Скрытые чувства

Здесь тоже царила паника: видимо, народ рвался посмотреть, что там за крики, сбивая на пути всех и вся. Только Ладислав, как ледокол, тащил нас вперед, подальше от всего этого. И я несколько долгих мгновений позволяла ему это, но потом, видимо, что-то во мне хрустнуло и надломилось.

Меня затрясло. Ото всех впечатлений за сегодняшний день.

— Кошмар, - просипела я не своим голосом.
– Они испортили показ.

Ладислав остановился. Так резко, что я едва не улетела инстинктивно вперед.

— Не испортили, - твердо заявил он.
– Показ закончился.

Он говорит это, чтобы меня утешить? Во всем виновата эта Кари! Ведь наверняка она собиралась повернуть второй прожектор. Но хватило и первого. Все не о коллекции теперь думают, а о заляпанных стеклах.

— Фелиса, мне так жаль, - пробормотала я.

— Лили, что за чушь?
– похлопала меня по плечу босс.
– Куратор доволен, я получила зачет.

— Не нужно лгать. Это все моя вина!

Если бы я сразу рассказала про Кари, ничего бы не случилось. Если бы не тратила время на разговоры с ней, они бы не успели вылить эту краску. Очень надеюсь, что это всего лишь краска, потому что кровавые потеки по-прежнему стояли перед глазами. А я ведь всегда считала, что крови не боюсь!

— Лилиан, - Ладислав поднял мой подбородок, заставляя смотреть ему в глаза, будто пытался загипнотизировать.
– Все в порядке. Вы в безопасности.

Я всхлипнула в ответ, и тогда меня прижали к груди. Крепко и нежно одновременно, защищая, согревая, унимая дрожь. Я уткнулась носом в его пиджак, вдыхая мужской запах с примесью соли и ларийских специй. Ставший уже чем-то привычным, родным.

— Это приступ какой-то? Может, ей нужно лекарство. Сейчас посмотрю в сумке…

Голос Фелисы доносился словно издалека, а вот мой мозг, одурманенный Ладиславом, соображал медленно. Поэтому на слово «сумка» далеко не сразу.

— Лили, что это?

Только повисшее молчание и то, как окаменели плечи ящера под пальцами, заставило меня вскинуть голову. Чтобы увидеть потрясенный, ничего не понимающий взгляд Фелисы, сжимающей в руках размотанную ленту с надписью «Кирон для киронцев».

И холод в глазах моего мужчины.

Я хотела ответить.

Правда хотела. Открывала и закрывала рот, но не могла произнести такие важные и нужные слова. Потому что стоило представить, что подумали Фелиса и Ладислав, и мне стало по-настоящему дурно. Особенно когда ящер отстранился, лишая меня теплоты своих надежных объятий и потянулся к проклятой сумке.

— Откуда у тебя эта лента, Лилиан?
– он спрашивал спокойно, но в одной только этой фразе я уже прочитала собственный приговор. Представила, как на меня надевают наручники и забирают в полицейский участок. Чтобы потом лишить работы, визы и свободы. Не знаю, что хуже: депортация из страны или тюрьма?

Но Лили, ты же не преступница! Это все ужасная ошибка. Скажи уже что-нибудь в свое оправдание! Тем более что Берговицы не спешили тыкать в меня пальцем и кричать: «Предательница!». Они просто выжидающе смотрели, и это ожидание нервировало даже больше.

— Я…

— Мы их упустили, - как назло перебил меня появившейся будто из ниоткуда высоченный ящер в строгом костюме телохранителя.
– По всему выходит, что это студенты Браса. Потому что как как сквозь землю провалились, готовились. И с ними явно был кто-то еще.

Ящер осекся, заметив размотанную ленту, и все снова дружно посмотрели на меня, что и стало последней каплей.

— Это не я!
– выпалила. Внутри помимо страха вспыхнули гнев и обида. За то, что на меня вообще так смотрели, и за то, что просто допустили мысль, что я способна поступить таким образом.
– Зачем мне подставлять Фелису?

— Действительно, зачем?
– поинтересовался Ладислав.

— Незачем, - мотнула я головой.
– Эту сумка досталась мне от другой девчонки. И я, увидев ее содержимое (не девчонки, конечно же, а сумки!), хотела обо всем рассказать, но Фелиса потянула меня на сцену. А потом… Потом это все случилось! С краской.

Пусть мои объяснения звучали путанно и странно, босс заметно расслабилась, а вот Берговиц продолжал сверлить меня жестким взглядом черных глаз.

— Где эта девчонка?

— Она была на лестнице, возле второго софита. Но потом сбежала. Я не смогла ее задержать.

— Почему вы не позвали охрану?

Его холодное «вы» ударило сильнее пощечины, и я едва подавила желание отшатнуться.

Почему не позвала? Потому что хотела, чтобы Кари разблокировала мой дар. Но если я расскажу всю правду, то только загоню себя в еще большую ловушку. Потому что заключила с Кари сделку. Потому что не рассказала о ней в первый раз.

Впору хоть проси адвоката.

— Думала, что справлюсь сама.

— Лил, ну ты отчаянная!
– присвистнула Фелиса.

— И как девушка выглядела?
– поинтересовался телохранитель, и я обрадовалась возможности перевести свое внимание на него. Не смотреть в бездну глаз ящера, с которым мы парили над Западным мостом.

— Обычной. Незаметной. Небольшого роста, с темными волосами и родинкой слева, над верхней губой. Ее зовут Кари.

— Достаточно, - оборвал Берговиц, и мое сердце недобро екнуло.
– Найдите всех остальных причастных к этой акции. Фелиса, отправляйся домой. С охраной.

Боссу эта идея не понравилась.

— Но я собиралась отметить с ребятами успех в студенческом кафе…

— Отметишь его дома. Одна.

— Разве Лили не едет со мной?

— Нет, - отрезал Ладислав.
– Работа лисс Рокуш на сегодня закончена. Идемте.

Ящер широким шагом направился к боковому выходу, а я оглянулась на расстроенную таким поворотом событий Фелису и последовала за ним на негнущихся ногах, хотя по-детски хотелось сбежать в другую сторону. Вот только в зале охраны столько, что далеко я не убегу. Даже в кедах.

— Ладислав, послушай меня, - начала я, когда мы оказались в просторном коридоре.
– Это ошибка. Позволь все объяснить.

— Молчите, лисс Рокуш, - отрезал он.
– Вы сегодня уже достаточно сказали и сделали.

Ах так?! Да я тебе больше слова не скажу!

Пока мы шли коридорами академии, а потом по ее территории, я успела много всего передумать. В частности, о том, что Ладислав специально увел меня подальше от дочери. Чтобы она не видела моего позора и не пыталась помочь. Потому что Фелиса мне поверила, а вот ее отец - нет. Это было видно по напряженной спине, с которой я не сводила глаз, по коротким приказам и нежеланию даже слушать мои оправдания.