Скованные намертво

— Я должен сам заплатить за удовольствие лицезреть вас, уважаемая Маргарита, — он наклонился и поцеловал ей руку.

Порой запасы галантности в Егорыче поражали Аверина. Его манеры никак не вязались с промасленным халатом, немного потертым видом и родом занятий.

— Забавный человек, — сказала Маргарита, трогая машину. Водила она уже вполне прилично.

— Да. Порой даже чересчур.

В те же дни Аверин, чувствуя себя законченным бабником, созвонился с Наташей и Светой. Света сидела дома.

— Приезжай, навестишь меня на смертном одре.

— Это почему на смертном?

— Придавили. Репортаж делала, а тут красно-коричневые с омоновцами сцепились. Загнали демонстрантов в подземный переход на Пушкинской. Красно-коричневые прыткие, сбежали, а омоновцы отделали тех, кто не успел, — там как раз проститутки оказались и ларечники. И я не успела.

— Бегать лучше надо.

— Так вы бы сначала спросили, прежде чем бить.

— Приеду.

Он выбрал свободную минуту и заглянул к ней домой. Света выглядела нормально. Больничный, по мнению Аверина, она получила совершенно зря.

— Ну и чего ты добилась своим героизмом? — спросил он.

— Вот, — она гордо показала статью в американской газете.

Аверин прочитал ее фамилию и рассмотрел фотографию пылающего Дома Советов. И еще — на этот раз статья была на немецком языке.

— Много заплатили?

— Нормально.

Аверин пробежал глазами статью на немецком, со вздохом произнес:

— Молодец.

— Котик, ты сам не свой. Не смотри волком. Это моя работа — писать.

— Правильно, у всех своя работа. Отлично пишешь: «за переход к демократии надо платить». Заплачено. Полновесной монетой.

— Ой, не надо.

— А сколько еще придется платить?

— Дорогой, у меня и так голова тяжелая от политики. Кстати, Фиму ранили.

— Кого?

— Который про тебя как лидера общества «Память» написал.

— Он что, в ОМОН записался?

— Нет, смотрел со стороны, тут его пулей и задело.

— Жить будет?

— Будет.

— А зря.

— Злобный ты, Аверин. Ох, злобный. Ладно, заканчиваем об этой чертовой политике. Лучше давай поговорим о призах и подарках.

— На, — Аверин протянул изящную глиняную фигуру, изображавшую сапожника в сапожной мастерской. Все было исполнено необычайно тонко — каждый сапожок, каждый инструмент. Света захлопала в ладоши.

— Прелесть.

Она коллекционировала статуэтки, занимавшие все полки в ее квартире.

Несмотря на полученные ранения, Света оказалась вполне годной для определенного рода занятий. К вечеру очухались в постели, и Аверин в очередной раз подумал, насколько аморальным выглядит его образ жизни со стороны. Раньше бы за подобное его вышибли из партии и разжаловали до сержанта.

— Мне пора. Завтра тяжелый день.

— Не забывай, — усмехнулась Света.

Домой он добрался, когда уже стемнело. Вошел в подъезд. Поднялся на этаж.

— Стоять! Стой, говорю, сволочь! — послышался дикий крик.

Он резко обернулся, отпрянув в сторону. Увидел двоих. На рукаве сержанта в сером комбезе сиял шеврон «ОМОН ГУВД». А старший лейтенант был в обычной милицейской форме.

— Руки за голову, — заорал омоновец.

Аверин приподнял руки, медленно. Увидел яростные испуганно-агрессивные глаза омоновца. Автомат был снят с предохранителя и затвор взведен.

— Поосторожнее, сынок, — произнес Аверин.

Омоновец подскочил, занес приклад для удара. Аверин просчитал траекторию, понял, что сейчас сшибет омоновца с ног, потом даст в нос старшему лейтенанту. Омоновец что-то почуял, его смущала массивная фигура, от которой исходила физическая сила. Смутила уверенность, с которой держался этот человек, и отсутствие какого-либо смятения. Сержант нахмурился и отступил на шаг. Старший лейтенант подошел к Аверину, обшарил карманы и торжествующе произнес:

— У него, гада, ствол. Вытащил пистолет Макарова.

— Отоварить надо, бандюка, — омоновец шагнул и снова занес автомат.

— Я тебе отоварю, сопля, — произнес Аверин. — Старлей, заодно и удостоверение посмотри.

— Чего? — агрессивно подался вперед омоновец.

— Удостоверение в правом кармане, — повторил Аверин, ошпарив сержанта взглядом.

Старший лейтенант полез к нему в карман и вытащил удостоверение.

— Старший оперуполномоченный по особо важным делам ГУУР МВД РФ, — вслух прочитал он и неуверенно добавил. — Таких ксив за три рубля десяток.

— Да? А таких старлеев на каждом углу сотня, так что без одного милиция обойдется. Сегодня же будешь у начальника Управления на ковре. А завтра в рэкете работу станешь искать.

— Ну, это… — старший лейтенант задумался. Омоновец молчал, с трудом пытаясь сообразить, что же происходит.

— Что, не устраивает? Пошли в квартиру, позвоним дежурному по ГУУРу. Он бригаду пришлет, — продолжал напирать Аверин.

Старший лейтенант повертел в руках удостоверение, козырнул:

— Извините.

— Вы вообще чего приперлись?

— Ваша соседка позвонила в отделение, сказала, что в этой квартире живет боевик, участвовавший в защите «Белого дома».

— Боевик, да?

— Да…

Тут дверь тридцатой квартиры распахнулась, выглянула соседка, захихикала:

— Повязали урода… У, бандит. Президента убить хотел. Нашего президента.

Она заговорщически захохотала. И с размаху захлопнула дверь.

— Это она вызвала? А вы знаете, что она на учете в психдиспансере?

Старший лейтенант затравленно огляделся. Ему сейчас хотелось оказаться подальше отсюда.

— А теперь брысь отсюда, пока я добрый. А ты, пацан, меньше своей железякой маши. Дернулся бы, сейчас сопли по полу развозил.

— Ну, эта… — протянул омоновец.

— Что вы еще хотите возразить, товарищ сержант?

Омоновец нахмурился. Но промолчал.

Аверин зашел в квартиру. Упал в кресло. Истерия всеобщая. Поиск мифических снайперов, которые якобы обстреливали военных и милиционеров. Поиск врагов народа. Поиск защитников «Белого дома». Угрозы разобраться со всеми. Аверину было противно. Он с трудом представлял, что всего три дня назад пребывал в тихой Германии. Возвращение в Россию напомнило возвращение на фронт.

— Вот раскладка по достаточно серьезной бригаде, — сказал Леха Ледокол, протягивая дискету. — Шифр к информации «д-Тайга-4000».

— Понял, — Аверин положил дискету в карман.

— Где-то в России появился Паленый. Помоги мне его найти.

Паленый входил в перечень лиц, которых жаждал отыскать Ледокол.

— Чтобы как с Басмачом получилось?

— Ты же знаешь, что это за человек.

Аверин задумался.

— Хорошо. Попытаюсь.

— Попытайся. И Калача имей в виду.