Скучная жизнь и веселые сны Нади Белых
Шрифт:
Я огляделась по сторонам и обнаружила, что есть второй выход и, оставив Егоровну одну, тихонько стала продвигаться к двери с зеленой табличкой «EXIT». За дверью был узкий коридор, ведущий с одной стороны в служебные помещения, а с другой – на улицу, что мне и было необходимо. Я толкнула дверь и сделала глубокий вдох. «Бедная Валентина, – думалось мне. – Каково ей сейчас. Как она это все выдерживает?» Во внутреннем дворике было пусто, за исключением курящего у перил мужчины неопределенного возраста. Я посмотрела ему в спину, затем, чтобы чем-то занять себя, развернулась и стала рассматривать лежащие неаккуратной стопкой на полке
– Бабуля, позвольте пройти! – раздался сзади голос мужчины, который вероятно уже докурил.
Я удивленно оглянулась, задаваясь вопросом, как во двор мимо меня могла прокрасться какая-то старушка? Но на всякий случай отошла от двери.
Мужчина посмотрел на меня и, заходя в дверь, коротко бросил:
– Извините.
И тут до меня дошло, к какой бабуле он обращался. Дурацкий платок, и утепленные шерстяные штаны, да еще и неказистые угги – я не знала, сколько придется находиться на улице и подготовилась наверняка! Да ну все равно, неужели меня можно было принять за старушку, пусть даже со спины? С неприятным осадком я вернулась в зал, высматривая своего оскорбителя, но так и не обнаружила его, возможно, потому что толком и не разглядела.
– Где ты ходишь, Надя, сейчас уже будет вынос тела и пойдем на кладбище! – зашептала недовольно Тамара Егоровна. – Сейчас бы ушли все без тебя. Я уж подумала, что домой сбежала!
– Да пойдемте, никуда я не делась. – «А жаль», – уныло продолжила я в своих мыслях.
Был тот редкий февральский день, когда мороз с удивительной жестокостью сочетался с ветром. Пуховик не спасал совершенно, и я отчаянно завидовала огромной шали Егоровны, в которую та куталась, но тоже ворчала на погоду. Как это ни цинично звучало, но на всех красноносых и краснощеких лицах читалось желание поскорее закончить со всем этим делом и вернуться в тепло.
Навсегда попрощавшись с Викторычем, народ одним потоком отправился в столовую. Мы с Тамарой Егоровной шли и тихонько рассуждали о том, как в сфере ритуальных услуг все стало продумано. Вот тебе зал для прощания с усопшим, вот тебе тут же кладбище, и здесь же можно заказать поминальную трапезу. Все в одном месте.
Столовая была весьма приличной, чистой и обставленной новой мебелью, но главное – теплой. На длинных столах уже стояли тарелки с блинами и киселем, овощными и сырно-колбасными нарезками, призванными служить закуской к горячительным напиткам в стеклянных графинах. Кто-то в другом конце зала уже начал громко вспоминать истории из жизни Александра Викторовича. Я села недалеко от выхода, с краю, налила себе морса и положила в тарелку аппетитный масляный блин.
Стул рядом со мной пустовал, он то отодвигался от стола, то придвигался к нему. Люди ставили на него сумки, складывали вещи, а затем, находя место поудобнее, снова оставляли пустым.
Спустя несколько минут он снова со скрежетом отодвинулся и рядом, распространяя невыносимый табачный запах, уселся тот самый, встреченный мною недавно, «бабулевед-курильщик». Я посмотрела на него со всей возможной неприязнью, на которую была способна. Не обратив на это ни малейшего внимания, он стал шлепать себе в тарелку блины один за другим.
«Повезло же мне опять!» – подумала я, наблюдая, как этот человек за два-три укуса расправляется с одним блином и принимается
за другой.– Надежда! – нарочито громко сказала Егоровна, с которой нас разделяла пара человек. – Ну ты чего на угол-то села, замуж же не выйдешь! – она как раз села в самую серединку, вела оживленные беседы с двумя дальними родственницами Викторыча.
Я не ожидала такого подвоха и сказала что-то стандартное, вроде «Да я там уже была, поэтому особо не стремлюсь».
– А у нас Юрец вообще-то тоже не женат! – ляпнула одна из родственниц, обращаясь к моему малоприятному соседу. – Юрец, ты что сидишь, налей девушке.
–Водку будете? – спросил Юрец, с сожалением отрываясь от блина.
– Спасибо, я не пью водку.
– А, – сказал Юрец. На этом наше общение закончилось для нас, но не для крикливой родственницы.
– А ты ей вина предложи! – снова заорала она через стол. – Что ты, как деревянный?
«Женщина, успокойтесь уже», – хотелось мне сказать ей, но ругаться на похоронах Викторыча было как-то совсем неприлично.
– Вино будете? – Юрец посмотрел на меня совсем уж уныло.
– Нет. А вы чего сами не пьете? – поинтересовалась я из вежливости.
– А мне нельзя, я за рулем. Мне их всех еще развозить по домам, – вздохнул он, и вернулся к блинам.
– А вот Надежда у нас вообще девчонка видная, – донесся до меня голос Егоровны.
«Нет, нет, нет… Только не это».
– … вот, теперь вместо нашего Александра, дорогого, Викторыча начальницей будет…
Я вышла в коридор и набрала водителя: «Роман Геннадьевич, вы где? Что? Егоровна отпустила на пару часиков? Это что за дела?»
Эта женщина меня сегодня добьет. Я представила, как еще два часа сижу с блином на тарелке, и слушаю, как Егоровна меня сватает за всех подряд, вперемешку с рассказами из рабочей жизни Викторыча.
– Тамара Егоровна, – зашептала я громко и недовольно. – Вы зачем водителя на два часа отпустили?
– Так Наденька, надо помянуть человека уж как положено, что ты нервничаешь. Столько времени бок о бок провели, в одном кабинете. Не последние знакомые. А что Роме ждать нас? Ему все равно не выпить. Человечнее нужно быть, тебе как руководителю это понимать нужно.
– Они сейчас молодые, все такие. Каньеристки! – поддакивала ей родственница. – Феминистки! Только права свои знают.
– Ой, Тонь, да это все от безмужичья.
Я набрала в приложении такси свой адрес, предварительная цена на другой конец города перевалила за тысячу рублей. «Высокий спрос». Да ладно! Попробовала другие агрегаторы, там все тоже было глухо.
Руки безумно зачесались подойти и дать достопочтенной Егоровне ложкой по лбу.
Та уже рассказывала историю о том, как они с Викторычем пели на корпоративе дуэтом.
На моменте, когда она затянула «Две звезды, две светлых повести», я подошла к Валентине, поблагодарила за все, и, сославшись на головную боль, откланялась.
Так, кладбище – место общественное. Тут наверняка должна быть рядом остановка. Посмотрела по карте – семьсот метров. Ну что я, не сибирячка, что ли? Надела пуховик, намотала ненавистный платок, вышла.
В лицо сразу ударил ледяной ветер. За пару минут не только щеки, но и все лицо стало краснющим, глаза слезились. Я обогнула здание кафе, по узкой дорожке вышла к дороге, которая вела из города на трассу, огляделась: вдалеке виднелась автобусная остановка.