Скуф. Маг на отдыхе 4

— Откуда вылетаете?

— Не скажу! — рассмеялась Ирка. — Не надо меня провожать, а то отговоришь ещё. Короче, Вась… я понимаю, что это как-то резко и странно…

Во-во! Именно об этом я и подумал!

— … но это мой выбор. Так что давай без сцен и уговоров, ладно? Хочу пожить так, как хочу. Имею право.

Н-да…

Что-то как-то рановато для кризиса среднего возраста, не? Да и вообще… это ведь вроде бы сугубо мужская болячка? Ладно, не суть. Суть в том, что сестра у меня на полном серьёзе собралась петь.

И… Ну если уж по чесноку, то далеко не мне ей что-то высказывать по этому поводу. Я ведь тоже всегда жил так, как хотел. Достаточно одну лишь «Поганую Метлу» вспомнить.

Ох-хо-хо-хо…

И точно. Были времена.

«Поганая Метла». Полутьма, гараж, усилки. Гринёв за ударными, Державин поёт, я на басу, а Морозов — соло-гитара. Да-а-а-а… кстати, никогда не анализировал: Герман сам придумал носить маски во время выступлений или всё-таки подсмотрел у кого-то? Но в любом случае этот верзила в чёрном балахоне и с детской маской мультяшного зайчика на лице выглядел реально устрашающе.

Как же хорошо, что нам тогда не хватило мозгов вбухать кучу денег в продвижение и продюсирование. Доступ к активам семьи у меня ведь и тогда был, так что вполне мог бы. Да и господа министры тоже не на улице росли. С улицы в имперский пажеский корпус не берут.

И были бы мы сейчас кучкой старпёров, которые гоняют по областным ДК.

Но!

Сейчас не об этом. Сейчас о том, что это, блин, всё равно не одно и то же. Во-первых, мы тогда были сильно младше Ирки; у половины ещё даже дар не пробудился. Во-вторых, тогда все так делали. Половина пацанов гоняла мяч и собиралась стать профессиональными футболистами, а другая собиралась в такие вот гаражные коллективы.

Ну и, в-третьих, некоторые из нас не были готовы пожертвовать ради группы даже поездкой с родителями на море, а тут — свалить из страны хрен знает куда.

— Вась, я всё решила, — сказала Ира, как будто хотела побыстрее закончить разговор.

— Сосед! — тут же раздался крик Гордея из-за забора. — Ты там готов?!

— Кхм-кхм, — а это из дома вышел Гринёв. — Ну как?

На тайнике были надеты старые резиновые сапоги, добрые махровые штаны и моя старая клетчатая рубашка. Ну и ещё, для антуража Кузьмич выдал ему цветастую панамку: белую, с частым принтом в виде пивных кружек.

— Кайф, — я показал Косте большой палец, а затем рявкнул в трубку: — Ир, стоять!

Ну… пока ещё не совсем потерял нить разговора.

— Объяснись, пожалуйста. Что-то случилось?

— Нее-е-е-ет! — протянула сестра явно что сквозь улыбку. — Ничего не случилось. Просто хочу попробовать себя на этом поприще, иначе когда ещё получится? Да и вообще… Мир посмотреть, себя показать. Развеяться, в конце концов, — тут Ирка как-то вдруг грустно вздохнула.

Так…

Кажется, одно логическое объяснение я нашёл. Возможно, Иринка депрессует на фоне неудачи с артефактами, и вся эта корейская попсовая хрень — это для неё персональная форма эскапизма.

— Всё из-за этой чёртовой охранной системы? — спросил я.

— Из-за неё в том числе, — ответила сестра. — Ох, сахарница-сахарница. Чёртова-чёртова сахарница. Так! — вдруг весело вскрикнула она. — Ладно, всё! Мне пора! Как приземлимся обязательно отзвонюсь и расскажу, где поселилась! Тамерлану привет! — и сбросила трубку, зараза мелкая.

Ну… технически уже не мелкая, но для меня-то это всё равно значения не имеет.

— Сос-е-е-е-е-ед! — снова крикнул Гордей. — Сосед, выходи!

— Иду-иду! — крикнул я в ответ.

Что ж…

Все те мысли, которые я только что прогнал, про кризис среднего возраста, «Поганую Метлу», депрессию и прочее-прочее, это просто мысли. Мыслительный процесс — он ведь вообще такой, его хрен остановишь.

Но решение я принял уже давно.

И очередная необъяснимая странность, с которой я в своей жизни столкнулся и которая опять — опять, млять! — была непременно связана с сингапурцами, лишь подтвердила правильность этого решения.

— Ну пойдём, — улыбнулся я, похлопал друга по плечу и добавил: — Полиграф Полиграфович.

Гринёв вдруг замер. Посерьёзнел. Затем вопросительно поднял бровь и пальцем указал в сторону забора, за которым Гордей Гордеевич орал про то, какое нынче расчудесное утро.

Я кивнул.

— Понял, — сказал Гринёв. — Сделаем. Только, пожалуйста, не называй меня так больше, ладно? Ну можно же как-то по-другому сказать, не?

— А мне кажется, что это весьма остроумно, — хохотнул я. — Полиграф Полиграфович! Ну смешно же!

— Не очень.

— Полиграф Васильевич?

— Нет!

— Просто Полиграф?

— Да нет же, Скуф!

— Ну ладно, как скажешь…

А дело было, ясен хрен, не в отсылках на литературу, а в том, что Константин Васильевич на сегодня станет моим личным детектором лжи.

Ну то есть полиграфом.

Этот план созрел ещё вчера ночью. У каждого свой профиль, верно. Кто-то хорошо умеет лица ломать, а кто-то в мозгах копаться.

Поговорю я с Гордеем, и что? Буду гадать, врёт он мне или не врёт? Такое вот: «Сосед, ты меня уважаешь»?

Тогда как у меня, на минуточку, есть друг менталист. Причём друг настолько близкий, что решился приехать ни свет, ни заря на рыбалку, при этом до поры до времени не вдаваясь в детали и не задавая лишних вопросов.

— Очень надо, Кость, — просто сказал я, и Гринёв согласился.

Я решил разыграть всё примерно следующим образом: ко мне нежданчиком нагрянул друг, который тоже очень любит рыбалку, так что мы пойдём втроём. А о том, что этот самый друг является начальником Тайной Канцелярии Российской Империи, Верзилину знать совершенно не обязательно.

Портреты Гринёва в газетах не печатают. Ему незаметным по должности положено быть.

И вот за ловлей я буду потихонечку расспрашивать этого гада обо всяком, а Константин Васильевич скажет, где правда, а где нет.

Само собой, я — универсал и сам мог бы залезть Гордею Гордеевичу в мозги, с Дудкой же получилось. Однако не всё так просто. В то время, как воздействие Гринёва абсолютно незаметно, моё присутствие в чужой голове будет похоже на визит цыганского табора в уездную библиотеку.