Скверная кровь

Несправедливое обвинение в убийстве самого лучшего, самого близкого и дорогого мне в этом мире человека ранило куда больнее, чем я мог себе представить. Мне не хотелось никуда идти и никого видеть. Тем более для меня это сейчас было небезопасно.

Я нервно мерил шагами комнату от стола к стене с лежаками, пока перед глазами снова не загорелась надпись-предупреждение о скорой и неизбежной смерти. Я подскочил к открытому окну и увидел Клариссу, что-то шепчущую на ухо какому-то парню. Тот нехорошо усмехнулся и умчался по улице так, будто на нём горели штаны.

Шлюха повернулась и уставилась на окно. Я помахал ей рукой, и на её лице отобразилась смесь вины и смущения, страха и ярости, которая подтвердила мои худшие опасения. Она донесла на меня.

Я высунулся из окна и чуть выше по улице увидел того паренька-бегунка, разговаривавшего с тремя всадниками. Хуже и быть не могло – их предводителем оказался Корин.

Глава 8. Новая встреча с Элоизой

Выбежав из дома через чёрный ход, я припустил по переулку, слыша позади разъярённые крики. Злоба моих преследователей была понятна: во-первых, ловили они меня не один день, а во-вторых, я от них удирал, и люди, готовые продать за серебряную монету родную мать, рисковали лишиться награды.

Безумный побег, инстинкт выживания увлёк меня по направлению к центру города, к главной площади, где жили самые состоятельные горожане. Вообще-то мне следовало убраться из столицы, и чем быстрее, тем лучше, но я ума не мог приложить, как это сделать. До окраины было далеко, а здесь меня могли обнаружить в любой момент.

Мне требовалось убежище, и когда я увидел впереди карету, дожидавшуюся кого-то перед особняком, то долго не размышлял и, воспользовавшись тем, что кучер отвернулся и тряс вместе со слугой в кубке монеты, быстро перебежал улицу и спрятался под дном экипажа.

Но тут голоса преследователей зазвучали совсем близко, меня охватила паника, и я, почти не соображая, что делаю, открыл дверцу и скользнул внутрь.

На два длинных, как скамьи, внутренних сиденья кареты были накинуты длинные, до пола, меховые покрывала. Под обеими лавками имелось пространство для багажа, в тот момент абсолютно пустое. Я бросился на пол, пролез под покрывалом и забился под лавку, свернувшись калачиком за меховой завесой.

Когда голоса снаружи стихли, я ощутил под собой что-то твёрдое, и оказалось, что это доска, которую некоторые местные художники использовали для росписи вроде наших иконописцев с Земли. Я приподнял меховую занавеску достаточно, чтобы получить немного света, и пробежался взглядом по рисунку. Сказать, что сюжет меня удивил, значит ничего не сказать! Обычно на таких досках и в этом мире писали религиозные сюжеты. На этой же неизвестный художник написал сцену страстного поцелуя. Мастер, кем бы он ни был, по праву мог так называться – Мастер. Конечно, я видел молодые прекрасные лица на доске, но прежде обратил внимание на сочные губы целующихся любовников.

Такие сюжеты в Ролон контрабандой привозили из империи. И эти контрабандисты очень рисковали попасться в лапы ловцов. Само по себе хранение фривольных картинок уже являлось серьёзным, наказуемым поступком, но использование для такого творчества доски попахивало куда более страшным обвинением – богохульством!

Тут кто-то окликнул занятых игрой кучера со слугой, велев им забрать из дома и погрузить в карету сундуки. Их шаги удалились по направлению к особняку, я же задумался о том, как быть дальше.

«Выскочить из кареты и убежать? Но куда?» – спрашивал я себя. Однако выбор был сделан за меня. Дверца кареты открылась, и кто-то забрался в неё. Я забился как можно глубже, скрючившись так, что мне трудно было дышать.

Поскольку при посадке седока карета едва качнулась, я понял, что это, скорее всего, не взрослый мужчина, а увидев в щёлочку под меховым пологом оторочку платья и туфельки, убедился, что имею дело с особой женского пола. Неожиданно тонкая белоснежная ручка полезла под мех, стала там шарить, несомненно, в поисках доски с рисунком, но вместо неё наткнулась на моё лицо.

– Не кричи! – взмолился я.

Незнакомка потрясённо охнула, но не настолько громко, чтобы поднять тревогу.

Я отодвинул покрывало и высунул голову.

– Пожалуйста, не кричи. Я попал в беду.

На меня воззрилась та самая девушка, которая встала когда-то между мной и шрамованным щёголем с плетью. Я даже имя его запомнил. Красавица Элоиза тогда обратилась к высокородному наглецу – Лафет.

– Что ты там делаешь? – ошеломлённо пролепетала она.

Я устремил взгляд на её голубые глаза, роскошные локоны и высокие тонкие скулы. Несмотря на опасность, её красота лишила меня дара речи.

– Я принц, – наконец промолвил я, – переодетый нищим.

– Ты полукровка! Я позову слуг…

Я давно не капал в глаза капли Пипуса, и, должно быть, они снова стали голубыми, как у Элоизы.

Когда девушка схватилась за дверную ручку, я показал ей обнаруженную мной доску.

– Это то, что ты искала под сиденьем? Непристойный рисунок, запрещённый ловцами?

Её глаза расширились от смущения и страха.

– Ах, ты ведь такая красивая девушка, совсем ещё юная! Вот будет жаль, если попадёшь в лапы «псов».

На её лице отразилась борьба гнева и испуга.

– Между прочим, тех, у кого обнаруживают такие рисунки, сжигают на костре.

К сожалению, она не поддалась на мой блеф.

– Да ты никак собрался шантажировать меня?! А почему бы мне не сказать, что этот рисунок твой и ты пытался мне его продать? Вот сейчас закричу и позову слуг, и тогда тебя сперва высекут, как вора, а потом отправят в горы на рудники умирать.

– Дело обстоит гораздо хуже, – сказал я. – Снаружи находится толпа преследователей, которые охотятся за мной за то, чего я не совершал. Поскольку я полуэльф, у меня нет никаких прав. Если ты сейчас позовёшь на помощь, меня повесят. Вспомни, что написано на дверях этой кареты!

К счастью, я не забыл, что прочёл в нашу первую с ней встречу – «Амадей – Дом славы и чести».

Должно быть, она действительно восприняла мои слова серьёзно, потому что её гнев мгновенно улетучился. Красавица прищурилась.

– А откуда ты знаешь, что там написано? Полукровки не умеют читать.

– Я читал Вергилия и Гомера. Я умею петь песню, которую Лорелея пела обречённым морякам, я знаю наизусть песню сирен, которую слышал Одиссей, привязанный к мачте.

Конечно, обо всём этом Элоиза никогда не слышала, хоть я и правда читал и знал всё, о чём сказал. Её глаза снова расширились, но потом недоверчиво вспыхнули.

– Ты лжёшь. Все полукровки невежественны и неграмотны.

– Я на самом деле незаконнорожденный принц, бастард. А зовут меня Амадей Амадеус Антон!

Почему бы и нет? Ведь чёртовым кукловодам я назвался именно так.

– Ты определённо не в своём уме. Конечно, то, что ты слышал эти истории, уже само по себе удивительно, но ведь не может же быть, чтобы полукровка был грамотен, как ловец или маэстро.

Зная, что все женщины, особенно местные благородные дамы, склонны к состраданию так же, как и падки на лесть, я процитировал монолог Ламара, нищего паренька, к концу театрального представления обретающего богатого и влиятельного отца.