Скромный герой

Всегда ли было так? И в детстве — тоже? Ригоберто не мог набраться смелости, чтобы спросить прямо. Однако он убедился, что эта мания, этот зуд или проклятье только обостряется — до такой степени, что порой Ригоберто с ужасом представлял себе день, когда Лукреция, со всем мягкосердечием персонажа Германа Мелвилла, впадет в летаргию или в метафизическую апатию писца Бартлби^[52] и порешит больше не выходить из своего дома, а может быть, из своей спальни или даже не вставать с постели. «Боязнь утратить себя, лишиться себя, перестать быть собой» — так говорил Ригоберто сам себе. Вот на какой диагноз вывели его опоздания супруги. Секунды тикали, а Лукреция все не появлялась.

Ригоберто уже трижды громко звал жену, напоминая о времени. Конечно, скорбь и нервозность после звонка Армиды, сообщившей о внезапной смерти Исмаэля, сделали свое дело: страх остаться без собственного «я», забыть его, точно зонтик или плащ, только усугубился. Лукреция еще долго не выйдет, и они опоздают на похороны.

Наконец Лукреция появилась на пороге спальни. Она тоже была одета в черное, в темных очках. Ригоберто поспешил открыть входную дверь. Лицо его жены было искажено скорбью и неуверенностью. Что теперь с ними будет? Минувшей ночью во время бдения в церкви Санта-Мария-Рейна Ригоберто видел, как Лукреция рыдала, обняв Армиду возле открытого гроба, в котором лежал Исмаэль с подвязанным платком подбородком — чтобы челюсть не отвисала. Да и самому Ригоберто пришлось в этот момент приложить громадное усилие, чтобы не разрыдаться. Исмаэль умер именно тогда, когда решил, что выиграл все битвы, и чувствовал себя счастливейшим из смертных. Быть может, счастье его и погубило? Исмаэль Каррера был к нему непривычен.

Они спустились на лифте прямо в гараж, Ригоберто сел за руль, и они помчались к церкви Санта-Мария-Рейна, откуда кортеж с гробом должен был проследовать на кладбище «Сады покоя» в районе Ла-Молина.

— А ты заметил вчера, что ни Мики, ни Эскобита на бдении ни разу не подошли к Армиде? — спросила Лукреция. — Ни разу. Что за неуважение! У этой парочки совсем гнилое нутро.

Ригоберто заметил; заметили, безусловно, и многие из тех, кто в течение многих часов, почти до самой полуночи, проходил через капеллу, в знак траура убранную цветами. Венки, украшения, букеты, крестики и записочки покрывали весь пол и устилали церковный двор до самой улицы. Исмаэля любили и уважали очень многие, и доказательством тому — сотни людей, пришедших, чтобы проститься. Столько же или больше придут сегодня и на похороны. Однако и среди вчерашних, и среди сегодняшних есть и такие, кто на чем свет клянет Исмаэля за брак со служанкой, и даже такие, кто принял сторону Мики и Эскобиты и выступает за аннулирование этого брака. Взгляды присутствующих на бдении (и Ригоберто с Лукрецией в том числе) были направлены на гиен и на Армиду. Близнецы в строгих траурных костюмах и темных очках походили на гангстеров из кино. Вдову и сыновей покойного разделяли несколько метров, и Мики с Эскобитой ни разу не попытались перейти эту границу. Ситуация становилась комичной. Армида, тоже с ног до головы облаченная в траур, в черной шляпке с вуалью, сидела рядом с гробом, держа в руках платочек и четки, — она медленно их перебирала, шевеля губами в беззвучной молитве. Время от времени ей приходилось утирать слезы. А иногда Армида с помощью двух здоровенных дядек с лицами беглых каторжников вставала, подходила к гробу и молилась или плакала, склонившись над стеклянной крышкой. И продолжала принимать соболезнования от вновь прибывших. Тогда в движение приходили близнецы: они тоже подходили к гробу, скорбно крестились возле него, но при этом ни разу не обернулись в сторону вдовы.

— Ты уверен, что эти два боксера-тяжеловеса, весь вечер простоявшие рядом с Армидой, — это телохранители? — спросила Лукреция. — Они, скорее, выглядели как ее родственники. Пожалуйста, не гони так быстро. Хватит с нас и одного покойника.

— Абсолютно уверен, — кивнул Ригоберто. — Мне это подтвердил Клаудио Арнильяс. Адвокат Исмаэля теперь сделался ее адвокатом. Это телохранители.

— Тебе не кажется, что это смешно? — заметила Лукреция. — За каким дьяволом Армиде понадобились телохранители, хотела бы я знать.

— Сейчас она нуждается в них, как никогда, — ответил дон Ригоберто, снижая скорость. — Гиены вполне способны подослать к ней наемного убийцу. Такие вещи в нынешней Лиме не редкость. Я боюсь, как бы эта парочка негодяев не погубила Армиду. Ты просто не представляешь, какое состояние унаследовала эта вдовушка.

— Если ты и дальше будешь так вести машину, то я выйду, — пригрозила Лукреция. — Так вот, значит, в чем дело. Я подумала, что у нее в голове закипело и она наняла этих здоровяков просто для солидности.

Когда они подъехали к церкви Санта-Мария-Рейна в квартале Гутьеррес-де-Сан-Исидро, кортеж уже отправлялся в путь, поэтому супруги, не выходя из машины, присоединились к траурному каравану. Вереница машин казалась бесконечной. Дон Ригоберто видел, что при появлении катафалка многие пешеходы осеняют себя крестным знамением. «Страх смерти», — подумал Ригоберто. Сам он, как ему представлялось, никогда не испытывал сильного страха перед смертью. «По крайней мере, до сих пор, — поправил себя Ригоберто. — А здесь соберется вся Лима».

И действительно, собралась вся Лима. Лима крупных предпринимателей, владельцев банков и компаний (страховых, горнодобывающих, рыболовецких, строительных), телеканалов, газет, земельных владений и поместий; было здесь и много служащих из компании, которой еще несколько недель назад руководил Исмаэль, пришли и совсем бедные люди, которые когда-то работали на Исмаэля или чем-то были ему обязаны. Был и военный с позументами — вероятно, представитель президента республики, были министр экономики и министр внешней торговли. Случился небольшой инцидент, когда гроб спустили с катафалка и Мики с Эскобитой попробовали занять место во главе кортежа. Это им удалось всего на несколько секунд. Потому что, когда Армида вышла из своего автомобиля под руку с доктором Арнильясом в окружении уже не двух, но четырех телохранителей, эти громилы без колебаний проложили дорожку к самой голове процессии, решительно отстранив близнецов. Мики и Эскобита после секундного замешательства предпочли уступить место вдове и встали по бокам гроба. Они подхватили траурные ленты и шли в общем порядке, склонив голову. На похороны собрались в основном мужчины, однако присутствовало и немало элегантных дам, которые во время заупокойной молитвы с презрением разглядывали Армиду. Только видно им было не очень много. Вдова была все так же одета в черное, в шляпке и с большими темными очками, закрывавшими почти все лицо. Клаудио Арнильяс — из-под серого пиджака выглядывали его всегдашние цветные подтяжки — не отходил от Армиды, а четверка здоровяков образовывала за их спинами стену, за которую никто не решался заступить.

Когда церемония завершилась и гроб в конце концов подняли в нишу и закрыли мраморной плитой с именем покойного, с датами рождения и смерти — Исмаэль умер за три недели до своего восьмидесятидвухлетия, — телохранители и доктор Арнильяс, из-за спешки вышагивавший совсем уж бесшабашно, повели Армиду к выходу, никому не позволяя к ней приблизиться. Ригоберто отметил, что после отъезда вдовы Мики и Эскобита остались стоять возле ниши и многие подошли к ним с раскрытыми объятиями. Они с Лукрецией уехали, обойдясь без этого жеста. (Прошлой ночью на бдении они подходили к близнецам, чтобы выразить соболезнования, и рукопожатия были ледяные.)

— Давай заедем в дом Исмаэля, — предложила донья Лукреция. — Хотя бы на минутку, вдруг нам удастся поговорить с Армидой.

— Хорошо, давай попробуем.

Подъехав к дому в Сан-Исидро, супруги были удивлены, что возле входа нет скопления припаркованных машин. Ригоберто вышел, позвонил, и после нескольких минут ожидания супругов пригласили в сад. Там их ожидал доктор Арнильяс. Адвокат выглядел сообразно обстоятельствам и делал вид, что контролирует ситуацию, однако это было не совсем так. Он вел себя неуверенно.

— Тысяча извинений от Армиды, — начал адвокат. — Она провела всю ночь без сна, на бдении, и мы заставили ее прилечь. Врач требует, чтобы она немного отдохнула. Но все равно, давайте пройдем в гостиную и чего-нибудь выпьем.

У Ригоберто сжалось сердце, когда он понял, что адвокат ведет его в ту самую комнату, в которой он два дня назад видел своего друга живым.

— Армида очень признательна вам обоим, — сообщил Клаудио Арнильяс. Лицо у него сделалось озабоченное, он говорил, подбирая слова, с долгими паузами. Шикарные подтяжки сверкали всякий раз, когда распахивался его пиджак. — По ее словам, вы единственные друзья Исмаэля, которым она доверяет. Вы сами представляете, какой одинокой она себя сейчас чувствует. Она будет сильно нуждаться в вашей поддержке.

— Простите, доктор, я знаю, что сейчас не время, — перебил Ригоберто. — Однако вам, как никому другому, известно про все дела, которые со смертью Исмаэля остались в подвешенном состоянии. Вы можете сказать, что теперь со всем этим будет?

Арнильяс понимающе кивнул. Свою чашечку кофе он держал навесу, перед ртом. И медленно отпивал по глоточку. Хитрые стальные глазки на его иссохшем костлявом лице, казалось, наполнились сомнением.

— Все будет зависеть от парочки этих, так сказать, кабальеро. — Адвокат вздохнул, раздувая грудь. — Завтра в нотариальной конторе Нуньеса будет вскрыто завещание. Я более-менее представляю себе его содержание. Посмотрим, как отреагируют гиены. Их адвокат — сутяга, который склоняет их к войне и пустым угрозам. И я не знаю, как далеко они способны зайти. Сеньор Каррера оставил почти все свое наследство Армиде, так что следует готовиться к худшему.