Скрижали бессмертных богов
Шрифт:
На частном аэродроме их встречал серебристый минибус. Ирвинг с археологом устроились рядом с шофером и стали активно обсуждать маршрут путешествия. Музей было решено посетить завтра. В Каире они намеревались задержаться дня на три. Потом, если Касины исследования никуда не приведут, отправиться в Саккару на встречу с группой местных археологов. Находка, судя по всему, была интересной, но немного непонятной. Поэтому местные и вызвали парижских экспертов. Во всяком случае, именно эту версию рассказал ей Ирвинг.
Она вспомнила свое первое путешествие в Египет. Почему-то тогда из всех возможных маршрутов она предпочла один – Синай. Никогда она не была религиозной, но это название говорило многое и обещало многое. Уговорил ее на это путешествие сокурсник по Сорбонне Рамдан. Ему хотелось показать друзьям землю своих предков. Сын шейха, он без ложной скромности рассказывал, что его род принадлежал к одному из самых древних бедуинских родов Синая. И что – почему бы и нет? – его дальние-дальние предки когда-то встречали Моисея. Кася посмеивалась, слушая Рамдана, но, когда сама оказалась в этой удивительной стране, у нее и на самом деле возникло ощущение прикосновения к чему-то загадочному,
Она помнила, как после суеты и вавилонского столпотворения Шарм-эль-Шейха на них обрушилась тишина. Эту завесу молчания изредка нарушали крики верблюдов и легкое посвистывание ветра в ущельях. Они шли по утрамбованной каменистой тропе. Там и сям за гору цеплялись небольшие бустаны, сады, огороженные каменной стеной. Каким-то чудом бедуинам удавалось выращивать в них фиговые деревья и финиковые пальмы. Рамдан им пытался объяснить традиционную технику орошения, когда ухитрялись использовать воду немногочисленных дождей в течение достаточно продолжительного времени. Сейчас Кася уже не помнила все подробности их тогдашнего путешествия. Только несколько вещей осталось в памяти: величественный и выросший, словно мираж в пустыне, монастырь Святой Екатерины Синайской. Один из самых древних монастырей был крепостью, построенной в далеком VI веке на месте, где, по преданиям, Моисей увидел Неопалимую Купину. И снова Моисей, пронеслось в голове. Потом было долгое восхождение под палящим солнцем, запах раскаленного камня в воздухе, пыль под ногами и удивительно синее небо над головой. Время от времени вдалеке показывалась белая крыша часовни Святой Екатерины Синайской. Был уже вечер, когда они добрались до вершины. Этот момент она запомнила навсегда, когда под ногами открылась потрясающая панорама: с одной стороны – сверкающие лазурью воды залива Агаба, с другой – зеркалом отсвечивающий Суэцкий залив. И прямо перед ними лучи заходящего солнца окрашивали в красно-оранжевые тона зубчатые вершины Синая. У нее перехватило дыхание и захотелось плакать. Так они и сидели, очарованные, взволнованные, не думая ни о голоде, ни о жажде. Ночь опустилась, и, словно по мановению волшебной палочки, на находящихся напротив склонах горы Моисея заплясали тысячи электрических фонариков. Паломники и туристы поднимались на священную гору, чтобы увидеть рассвет нового дня там, где, по преданиям, Моисей встретил Бога.
От воспоминаний ее оторвал голос Ирвинга:
– Это ваша первая поездка в Египет?
– Нет, не первая, но раньше я сюда приезжала исключительно как турист.
– Отлично.
Группа расположилась в фешенебельном квартале Земалек. Тенистые аллеи и виллы двадцатых годов девятнадцатого века, огромное количество книжных, ювелирных магазинчиков, антикварных лавок и уютных ресторанчиков сразу покорили Касино сердце. Квартал располагался на острове посреди Нила, что добавляло ему особое очарование. Кася, раскидав свои вещи в скромном, но очень комфортабельном отеле, сразу отправилась осматриваться. В любом случае сегодняшний вечер был предназначен для отдыха, и ей очень хотелось оторваться от группы Ирвинга и остальных. В подробности экспедиции в Саккару ее все равно не посвящали, поэтому она могла себе позволить свободный вечер. Побродив по магазинчикам и купив пару сувениров, она устроилась на великолепной террасе ресторана «Секвойя». Полюбовавшись открывающимся с террасы видом на Нил, ажурным кружевом моста, построенного автором Эйфелевой башни в Париже, и выстроившимися в ожидании туристов прогулочными теплоходами, она заказала коктейль с каким-то сложным названием. Потягивая приятный и совсем некрепкий напиток, молодая женщина расслабилась, но в какой-то момент почувствовала неожиданный дискомфорт. За ней явно кто-то наблюдал. Стараясь не показывать своей встревоженности, откинулась на кресло и со скучающим видом стала рассматривать посетителей ресторана. Краем глаза Кася заметила знакомое лицо и еле сдержала вскрик. Прямо за ней, в затемненном углу террасы, сидел хорошо знакомый человек, которого меньше всего она ожидала увидеть здесь. Пока она размышляла, мужчина, которого она знала под именем Рината Бикметова, поднялся и уверенным шагом вышел из ресторана. Она же так и осталась сидеть. Ощущение приятно проведенного вечера исчезло без следа. Убедившись, что лже-Бикметова и след простыл, Кася поспешила обратно в отель. В номере она плотно закрыла дверь, проверила окна и задернула шторы. Только в этот момент она заметила, что здесь явно кто-то был. Уборку должны были делать только на следующий день. На всякий случай на следующий день Кася решила оставить работающей камеру наблюдения. Печальный опыт посещения ее квартиры и номеров в гостиницах, в которых она останавливалась, нежелательными субъектами приучил ее к тому, что иногда меры предосторожности были далеко не лишними. Поэтому утром, перед назначенным на этот день посещением музея полковника Вестфорда, она привела в действие замаскированную в несессер камеру. Сведения передавались прямиком на Касин мобильник. Камера в автономном режиме была способна работать в течение десяти часов, так что на сегодня она была спокойна.
Египет, 1639 г. до н. э.,
время правления последнего фараона
XIII династии Тутимайоса
С утра все было готово. Нектанеб обязан был присутствовать на похоронах Шу и казни Ипура. Суд фараона был быстрым и безжалостным. В виновности Ипура ни у кого сомнений не возникло. Тем более всех потрясло, что именно Ипур, верный и преданный слуга фараона, руководил разграблениями гробниц. Причем наконец стал известен мотив: Ипур искал легендарные Скрижали Бессмертных. Во дворце после этого признания Ипура все находились в ступоре. И день суда стал днем славы королевского прокурора Хуфу, который все обставил самым выгодным для себя образом. Можно было только восхититься ловкости и сценическому таланту прокурора, обвинительная речь которого громом прозвучала в зале заседаний.
– Ты хотел бессмертия, Ипур?! Ты его получишь! Царские колесницы разорвут твое ничтожное тело на тысячи частей, гиены и шакалы подберут то, что останется от тебя, и никогда, слышишь, никогда душа твоя не достигнет зеленых лугов Осириса! Избавительница никогда не придет за тобой, и твоя душа обречена будет блуждать в потемках вечно, не находя выхода!
– Не-ет! Я не заслужил такой кары! – Вопль Ипура был ужасен, в нем не было уже ничего человеческого.
Зрители чуть не попадали в обморок от суровости кары. Правда, потом вмешался Сын Неба. Теперь Ипура ожидал более милостивый приговор, и все дружно пришли в восторг. Он должен был умереть замурованным в гробницу, но после смерти его ждала, как и всех, дорога в загробный мир. Во всяком случае, после смерти Ипуру дана была возможность заслужить прощение «ка» Шу. Зрители облегченно вздохнули, потом долго восхваляли правосудие фараона и радовались просвещенности и мягким нравам собственной эпохи.
Нектанеб отправлялся на казнь с тяжелым сердцем. Такие зрелища были не для него. Но не явиться – значило поставить под сомнение власть и решение фараона. Этого даже такой могущественный жрец, как Нектанеб, позволить себе не мог. Надев самую лучшую свою тунику, он спустился в тот момент, когда плакальщицы с посыпанными пеплом волосами затянули прощальную песню. Похоронный кортеж приблизился к богато украшенным лодкам, которые должны были переправить процессию на западный берег. Процессию замыкали закрытые носилки, охраняемые шестью солдатами. Всем присутствующим было известно имя находящегося в них.
Пронзительный звук медных труб возвестил о начале похоронной церемонии, и в этот момент солдаты поставили на место закрытые носилки. Глашатаи вновь затрубили, привлекая внимание толпы к происходящему. Все тут же обернулись к носилкам, зная, что должно произойти нечто очень важное. Из носилок двое слуг вывели одурманенного корнем мандрагоры Ипура. Было видно, что несчастный только наполовину понимал происходящее. Могущественного сановника было не узнать: измазанные нечистотами обрывки одежды, спутанная борода, блуждающий вгляд, оскалившиеся в безумной улыбке зубы.
Фараон поднял руку, и трубы замолкли. Громовым голосом он возвестил:
– Перед вами мой слуга Ипур. Он нарушил свою клятву служить мне верой и правдой. Гнев фараона обрушится на него, и нечестивый никогда не узнает покоя. Повелеваю заключить его в гробницу Шу, чтобы до скончания веков он служил умершему как презренный раб! Только так он сумеет заслужить прощение Богов!
Толпа задрожала, и все, как один, повернулись в сторону несчастного. Конечно, это наказание не было самым страшным. Но смерть заключенного в гробницу была ужасной. Только Ипур единственный, казалось, не понимал происходящего. Он продолжал дико улыбаться, качая, как болванчик, головой. Наконец жрецы закончили читать последние главы Книги восхождения к Свету. «Ка» несчастного Шу теперь должно было спокойно пройти через все препоны и навечно поселиться на заоблачных полях. Все взоры обратились к Ипуру, которого к тому времени вымыли, побрили, одели в чистую тунику. Мандрагора продолжала действовать, и покорного Ипура спокойно подвели к входу в гробницу. По обычаю, дальше он должен был двигаться один. Ипур, не оглядываясь, послушно шагнул внутрь. Присутствующие, затаив дыхание, наблюдали. Потом слуги стали быстро замуровывать вход в гробницу. Изнутри не доносилось ни звука. И когда все уже разошлись, из гробницы раздался пронзительный вопль:
– Свет, дайте мне свет! Оставьте мне свет!
Крики сменили рыдания. Они были слышны совсем близко. Действие мандрагоры прекратилось слишком рано, и Ипур сумел вскарабкаться совсем близко к выходу.
– Господин, смилуйтесь! – кричал несчастный сановник. – Убейте меня! Не оставляйте меня! Дайте мне яд! Я ведь только ваш слуга! Смилуйтесь! Дайте мне свет!
Но на эти вопли никто не обращал внимания. Только задержавшийся Нектанеб остановился и повернул к гробнице. На вернувшегося жреца никто не обращал внимания. Он огляделся и решительным шагом направился прочь. Но сомнения не оставили его. Чем дольше думал, тем больше начинал сомневаться. Вина Ипура была несомненна, но что-то мешало поставить точку. И внезапно он понял, что именно не давало ему покоя. Как же он был глуп! Он упустил из виду самое очевидное: знаки прошлого! Именно так называли тайный язык символов, пришедший из глубины веков. Этот язык был доступен только единицам, и только эти люди могли прочитать зашифрованную часть плана. Странная мысль промелькнула в сознании. В памяти всплыла встреча с Ипуром в темнице фараона – и последние слова опального сановника: «Я был и остаюсь хранителем дома Повелителя, и ничто, слышишь, ничто не заставит меня предать его!» Ипур был предан фараону! В этом раньше он никогда не сомневался. Но что заставило Ипура нарушить клятву? И вдруг странная, дерзкая мысль промелькнула в сознании Нектанеба: «А что, если Ипур никогда не нарушал клятву?» Он должен был понять, в чем дело. Единственным, кто мог ему помочь, был сам Ипур. Поколебавшись, он все-таки решился. Сменив свою белую тунику на невыразительную серую накидку, он отправился к Городу Мертвых. Перебрался на другой берег, позаимствовав оставленную кем-то старую барку. Осторожно подобрался к гробнице Шу. Но изнутри не доносилось ни одного звука. Нектанеб прислушался – из гробницы доносились шорохи и тихое всхлипывание.