Сквозь игольное ушко. Сборник

Да, этот год выдался не похожим на другие. Ну вот, к примеру, в личной жизни, которая всегда была для Анны Ивановны на втором плане, ибо не давала полного удовлетворения, так вот, в личной жизни год прошел под тяжелым знаком неожиданной, непредусмотренной Анной Ивановной смерти мужа, только-только вышедшего на пенсию.

А ведь здесь тоже все было благополучно до тех пор, пока… Муж Анны Ивановны работал водителем на «Скорой», многого в дом не приносил никогда, зато авторитет жены искренне считал непререкаемым, потому-то и служил привычным, удобным и (с тех пор, как дочь, не дожидаясь замужества, ушла жить к бабушке) единственным объектом ее воспитующей критики.

Еще смолоду Анна Ивановна не могла найти ни единого поступка мужа своевременным и правильным. Муж, правда, не курил и не пил, вначале вроде бы имел интересных друзей и даже собирался учиться на врача, но как-то незаметно в процессе семейной жизни растерял свои планы, воспитанием дочери занимался мало и неумело, постоянно выгораживал свекровь и родню. Ну, а что касается дома, то самой же Анной Ивановной он был совершенно отучен обслуживать себя, за что и подвергался особенно жесткой критике. Никаких извинений и оправданий Анна Ивановна не принимала, а утешаться привыкла лишь тем, что муж хоть и не очень казистый, зато «порядок знает», всегда при ней, а главное – неоценим как постоянный помощник на доставшемся от родителей садовом участке.

Во всех этих хлопотах жизнь бежала для Анны Ивановны как-то незаметно, хватало ее и на тетради, и на стирку, и на посуду, к весне вставал вопрос с посадками, так что задумываться особо было некогда. На чтение, правда, давно времени не хватало, но и здесь Анна Ивановна твердо знала, что почти все нужные книги по программе она прочла, новых появлялось немного, а журналы в этом году в школе не выписывал уже никто из соображений сугубо материальных.

Так и подошла бы Анна Ивановна к этому злосчастному году неунывающим живчиком – небольшая, суховатая, с серыми химическими кудерьками и черными (от умеренной косметики) ресницами, в платьях от своей портнихи и с больничными от своего врача, но вдруг разболелись ноги, ходить с самых поминок приходилось, как уже говорилось, в тапочках. Коварные подагрические шишки лишили ее привычного раньше среднего каблука, и это привело сразу к нескольким последствиям. Во-первых, каждое утро Анне Ивановне приходилось делать небольшую процедуру – держать ноги в отваре сухого подорожника, из-за чего ее утреннее время как бы «съеживалось», и в школу нужно было спешить. К середине пути ее одолевали одышка и изжога, и в класс она, всегда раньше входившая первой, теперь под укоризненным взглядом дежурного администратора едва успевала, а в начале урока теперь имела привычку давать небольшое письменное задание ученикам, чтобы успеть отдышаться и прийти в себя.

Отказавшись от каблуков, Анна Ивановна с некоторых пор почувствовала себя как бы вровень со своими учениками, не над ними, как обычно, а рядом, и невольно стала наблюдать очень неожиданные и интересные вещи. Например, она начала прислушиваться к разговорам ребят, и вдруг, к несказанному своему удивлению, обнаружила, что ее «предмет» ученики не любят и даже особенно нужным не считают.

А что касается личной жизни, то…

Все чаще Анна Ивановна вспоминала покойного мужа. В нем одном, как выяснилось, и помещалась вся ее непритязательная эта самая личная жизнь… Весь год Алексей Антонович почему-то непонятно недомогал. Перенес на ногах грипп – больничный брать не захотел – а от гриппа остались сухость в горле, боли в пояснице и самое неприятное – неотвязное нытье в левой стороне груди. И не в этом ли году так бешено взвинтили цены? Так что старенькая их машина не смогла уже окупить ежегодного ремонта, все необходимое на дачу приходилось таскать на себе, а это означало – километров десять пешком по лесу от переполненного автобуса.

И все бы еще ничего, да возьми и предложи соседка засадить полянку между двумя их заборами. Картошки, правда, как и говорил, ведь говорил же Алексей Антонович, и так было с лихвой, но Анна Ивановна, распорядилась по-своему: может, дочь за кого выйдет, так молодой семье поможем, да и мужу скоро на пенсию, подторгуем немножко…

Недолгого лежания мужа в больнице после обширного инфаркта Анна Ивановна не помнила. Помнила, как посерьезневшая дочь помогала с «оформлением», как сослуживцы мужа «выбивали» место «поуютнее», а особенно отчетливо первый и второй и сороковой дни. Помнила гостей на поминках, красные мокрые лица свекрови и золовки; белый стол, уставленный лучшим; серое, такое знакомое и близкое лицо в рамке – этот же снимок потом прикрепляли на памятник…

Ах, да ведь это было раньше, а потом наступило страшное лето, когда взошла картошка, которую некому и не для чего было окучивать, да и выкапывать, когда ради дочери по привычке закатывала овощи, мечтая о школе, как о желанной отдушине… И только потом начался этот смутный учебный год, вот тогда же и взвинтили после Нового года цены, вот тогда дали себя знать и ноги, и ком в желудке, а главное – Анна Ивановна стала больше прислушиваться, раньше-то она слушала лишь из вежливости, ожидая паузы, куда можно будет вставить свое, интересное… Тогда же и стала болезненно раздражать ее бестолковость ребят, а тут еще эта молодая учительница…

Раньше-то Анна Ивановна и не обращала особого на нее внимания. Она работала с ней в одном кабинете, в другой смене. Заходя поболтать в учительскую, впрочем, с удовольствием, слышала ее имя – администрация была молодой недовольна. Ругали ее «странный подход» и «самовольное ведение урока». И только в этом году явное предпочтение ребят поселило в Анне Ивановне некоторое тайное раздражение против молодой – ведь любить и уважать должны не ее, а заслуженную Анну Ивановну, всю жизнь отдавшую школе. И перенимать следует истовую преданность Анны Ивановны своему предмету, а не легкомысленную увлеченность книгами этой молодой, да ранней.

Со смерти мужа времени у Анны Ивановны высвободилось много – обслуживать дома было некого, дочь так и осталась жить у бабушки, с дачей тоже вроде бы размахиваться было ни к чему. И она настроилась передавать молодой учительнице свой богатый педагогический опыт и обширные знания, а для начала попросила у администрации путевку на ее уроки.

Звали молодую Ольга Львовна. Ребята между собой класса звали ее Ольгой. Как называли ее самое, Анна Ивановна не хотела и знать – прочла как-то раз на подоконнике «Нюра-дура», но разбираться не стала, сочла, что писано в озлоблении неисправимым двоечником.

Помощь Анны Ивановны Ольга, не подозревая о ее официальной миссии, приняла охотно, пригласила бывать на уроках. И вот как-то Анна Ивановна, ощущая свою бодрость и нужность, поднялась пораньше и привычной дорогой заспешила в школу…

Продлевать путевку на посещения не пришлось. И одного раза оказалось для Анны Ивановны вполне достаточно, чтобы оформить крайне отрицательный отзыв.

Все началось еще до урока… У самой-то Анны Ивановны ребята до звонка в класс входить не смели, а выстраивались в линеечку перед дверью, впускала она их по одному, строго проверяя наличие необходимой «сменки».

Здесь же – на перемене никто и вовсе не выходил из класса. Ольга Львовна с кем-то увлеченно спорила за учительским столом, а остальные были заняты играми, извлеченными из тех самых запертых шкафов, где, как Анна Ивановна думала, хранились лишь конспекты уроков и карточки с заданиями для нерадивых. Естественно, что со звонком никто уже не выстраивался, хотя места свои ребята заняли, как с неудовольствием отметила Анна Ивановна, четко и быстро. Что же касалось урока… Анна Ивановна специально пришла на русский, перед литературой она в последнее время чувствовала какую-то, даже себе не открываемую растерянность, и тему специально выбрала самую серьезную – «Морфологический разбор причастия».

Анна Ивановна полностью поняла претензии администрации, когда после повторения основных пунктов разбора ребята достали… вырезанных из картона кукол и вместо привычного заучивания признаков причастия принялись наряжать игрушки в причудливые костюмы с ярко выписанными морфологическими признаками. И все-таки больше всего вывело Анну Ивановну из себя именно то, что все эти признаки, усердно заученные, ребята правильно повторили в конце урока.

«Поймите, – почти кричала она на Ольгу за закрытыми дверьми, – нельзя смешивать серьезные и несерьезные вещи! Учащимся следует приобрести навык усидчивого труда, а у вас они только веселятся! Где у них собранность, где непререкаемый авторитет учителя? Этак вы совсем с ними на одну доску встанете!»