Скрипка синьора Орланди

Имея при себе изрядную сумму денег, Володя мог не скупиться, а поэтому через пять минут после выхода из филармонии в его руке пламенел большой роскошный букет пунцовых роз. С этими цветами он казался себе более солидным и представительным, поэтому когда швейцар в цилиндре, стоявший на страже у входа в "Европу", спросил, куда он идет, мальчик, не задерживаясь в проходе, на ходу бросил:

– В сто первый номер, к маэстро Маркевичу!

Однако, когда, ступая по мягкому ковру, он подходил к нужной двери, сомнения заставили Володю призамедлить шаг. Скрипач вовсе не обязан был отвечать на его вопросы, к тому же он наверняка все ещё дурно чувствует себя, если вообще не уехал поскорее в родную и теплую Одессу-маму из неприветливого Питера, где и концерт-то сыграть в нормальной обстановке нельзя - напустят какого-то газа!

Володя постучал.

– Ну, кто там еще?!
– раздался из-за белого пластика чей-то томный голос.

– Господин Маркевич, всего лишь букет от почитателей вашего таланта...
– проговорил Володя, краснея.

Скрипач, как видно, был человеком интеллигентным и отказать поклонникам в такой безделице не мог, даже находясь не в форме. Замок мягко проскрежетал, и в проеме распахнувшейся двери выросла высокая фигура музыканта с красивым, гордым лицом, похожим на орлиное, - нос крючковатый, с большой горбинкой, глаза блестят, а брови сведены на переносье. Густые, да ещё и вспушенные химической завивкой волосы маэстро делали голову огромной и круглой. "Одуванчик".
– Отчего-то подумалось Володе, который поклонился и протянул Маркевичу букет:

– Извините, господин Маркевич, что потревожил вас. Вчера я собирался прийти на ваш концерт, но не успел...

Лицо скрипача ожесточилось, сделав его ещё более похожим на орла. Маркевич, взяв букет, смотрел на Володю и раздумывал секунд десять, а потом сказал:

– А ну проходи! Кофе с тобой пить будем! Ты любишь кофе? Настоящий "Мокко"!

Володя с блеянием, в котором можно было разобрать слова "Да кто же не любит кофе", вошел в комфортабельный и просторный номер, правда, с неприбранной широкой кроватью. Маркевич же сразу включил в сеть электрокофеварку и плюхнулся на кресло рядом со столиком, заставленным чашками, бокалами, бутылками со спиртным. Плеснув себе в бокал коньяка, он выпил залпом и сказал:

– Прости! Вот так всю ночь лечусь! Если б не коньяк, не знаю, как бы я пережил то, что со мной случилось. Да ты садись, садись!
– Он коротким резким жестом указал на кресло напротив и спросил: - Коньяка не хочешь немного?

– Нет-нет, не надо. Лучше кофе.

– Тогда жди.
– Он вздыбил и без того пышные волосы и мрачно заговорил: - вчера я впервые в жизни побывал в гостях у самого дьявола и, признаться, больше к нему не собираюсь!

– Простите, я слышал, что на вчерашнем концерте случилось что-то. Будто газ...

– К черту газ! К черту!
– вскричал Маркевич, нервно жестикулируя. Про газ наболтали газетчики, телевизионщики, потому что в зале кто-то прокричал слово "газ". Нет, не было никакого газа, не было!

– А что же было?

– Что?
– замер Маркевич и вдруг поднялся.
– Была лишь одна моя игра. Я, скрипка и зал!

Скрипач налил кофе Володе и себе, а когда снова сел за стол, заговорил глухим голосом:

– Вчера, как я теперь понял после бессонной ночи, ко мне незадолго до концерта сюда, в номер, пришел... черт.

– Да что вы говорите?
– похолодел Володя, и чашка в его руке мелко-мелко затряслась.

– Да, милый мальчик, именно черт, потому что только посланцы ада могут творить то, что случилось вчера со мной. С виду это был самый обыкновенный мужчина, самой банальной наружности: лет сорока пяти, потускневший, как выцветшая ситцевая рубаха, линялый какой-то, впрочем, с хорошими манерами. Он тоже представился почитателем моего таланта, и я сразу заметил у него в руке скрипку в футляре. Пошаркав передо мной ножкой, он, поняв, что мне некогда, сказал:

– Господин Маркевич, не знаю, есть ли у вас скрипка работы великого Страдивари?

– Нет, я играю на старинной русской скрипке работы мастера Лемана. Тоже очень хороший инструмент.

– Но я думаю, любой уважающий себя виртуоз мечтает играть на скрипке Страдивари.

– Возможно, - сказал я уклончиво и начиная раздражаться.
– Вы мне хотите продать скрипку кремонца?

– Нет, не продать, а подарить, - сказал, улыбаясь, незнакомец.
– Вот она, взгляните.

И он достал из футляра скрипку прекрасной формы орехового цвета. Признаюсь, я немало держал в руках скрипок и играл на них. Играл на инструментах и великих итальянских мастеров, но этот экземпляр заставил мое сердце забиться быстрее. По форме вырезов-эфов, по тому, как была сконструирована головка, я сразу угадал в скрипке руку Страдивари, но что-то в ней было и особенное...

– Что же?
– затаив дыхание, спросил Володя.

– Так, небольшие особенности в форме. Хотя разве Страдивари штамповал свои инструменты? Дело было в чем-то другом, неуловимом, но самое главное, на боковине, где обычно мастера ставили свое клеймо, выжигая его при помощи штампа, у этой скрипки ничего не было.

Вы ищете клеймо?
– сказал незнакомец.
– Не ищите, его здесь нет, но стоит ли сомневаться в том, что это скрипка великого Антонио? Когда вы возьмете в руки смычок, то убедитесь в этом.

Смычок был в футляре, и я решился - извлек несколько звуков разной тональности. Скрипка звучала просто божественно! Звук был громким, тугим, но и каким-то бархатистым одновременно. Можно сказать, такого красивого звука я никогда не слышал! Представить себя обладателем такого великолепного инструмента я прежде и не смел, а тут тебе его просто хотят подарить.

– Я вижу, вам нравится скрипка, - вкрадчиво произнес незнакомец.
– Ну так пусть она будет ваша, но при одном условии.

– Каком же условии?
– спросил я, весь трепеща.

– Условие мое такое - сегодня вечером вы будете играть на этой скрипке. Если вы отыграете на ней всю программу, то оставите инструмент у себя. Я к вам даже не подойду за благодарностью. Ну, как вам мое условие?

Условие мне показалось не только исполнимым, но и очень выгодным. Инструмент был в полном порядке, держать его в руках было одно удовольствие, играть - тем паче. Я кивнул, пожал в знак своего согласия руку незнакомца, - холодная, знаешь ли, такая рука!
– и мужчина удалился, оставив в моих руках скрипку. Я ещё раз провел смычком по струнам, пробуя инструмент в деле, вторично убедился в его отменных качествах, уложил в футляр и стал собираться на концерт.

Маркевич плеснул коньяк в кофе, выпил и сморщился, став очень некрасивым, а Володя задал вопрос:

– А когда вы попробовали скрипку здесь, в номере, ничего странного не ощутили?

– Ощутил, только это чувство было не странным, а скорее возвышенным. Тогда я приписал это действию прекрасного звука скрипки. Но вот что произошло потом... Я вышел на сцену в приподнятом настроении. Я люблю питерскую публику, чуть холодную, но все-таки понимающую, и тогда, перед этим переполненным залом, я казался себе полководцем, вышедшим сразиться с... врагом в лице непонимания, холодности и чопорности. Я решил во что бы то ни стало победить этого врага, и в моих руках имелось великолепное оружие - скрипка Антонио Страдивари! Аккомпаниатор начал, и я вступил...