Скрип на лестнице

Значит, в этом доме живут не одни старики, подумала Эльма и почувствовала небольшое облегчение. После того как она вернулась в Акранес и въехала в эту квартиру, она сама не могла сказать, как ей жилось. Порой ей казалось, что она ровесница своих пожилых соседей по дому. По крайней мере, она стала вести такую же жизнь, как они: долгие одинокие вечера дома и прогулки по выходным. Но в то же время она снова ощущала себя подростком. Она почти не готовила дома, а ходила обедать к родителям, и там ложилась на диван и смотрела новости вместе с папой, пока мама стряпала. Совсем как пятнадцать лет назад.

– А отпуска между рейсами у тебя бывают? – спросила она, когда они вошли.

– Да. Месяц дома. Но я в это время учусь, так что много отдыхать не получается. – Он улыбнулся и остановился на лестничной площадке. – А ты где работаешь? Ты ведь не с работы пришла?

– С работы. Я в полиции. Сегодня был длинный рабочий день. – Она зевнула, словно для того, чтобы подчеркнуть, как устала.

Парень кивнул. Перед тем как скрыться в квартире напротив, он сказал ей не стесняться и стучаться к нему, если ей потребуются яйца или сахар. «Правда, у меня ни того ни другого нет, но гостей я люблю», – усмехнулся он.

Когда Эльма вошла к себе в квартиру, ее встретила тишина. Вскоре квартира наполнилась журчанием воды: Эльма стала наполнять ванну. Она разделась и бросила одежду на темный кафель. Куча одежды на полу с каждым днем все росла, но это не беспокоило ее: в квартире все равно беспорядок, подумаешь, одной тряпкой больше или меньше. Пакеты из мебельного магазина до сих пор стояли в кухне нераспакованными. Нераспечатанный пакет молока в холодильнике был просрочен еще несколько дней назад. На этой неделе у нее не было времени навести порядок в своей жизни.

Она осторожно погрузила тело в горячую ванну и почувствовала, что наконец может расслабиться. Дрожь унялась, и она не смогла устоять перед соблазном погрузить под воду и голову. Но об этом она тотчас пожалела. Когда она ложилась спать с мокрой головой, утром у нее волосы торчали как трава на неухоженном газоне.

На следующий день они собирались поговорить с Эйриком. Хёрд истолковал наличие документов о разводе как подтверждение того, что виновен именно Эйрик, но у Эльмы такая уверенность отсутствовала. До сих пор не было выяснено, как Эйрик подкинул машину в тот гараж. Он и хозяева того дома никак не были связаны друг с другом. Она надеялась, что техотдел найдет в машине что-нибудь, что прольет больше света на происшедшее. Фотография девочки (она была уверена, что это именно Элисабет) по-прежнему занимала все ее мысли. Элисабет не хотела возвращаться в Акранес из-за человека, сделавшего этот снимок? Он все еще жил в этом городе?

Ее веки отяжелели, она почувствовала, как по телу разливается истома. Ее дыхание замедлилось, поверхность горячей воды стала почти зеркальной.

Она лежала в мягкой постели. Белое постельное белье с вышитыми цветочками прикасалось к ее телу. В темной комнате стояла нестерпимая жара. Он сидел на краю кровати спиной к ней и смотрел в окно. А за окном была только чернота и фонари, светящие на темный асфальт. Она приподнялась и потянулась, чтобы положить руку на его голую спину. «Давид!» – прошептала она – и ухватила пустоту.

Она вздрогнула, проснулась и открыла глаза. Белизна кафельных стен резала глаза. Вода в ванне остыла. Она вылезла оттуда и плотно закуталась в мягкий халат. Когда она наконец заснула, ночь прошла без снов, и когда она проснулась вновь, разлука была нестерпима.

* * *

Званый ужин начался обыкновенно. Ауса подошла вслед за Хендриком к синему дому, и двери открылись, не успели они позвонить. Их встретила широко улыбающаяся Тоурни. Как и часто прежде, при виде Тоурни Аусу охватил комплекс неполноценности. Она всегда так роскошно выглядела, блузка так хорошо сидела на ней, а юбка так сочеталась с высокими каблуками. Сама Ауса была в одежде, которая стоила целое состояние, но это, казалось, было не важно: все равно она никогда не выглядела так шикарно, как Тоурни. Она знала, что и Хендрик так считает. Они по обычаю расцеловались в обе щеки, а потом вошли в дом и сняли верхнюю одежду.

– Как здесь хорошо пахнет, – пробасил Хендрик и глубоко вдохнул. Перед походом в гости он выпил бокал виски, и, как обычно, после этого его голос стал ниже, а дикция менее четкой. Впрочем, виски не помешало ему вести машину, и Ауса уже давно перестала возмущаться по этому поводу. Вряд ли полиция стала бы останавливать Хендрика Бьяртнасона. Нет, он думал, что такого быть не может. А Ауса почти надеялась, что его все-таки остановят. Каждый раз, завидев белую полицейскую машину, она решительно заглядывала в нее. А потом не могла унять раздражение по поводу того, что полицейские только приветствуют Хендрика кивком, а ни разу так и не остановили.

– Харальд на кухне. Хендрик, поди поздоровайся с ним, а нам, девочкам, надо немного поболтать. – Тоурни подмигнула Аусе. Она взяла ее под руку, повела в парадную гостиную и предложила сесть. – Что нового в семье? – Тоурни достала из застекленного буфета два хрустальных бокала и до половины наполнила их портвейном. Затем она села рядом с Аусой и стала смотреть на нее своими серо-голубыми глазами.

– Да нет особых новостей, – сказала Ауса, прихлебывая вино.

– Как чувствует себя Хендрик после того, как оставил работу? Ему, наверное, дома тяжело, ведь он всю жизнь работал за троих. – Тоурни скрестила ноги и одернула юбку.

– Он в гольф играет. Я его дома почти не вижу: все гольф да гольф, – ответила Ауса, делая второй глоток. Она ощутила, как от вина внутри у нее потеплело.

Тоурни заливисто рассмеялась:

– Милочка, тебе нужно какое-нибудь хобби. Приходи ко мне в группу любителей пеших прогулок. Тут дело даже не в том, чтобы двигаться, хотя это всем полезно, а в общении.

Ауса тихонько вздохнула. Тоурни уже несколько лет пытается заполучить ее в эту группу. Как удалось выяснить, пешим прогулкам они там посвящали только половину времени, а вторую половину пили кофе и ели пирожные. И это называлось двигаться.

– Я подумаю. – Ауса по опыту знала, что спорить с Тоурни бесполезно.

– Тебе будет полезно. Иметь хобби – это важно. – Тоурни послала Аусе ободряющую улыбку. – Давай сюда свой бокал, я еще налью.

Ауса посмотрела на свой бокал. Она даже не заметила, как быстро его опустошила. Пила она крайне редко и только небольшие порции. Наверное, просто по старой привычке. Она всегда воздерживалась от этого, потому что Хендрик выпивал много, а кто-то в доме должен сохранять трезвый рассудок. А сейчас ей ни о ком не надо было думать, кроме себя самой. Больше не надо было беспокоиться ни о детях, ни о чем. Ей понравилось ощущение, когда на нее спустился хмель. Все стало каким-то нереальным. Ведь в последнее время окружающий мир был чересчур уж реальным. А ей хотелось ненадолго скрыться. На миг все забыть.

– Когда-то я по вечерам ходила в клуб рукоделия, – быстро проговорила она. В ее голове вдруг ожило воспоминание: спицы, стулья, обтянутые бурой холстиной, болтовня женщин. – А сейчас просто дома вяжу.

Помнила она и то, почему перестала туда ходить.

– А почему ты перестала туда ходить? – веселым тоном спросила Тоурни.

– Тогда Хендрик по вечерам бывал дома. А потом перестал бывать дома, а мне надо было смотреть за детьми, – сказала Ауса, откидываясь на спинку дивана. Она зевнула и погрузилась глубже в темно-коричневую кожу. Она представила себе вечера, которые провела вдали от дома. Квартиру, в которой они жили, с коврами в гостиной и балками на чердаке, служившем спальней. Черный песок и волны моря. Она представила себе светлые волосы. Голубые глаза. На миг она почувствовала, что вот-вот расплачется. Она уже годами не плакала. С самого того несчастного случая. Тогда она много месяцев рыдала, а потом как будто исчерпала весь запас слез. Как будто у нее шлюзы пересохли. Как будто на всю жизнь наплакалась. И сейчас она не плакала – это было что-то другое.