Сквозь огонь

После этого дня Лиза аккуратно приходила сюда по утрам и уходила счастливой и радостной. Она тосковала по школе и была рада каждой встрече с учителем. Она даже сказала, что соберет целый класс ребят. Костя не обратил внимания на ее слова: это, по его мнению, было невозможно. Ему казалось, что, кроме него и случайно оставшейся Лизы, в осажденном гарнизоне никого нет. Тут могут жить только закаленные в боях и обязательно смелые и отважные.

Иногда Костя пытался уговорить Фомина взять его с собой, но напрасно. Фомин твердо и неизменно стоял на своем. Правда, в эти дни он не попрекал Костю голубем и даже с Зерновым стал хорошо разговаривать.

«Твое место здесь, в блиндаже, и ты не имеешь права нарушать приказ командира полка, если уважаешь его», — говорил Фомин. От этих слов у Кости щемило сердце.

?

Наступил день неожиданных перемен.

Фомин со своим взводом, в котором осталось пять человек, уходил на задание. Дело в том, что все рации вышли из строя. Связь со штабом армии прервалась. Надо было пробраться к главным силам 62-й армии, установить связь и, если позволит обстановка, возвратиться в полк.

К центру города было только два пути. Первый — через вражеский клин, отрезавший полк от главных сил армии, второй — по Волге, под беспрерывным огнем. И тот и другой были опасны, но судьба полка требовала не считаться с опасностью.

Косте предстояло расстаться с Фоминым на несколько дней, может быть, и навсегда. «Как жаль, что я не мог наладить рацию!» — с сожалением думал Костя.

На этот раз Александр Иванович свой партийный билет и комсомольские книжечки бойцов унес в штаб, а все остальные документы и домашний адрес оставил Косте. Костя без слов понимал, что это значит, и не спрашивал, почему и зачем так делается. Перед самым уходом Фомин вручил Косте свою гимнастерку с орденом и часы.

— Если вечером не вернемся, переходи жить к старшине взвода связи, к радисту или позови его к себе. Живите дружно, — сказал на прощание Александр Иванович.

«Зачем звать старшину? Еще подумает, что я трус. Вот наведу порядок на нарах, подмету пол, накормлю голубя и возьмусь за решение задач», — про себя возразил Костя.

Прошел час. В блиндаже в самом деле стало чисто и по-своему уютно. Вещи бойцов аккуратно разложены по полочкам, пол выметен. Гимнастерку с орденом и часы Фомина Костя спрятал отдельно и замаскировал.

«Награда, подарок — надо сохранить».

Прошел еще один час. На столе развернуты тетради и книги, но заниматься Костя не стал, то ли потому, что не чувствовал над собой контроля, то ли потому, что срок исполнения уроков был неопределенный: день, два, а может быть, неделя, ведь неизвестно, когда вернется взвод.

В третьем часу, усадив голубя на стол, Костя не мог найти себе места. В блиндаже стало пусто и грустно, отчего будто осели и сгорбились сосновые подпорки, а срезы сучков на них, напоминая большие открытые глаза, поблескивая каплями смолы, казалось, плачут от скуки. Даже голубь то и дело вытягивал шею и, поворачивая голову к двери, ждал… Но ни Александр Иванович, ни бойцы его взвода не возвращались.

Костя заскучал. Он почувствовал себя одиноким. Время как назло тянулось медленно.

Разгоняя тоску, Костя заговорил, обращаясь к голубю:

— Ну что ты грустишь? Гулять зовешь? Ну идем, только куда? Нет, ты сначала покушай…

Пока голубь клевал крупу, Костя собирался. Он еще не отдавал себе отчета, куда собирается, но, как только вышел из блиндажа, его потянуло к люку канализационной трубы. В голову пришла мысль, которая много раз не давала ему покоя. «Идем, Вергун, в разведку».

Если бы в эту минуту кто-нибудь увидел лицо Кости, то навсегда запомнил бы его глаза с ярко выступившими черными ободками зрачков. Сейчас, и, видно, в последний раз, от них веяло детским озорством и необдуманной ребяческой решимостью.

Водокачки и водонапорные башни были разбиты. В канализационных и водосточных трубах не было ни капельки воды. Костя попал в одну из главных магистралей, по которой можно было передвигаться на четвереньках и кое-где ползком.

«Вот это будет вылазка!» — торжествовал мальчишка, пробираясь по трубе, как ему казалось, очень быстро.

?

Рано утром, до рассвета, Лиза вышла из погреба. Ей надо было выполнить свое слово — собрать целый класс. «Пусть Александр Иванович не думает, что сболтнула», — твердила она про себя.

В первую очередь Лиза навестила подружку по школе Гиру, которая жила на Угольной улице. У Гиры отец на фронте, мать погибла при первой бомбежке, Гира не успела эвакуироваться и осталась в городе со старшей сестрой. Лиза нашла подружку в том же подвале, где ее встречала неделю назад.

— А где Катя? — спросила Лиза.

— Ушла к минометчикам санитаркой и больше не придет, — ответила Гира.

— Почему?

— Похоронили ее.

— А ты пойдешь со мной? — спросила Лиза.

— Куда?

Лиза подробно рассказала ей про Александра Ивановича, про Костю и про то, как они готовят уроки.

Вдвоем они направились к Пете, которого Гира называла Пека-цыган.

— Почему ты его так обзываешь? — упрекнула ее Лиза.

— Я не обзываю, его так зовут. У него мачеха злая была. Летом он жил в деревне у тетки, весной — у сестры, а зимой — дома. Круглый год кочевал, вот и прозвали его так — цыган. Но он хороший мальчик. Только вот теперь один остался. Прибежал из деревни, а тут никого нет, — пояснила Гира.

Петя жил тоже на Угольной улице, но, как только начались бои на Мамаевом Кургане, он перешел в подвал главной конторы завода. В контору два раза попадала бомба, проход в убежище завалило, но у Пети был свой путь. Он пробирался туда через подвальное окно, по проволочной лестнице.

Гира знала ход к Пете. Петя показал ей по секрету, даже звал к себе в подвал, но она не решалась. Теперь, вдвоем с Лизой, ей было не страшно.

Подойдя к подвальному окну и заглядывая в чернеющую дыру, они остановились: кто же первый полезет?

Надо торопиться. Уже начался рассвет. Их могут заметить бойцы и отправить в штаб.

— Вот тут он живет, — сказала Гира, кивнув на дыру, и слегка подтолкнула подружку. — Лезь! Ты первая.

— Ну, ладно, — сказала Лиза. — Я полезу первая, а ты не отставай.

Нащупывая ногами лестницу, по которой каждый день спускался Петя, Лиза поскользнулась и полетела куда-то вниз.

— Ой! — вырвалось у нее.

Она упала возле стола и, не чувствуя боли, прижалась к стенке. Петя, услышав стук, вскочил.