Скверная жизнь дракона. Книга вторая

Причины гнева Тамисы понятны. Мормит нарушил одно из важных правил для ксата, решившегося покинуть остров и жить на свободных от скверны континентах: всегда носить при себе оружие. В большинстве случаев это был посох. Обычно этого достаточно, чтобы в чужих глазах казаться не просто ксатом, но потенциально перевоплотившимся драконом. Ну или хотя бы магом, ибо даже такой образ способен предотвратить нападение. Конечно, редко когда ксата убивают, но иногда случаются вещи пострашнее смерти.

— Ну сколько это может продолжаться? — взмолилась девушка. — Каждый год одно и то же: в прошлом ногу сломали, в этом руку. Дальше что? Спина? Шея? Голову камнем проломят?

— Иногда хочется почувствовать себя хоть немного живым, а не запертым в каменной клетке.

— Оте…

— Ничего не случится, — продолжил свою мысль мормит. — Они в курсе, что смерть одного из нас дорого им всем обойдётся.

— Может быть, и не убьют, но быть избитым малоприятного, — вставил своё слово ксат, сидевший рядом со мной. — Особенно когда они считают, что мы здесь лишь ради обращения их в свою веру и похищения детей.

Вот чем никто из собравшихся не занимается — так это публичными проповедями или чем-то подобным. Лишь иногда, в молельной части дома, Моглус читал вслух заветы Первобогов: двух единственных богов, которых почитали ксаты. Но только в кругу других ксатов и никак не на широкую публику. Иногда доходило до того, что рабов не впускали на молитву, хоть те и сильно просились.

А уж эта небылица про похищение и поедание младенцев не что иное, как страшная история, которой пугают непослушных детей. Но в ней есть горькая доля правды: младенцев, которых получила миссия, в городе больше никто не увидит.

— Это, — Моглус легонько потряс сломанной рукой на слова про избиения, — малая цена и я готов платить её хоть сто раз.

— А если с тобой случится то же, что… — голос девушки сломался от подступившего комка, глаза увлажнились, а вертикальные зрачки хищно сузились.

Ей опять вспомнилась история, грызущая сердца всех собравшихся. В тот злополучный год ксат, занятый сейчас на улице, был похищен неизвестными разумными. Тщетные поиски, шедшие неделю, могли продолжаться и до сегодняшнего дня, если бы не пара древнейших. Лишь чудом совпало так, что эти два перевоплощённых дракона были проездом в городе и согласились помочь Моглусу. У одного из них был хорошо развит поисковый навык, так что похищенного нашли быстро. Что происходило в том подвале, мне так никто не рассказал, но ничего хорошего уж точно: с тех пор прошло уже четыре года, а несчастный ксат лишь недавно вновь смог спать в помещении. А уж спуститься в один из погребов дома — это за гранью его сил.

В комнате повисла давящая тишина, заменив собой добрую, радостную атмосферу. В головах каждого из сидящих роились не самые приятные мысли. Стало немного обидно за утерянный праздничный настрой и, хлопнув по колену, я привлёк к себе внимание.

— Он жив, — я показал рукой в сторону улицы, а затем перевёл на мормита, — и он тоже жив. Хоть и глуп, но жив, — все прыснули, понимая, что эта шутка не оторвана от реальности. — И ты жива, и я жив, и мы живы, и зима кончилась, и весна пришла, и всё будет хорошо! А теперь я встану, подойду к столу, налью чаю, сяду обратно и буду его пить. А вы делайте что хотите, мне всё равно — чай больно вкусный. Откуда он у вас?

Моя речь развеселила всех, и ксаты принялись журить меня. Заходи я почаще и интересуйся их жизнью — то знал бы, что чай уже несколько лет заказывается в местных лавках.

— Хоть ты и сам у себя на уме, — Моглус потирал левую руку и смотрел на меня так, что я сразу понял о чём именно он будет говорить, — но в тебе есть великая способность понять ближнего и поддержать его. Это великая благодать, поэтому прошу вновь: возьми мою дочь в супруги!

— Отец, прекрати!

Как я и думал. Каждый раз он пытается уговорить меня жениться на его дочери. Каждый раз Тамиса отчитывает отца, все смеются, а мне опять отказывать и спорить — от этого смех станет ещё громче, а морщины на лице девушки практически разгладятся от смущения. Благодаря этой своеобразной реакции всегда можно понять, что чувствует ксат: сильно радуется или смущён до крайней степени.

По меркам людей эта особа, разменявшая седьмой десяток, должна считаться старухой, но для ксатов она всё ещё дитя, едва прошедшее обряд взросления. Не сказать, что она мне противна — внешность у неё очень даже приятная, особенно учитывая, что она из ксатов, но характер… Конечно, мне близки разумные, что готовы помочь ближнему своему — но не когда этот самый разумный продаст себя демонам из преисподней, лишь бы накормить случайно встреченного голодного котёнка. Такая сильная тяга к самопожертвованию пугает.

— Что ж вы за отец, — начал я с наигранным уважением, так как среди ксатов на «вы» редко кто обращается, — если желаете своей дочери не лучшего, а худшего? А, знаете, давайте. Проведём обряд, станем семьёй, а потом я умру в скверном месте, и она станет безутешной вдовой. Вы этого хотите?

— Ну о чём ты говоришь? Ведь можешь просто не ходить туда.

— А деньги мне как зарабатывать?

— Мы что-нибудь придумаем, не волнуйся.

— Лучше волнуйся о том, что твоя дочь станет женой в столь юном возрасте.

— Да кто бы о юном возрасте говорил, — мормит воскликнул с удивлением. — Напомни-ка: во сколько лет ты в академию попал?

— Это другое, понимать надо.

— Другое, — Моглус развёл руками. — Неужели тебе так неприятна моя дочь? Посмотри на неё: ну разве не красавица?

Тамиса, до этого постоянно смотревшая то на меня, то на отца, теперь застенчиво опустила голову, а плечи возбуждённо вздрагивали каждый раз при её упоминании.

Вот смотря на эту смущённую девушку, я хочу выяснить ответ на единственный вопрос: кто из нас троих больше всего несчастен? Со мной всё понятно и так — надо мной жизнь надругалась по определению. Может быть — это Моглус, постоянно подыскивающий партию для своей единственной дочери. Всё же она последняя из местных ксатов, кто до сих пор так и не обзавёлся семьёй. А если учитывать, что ей ещё лет сорок придётся в городе прожить, то для её судьбы вырисовывается не самая приятная картина. Или же несчастна Тамиса, понимающая, что станет будущему мужу больше матерью, чем женой — но ничего не способная поделать со своим характером, и всё так же мечтающая о собственной семье.

— Она прекрасна как первозданное, чистейшее небо. Но сначала прими это, — я достал из внутреннего кармана листок, так и не найдя ответа на вопрос.

— Неужели это выкуп за мою дочь?! Ты наконец решился! — Моглус подскочил от возбуждения, стоило увидеть банковскую печать.

— Это пожертвование! — промедли я хоть секунду и не успей возразить, как комната тут же бы превратилась в филиал безумия. Но все замолкли, притаились, стараясь дышать как можно тише и постоянно переводили взгляд с мормита на меня, и обратно.

— Поже… Выкуп!

— Ежегодное пожертвование.

— В-вык-куп?

— Пожертвование.

— Выкуп, выкуп! — он затряс листком, показывая на свою дочь.

Тамиса так заворожённо смотрела на этот листок расширенными до предела зрачками, что её голова то и дело двигалась в такт раскачивающейся расписке. Стоило Моглусу дёрнуть рукой, как девушка тут же пришла в сознание и с надеждой посмотрела на меня:

— Выкуп?

— Нет, — я был твёрд и не приклонен, — пожертвование.