Скуф. Маг на отдыхе 5
Шрифт:
Какое-то время в трубке было тихо, а затем:
— Ах-ха-ха-ха, — грубый, неприятный смех Маврина пробрал ректора аж до мурашек. — Взрослый совсем стал, да? Или ты это… с дружочком своим переобщался? Со Скуфидонским?
— Родион Андреевич, я всё сказал.
— Ты всё сказал, а я ещё не всё.
«Старый ублюдок», — подумал Державин, а затем на всякий случай включил запись разговора.
— Ты думаешь, что я не знаю, чем вы там занимаетесь? Думаешь, что я не знаю про планы Его Величества?
Давай же, давай. Ляпни что-нибудь про Императора.
— Это касается моего ведомства,
— Ну так позвоните Его Величеству и ещё разок скажите, что он не прав. Ему сейчас как раз только до вас и дело.
Признаться, Степан Викторович сам от себя такого не ожидал. Острым на язык он становился лишь тогда, когда дело касалось научных изысканий или метафорических описаний срамных органов — именно с его лёгкой руки в народный фольклор вошёл замысловатый термин «бумажник из ветчины» — а тут вдруг… вот прямо так… и на полном серьёзе.
«Молодец, Степан Викторович, — похвалил сам себя Державин. — Кремень!»
Теперь осталось лишь круто уронить микрофон.
— Жду документы, — сказал ректор. — Всего хоро…
— Погоди! — на радость ректора, в голосе Маврина стало гораздо меньше властного и гораздо больше старческого. — Погоди!
— Что такое, Родион Андреевич?
— Хрен с тобой. Ладно. Твоя взяла.
«И хрен со мной, — подумал Державин. — И ладно, и моя взяла. Сразу. Получается аж тройное утверждение. Ой не к добру…»
— Я же знаю, что вы все там друг с другом вась-вась. Куда мне, старику, с вами тягаться?
Точно не к добру!
— Спустись к подъезду, я тебе курьера с документами прислал. Уже стоит человечек, ждёт.
В этот раз Державин не жевал, но всё равно чуть повторно не подавился. Странно это всё. Ну вот как есть странно. Только что старик спорил с пеной у рта и доказывал свою правоту, а тут вдруг «человечка» прислал.
— Вы на меня что, покушение готовите?
— Хотел бы я на тебя покуситься, Державин, я бы тебе бабу трипперную прислал!
— Причём тут…
— Спускайся, говорю! — и Маврин скинул трубку.
Доедать Степан Викторович уже не стал. Подумал. Несколько раз выглянул в окно, но так и не заметил никакого спецтранспорта — помнится, у ГНК был примерно такой же автопарк, как и у Канцелярии, то есть чёрные фургоны с глухой тонировкой.
Ключевое слово «были». Обладал ли сейчас ГКН подобными ресурсами, сказать сложно.
Державин подумал ещё раз.
И ещё.
В конце концов, загрузил только что записанную запись разговора в чат с Гринёвым и настроил автоматическую отправку на через полчаса — вдруг его похитят. Потом застеснялся своей паранойи и удалил.
Потом вспомнил рожу Маврина и модуляции его голоса и загрузил обратно.
Снова подумал. Вдоволь посомневался, однако, в конце концов, оделся и вышел во двор.
И почти сразу же:
— Доброе утро, Степан Викторович.
— Ага, — кивнул Державин, глядя на белую трёхдверную «Оку» со ржавым крылом. — То есть ваш «человечек» — это вы и есть?
На пассажирском сиденье «Оки» с открытым настежь
окном сидел сам Маврин. С прошлой их личной встречи бессменный лидер ГНК приобрёл множество новых морщин и килограммов тридцать веса. В машине он помещался с трудом и, наверняка, мешал водителю переключать передачи.Водителем, к слову, была девушка. Молоденькая, рыженькая, в конопушках и с милыми оттопыренными ушами.
— Здравствуйте, Степан Викторович! — поздоровалась девушка, и Державин тут же узнал голос.
— А это вы меня, получается, на Маврина переводили?
— Да! — обрадовалась девушка и изобразила тот самый сигнал: — Пу-пу-пи-пу! Здорово у меня получается, да?!
— Очень, — слабо улыбнулся ректор.
Признаться, тут ему стало даже немножечко жаль Родиона Андреевича. В голове чётко встал грустный образ старого слепого пса, который охраняет пустой дом. Однако Маврин поспешил развеять этот морок:
— Значит так! — крикнул ГНК-шник и с яростным кряхтением выбрался из машины.
Шустро перебирая пухлыми ножками подошёл к «Оке» сзади, открыл багажник и достал старенький потёртый портфель с замочком.
— Все документы у меня тут, — сказал Маврин, а потом…
Потом вдруг непонятно откуда достал наручники, пристегнул себя к портфелю, а ключи засунул за щеку.
— Не надо! — крикнул Державин.
— Тихо! — рявкнул Родион Андреевич. — Ещё шаг, и проглочу! Это дело моего ведомства, Державин! Ты подал запрос? Отлично! Запрос одобрен! Но я буду не я, если отдам бесценный архив этому отморозку Скуфидонскому! Только из моих рук!
— И как вы это себе представляете?
— Вот так и представляю!
С тем Маврин вернулся обратно к пассажирскому сиденью, не без усилий сложил его и жестом предложил Державину садиться в машину.
— Залезай! Едем прямо сейчас!
— Ну… Ладно… Тогда, быть может, хотя бы на моей поедем?
— Нет! — рявнул ГНК-шник. — Полезай, говорю! Считаю до трёх и глотаю ключ! Оди-и-и-ин! Один с половиной!
— Ладно-ладно, — вздохнул Степан Викторович, залез на заднее сиденье и принялся писать сообщение Скуфидонскому…
Чуть ранее.
Удалёнка.
После событий вчерашней ночи спал я тревожно, а проснулся рано. Как открыл глаза в пять утра, так больше и не закрыл.
Ну…
Делать нечего. Встал, перекусил остатками вчерашней роскоши — будить Кузьмича и требовать завтрак мне показалось бесчеловечным — и решил немного побегать. Физическое здоровье поддержать, да и ментальное поправить.
Бег, он же в какой-то степени медитативен.
Ну так вот…
Пробежался я до озера, ещё раз глянул на камыш, из которого вчера выуживал Смертину, встретил рассвет и побежал обратно. Бегу я, значит, а навстречу мне Её Сиятельство из-за угла топает. Задумчивая такая, что мне аж не по себе стало.
— Василий Иванович, — махнула мне рыжая, едва меня заприметив.
— Ты чего не спишь?
— Да я хотела рассказать, что ночью…
— ААААА-ААААА-ААААА! — вдруг перебил Фонвизину истошный крик со стороны дома.