства не только к родине, но и к однополым её гражданам. Проще говоря, относился к тем, кто имел нетрадиционную сексуальную ориентацию. Ну а, если выражаться без всяких адвокатских обиняков: был высокопоставленным гомосексуалистом.

– У каждого свои недостатки и свои достоинства, - заметил я на это. Педерастия широко шагает по стране, это теперь известно и младенцам. Почему бы ей не перешагнуть и за кремлевскую стену?

Этот откровенный вопрос вызвал боли в желудке господина Лазаревича не привыкла картавящая плешь к правде жизни и таким же словам и посему страдала:

– Молодой человек, будьте так добры, выбирайте выражения, пожалуйста.

Я засмеялся: это ещё выражаюсь на языке изысканного Монтеня. И только потому, что к этой проблеме отношусь с брезгливым равнодушием. Хотя многие из моих товарищей по оружию смотрят на эту проблему весьма радикально.