Скованные одной цепью

Герман Эйк, «бывший» мафиози, любил гольф больше собственных детей. Впрочем, это, может быть, гипербола, но, судя по впечатлениям, полученным во время недавнего посещения федеральной тюрьмы, уж Герман Эйк точно любил гольф больше, чем своего брата Фрэнка. Короче, Уин утром позвонил Герману по служебному телефону и пригласил в тот же день сыграть в «Риджвуде». Эйк без колебаний согласился.

Он, конечно, был не настолько наивен, чтобы думать, будто за приглашением Уина ничего не стоит, но на это ему было наплевать. Появился шанс сыграть в «Риджвуде», а это редкая удача даже для самых богатых и самых влиятельных вожаков мафии. Да ради того, чтобы пройти по одному из самых легендарных полей Тиллингхеста, он готов всех локтями растолкать, а то, пожалуй, и очертя голову в расставленную федералами ловушку броситься.

— Еще раз спасибо за приглашение, — сказал Эйк.

— Спасибо, что пришли.

Они встретились на первой дорожке, известной под названием «Восточная первая». Сотовыми телефонами здесь пользоваться запрещалось, но Уин перед выездом переговорил с Майроном и поэтому уже знал о его свидании с Карлом Сноу. Правда, что из него можно было извлечь, непонятно. Уин на время отбросил мысли по этому поводу и подошел к мячу. Он сделал глубокий вдох и со свистом послал мяч вперед на двести девяносто ярдов.

Герман Эйк, у которого размах был как у гориллы, ответил ударом поверх деревьев, но мяч ушел влево и приземлился почти у семнадцатой метки.

Герман нахмурился и укоризненно посмотрел на клюшку.

— Знаете, мне как-то пришлось увидеть, как на турнире «Барклай опен» Тигр ударил вот так же.

— Точно, — кивнул Уин, — вы с Тигром прямо на одно лицо.

Герман Эйк улыбнулся, обнажив устрашающе заостренные зубы. Приближаясь к восьмидесяти, он тем не менее носил ярко-желтую куртку для гольфа марки «Найк драй-фит» и, следуя последней, хоть и считавшейся в кругу гольфистов дурным тоном моде, светлые расклешенные брюки с широким черным ремнем с серебряной пряжкой величиной с колесный диск.

Эйк запросил маллиган [29] — что вообще-то считается перебором и чего сам Уин никогда не делал, будучи чьим-то гостем — и установил на базе новый мяч.

— Позвольте кое о чем попросить вас, Уин.

— Сделайте одолжение.

— Как вам, возможно, известно, человек я немолодой. — Эйк снова улыбнулся. Он хотел походить на доброго дедушку, но с такой челюстью больше напоминал лемура. Загар у него был скорее рыжий, чем коричневый, а цвет волос отдавал тем особенным оттенком седины, какой можно приобрести только за деньги, — короче, он носил шикарный парик. Лицо было в морщинках и какое-то совершенно застывшее.

29

Маллиган — так в гольфе называется право повторного удара.

Подтяжки. Многократные. Кожа слишком гладкая, слишком лоснящаяся, что придавало сходство с манекеном, какой могла бы сделать на досуге мадам Тюссо. Выдавала шея. Тощая шея, на которой кожа висела мешками, как мошонка.

— Да, я в курсе, — подтвердил Уин.

— Вам также, возможно, известно, что я руковожу большим количеством разнообразных легальных предприятий.

Если вам находят нужным сказать, что предприятия «легальные», можете быть уверены, что скорее всего они таковыми не являются.

Уин неопределенно хмыкнул.

— Так вот я и думаю: может, вы порекомендуете меня в члены этого клуба? — сказал Герман Эйк. — Ваше имя и ваши связи сильно облегчили бы мне доступ.

Уину стоило больших усилий сохранить самообладание. Ему также удалось не прижать руку к сердцу и не зашататься, хотя это было и нелегко.

— Что ж, об этом можно потолковать, — сказал он.

Герман подошел к мячу, наклонился, прищурился и устремил взгляд вперед, так, словно впереди расстилалась дорога к Новому Свету. Затем сделал четыре мучительно медленных пробных замаха. Мальчишки-кэдди, подносившие клюшки и мячи, обменялись взглядами. Герман снова осмотрел расстилающееся перед ним поле. Будь это кинофильм, можно было бы представить себе движение стрелок по циферблату, трепещущие на ветру листки календаря, желтеющие листья деревьев, наконец, восход солнца и идущую в рост новую зелень.

У Уина было кредо номер 12: потеть во время гольфа вполне допустимо, но долго потеть недопустимо.

Герман наконец нанес удар — мяч снова уклонился влево. Он ударился о дерево и упал на дорожку. Кэдди вздохнули с облегчением. Первые две лунки Уин с Эйком прошли, болтая о всякой всячине. По самой своей природе гольф — удивительно самодостаточная игра. Думаешь о счете, а все остальное уходит на второй план. Это славно во многих отношениях и, в частности, в том, что на серьезный разговор гольф настраивает в последнюю очередь.

На базе у третьей лунки игроки огляделись — вокруг тишина, зелень, покой. Потрясающий вид. На миг оба застыли, не произнося ни слова. Уин дышал ровно, полуприкрыв веки. Поле — подлинное святилище. Можно смеяться, конечно, да оно и верно: гольф — сложная игра, захватывающая даже самых опытных спортсменов, но в моменты, когда Уин оказывался с клюшкой в руках в такой день, как сегодня, когда погружался в умиротворяющий покой зелени, даже он, убежденный агностик, испытывал нечто близкое к высокому блаженству.

— Уин?

— Да?

— Большое вам спасибо, — произнес Герман Эйк. В глазах его стояли слезы. — Спасибо за все это.

Уин посмотрел на него. Чары рассеялись. Не тот это человек, с которым ему хотелось бы быть в такие минуты. Тем не менее это повод начать разговор.

— Так вот, насчет членства в клубе.

— Да? — Герман Эйк посмотрел на него со страстной надеждой новообращенного.

— Что мне сказать членам правления о ваших… э-э… деловых интересах?

— Я же говорил, они имеют совершенно законный характер.

— Да, но им захочется узнать о вашем прошлом.

— Прежде всего прошлое есть прошлое. К тому же оно не имеет ко мне никакого отношения. Позвольте задать один вопрос, Уин: в чем различие между Германом Эйком сегодня и Германом Эйком пятилетней давности?

— Может, сами скажете?

— Скажу. Разница заключается в том, что больше нет Фрэнка Эйка.

— Ясно.

— Весь этот криминал, разбой — это не я. Это мой брат Фрэнк. Вы же его знаете, Уин. Фрэнк грубый человек. Злой, жестокий. Как я только ни старался приструнить его. Это он во всем виноват. Так можете и сказать членам правления.

Продает брата за членский билет гольф-клуба. Королевский поступок.

— Знаете, я не уверен, что членам правления понравится, что вы вот так топчете родного брата, — заметил Уин. — Они очень дорожат семейными ценностями.

Взгляд налево, взгляд направо, переключение скоростей.

— Да что вы, вовсе я его не топчу. Слушайте, я люблю Фрэнка. Он мой младший братишка. И навсегда им останется. Я о нем очень пекусь. Вы ведь, наверное, знаете, сейчас он в тюрьме?