Сквозь тени прошлого

Он оторвал глаза от блокнота и какое-то время молча смотрел на неё.

— Пока выводы делать рано, мэм. Нам известно, что покойная в тот вечер выпивала, возможно, оступилась… — тише добавил он. — В любом случае нужно ждать результатов вскрытия. — Офицер поднялся и, дежурно улыбнувшись, пошёл к своему коллеге.

Приступ астмы. Упал с лестницы. Несчастный случай.

Была пьяна. Упала с лестницы. Несчастный случай.

«Сколько же трагических смертей возле тебя, Захария Денвер?» — прислонившись к плотно закрытой двери спальни, подумала Габриэлла.

День только начался, а сил уже не было. Эмоциональное опустошение — единственное чувство, которое сейчас ей владело. Габриэлла вспомнила Самюэля Митчелла, чья смерть официально считалась трагической случайностью, и вопреки всем своим чувствам к Захарии начала анализировать, подбирать мотив и искать выгодоприобретателей.

Сейчас отчет патологоанатома уже не так сильно внушал доверие, а сомнения буквально разъедали воспалённый усталый мозг. Насколько ей известно, никакого состава преступления не было: смерть не насильственная, в лавке, которая была полна дорогостоящих вещей, ничего не пропало, да и бриллиант, интересовавший Захарию, а может и не только его, остался на пальце покойного Самюэля. Всё! Дело закрыто. Но… Вот это «но» сейчас очень беспокоило. Мистер Митчелл был несговорчив и упрям в своём решении сохранить семейную реликвию и не допустить воссоединения всех трёх частей Ибелина. Что, если кто-то настолько хотел заполучить камень, что решил добиться поставленной цели любой ценой? Кто знает, возможно, наследник Самюэля будет посговорчивее и продаст оставленное наследство.

Габриэлла оттолкнулась от своей деревянной опоры, ощущая, как у неё трясутся пальцы. Захария не мог! Просто не мог. Сердцем она не могла принять, да что там принять, даже допустить такого не могла, а вот разум твердил: «Подумай! Поразмысли! Ищи, кому это выгодно, и найдёшь виновного!»

Она прошла в комнату и, кинув взгляд на кровать, заметила письмо. Оно лежало всё также, опираясь на подушку, и не сулило ничего хорошего. Габриэлла подошла и взяла его в руки. Девственно-чистая, без каких-либо опознавательных знаков бумага, ни намёка на отправителя. Опять… Она вскрыла письмо.

Уезжайте, пока это ещё возможно для вас! Все его женщины умирают раньше положенного срока. Все! Уезжайте, пока он ещё может вас отпустить!

В дверь тихо стукнули, и Габриэлла едва успела отворить дверцу бельевого ящика и кинуть туда письмо, когда на пороге оказался Захария.

— Мне нужно поехать в участок, — подходя к ней, проговорил он. — Ты как? — заботливо спросил Захария, погладив её щёку.

— Нормально, — уворачиваясь от прикосновения, ответила Габриэлла. Её трясло. От собственных мыслей, от недоверия и от страха.

Он повернул её лицо к себе и нежно коснулся губ.

— Я скоро, и когда вернусь, мы поговорим. Я знаю, у тебя появилось много вопросов.

— Хорошо. Я буду ждать тебя. — Она спрятала лицо у него на груди и вдохнула любимый аромат. Пряный парфюм, чуть-чуть сигары и мужчина. Габриэлла с ума сходила от этого запаха, но сейчас липкий, вонючий страх, который она испытывала, забивал всё остальное. Захария в последний раз её поцеловал и ушёл.

Она снова достала письмо и пробежала глазами по отпечатанным на машинке строчкам. Пишущая машина явно другая: все буквы ровные, чёткие, на одной линии. Габриэлла прикусила губу от досады и непонимания. Кто? Кто пишет ей эти письма? Не Эмма — это уж точно! Тогда кто? А самое главное, что они значат? Предупреждение или угрозу? То, что пишущий «это» не добрый самаритянин, она была уверена. Кто-то желал её отъезда, но зачем? Ради её безопасности? Хм… Это вызывало сомнение. А может она мешала кому-то или чему-то? Опять вопросы!

«Чёрт! Что же происходит в этом доме?» — про себя выругалась Габриэлла.

Самое загадочное место в Англии…

«И самое опасное…», — добавила она и ещё раз пробежалась по отпечатанным строчкам.

Все его женщины умирают раньше положенного срока. Все!

Габриэлла задумалась. Все. Его. Женщины. Она вспомнила Эмму и всё, что узнала и увидела за время, проведённое в Эйджвотер-Холле. Ей всегда казалась странной эта привязанность к кузену. Её взгляды, брошенные невзначай, но настолько красноречивые, что вызывали полное недоумение. Её отстранённость касательно всего кроме того, что имело отношение к Захарии. Её явная антипатия к ней самой — к Габриэлле. И антипатия эта проявилась в полной мере, когда они стали любовниками, а своего апогея достигла, когда он объявил об их отъезде в Чикаго и планах на совместное будущее. А самое главное — мольбы Эммы в кабинете. Габриэлла слышала уже такие, у Захарии дома. Та женщина, которая звонила ему, умоляла так же, с тем же настойчивым и пугающим желанием принадлежать, но она когда-то была его любовницей, это очевидно. А Эмма — его сестра, пусть кузина, но всё же. Но там, в кабинете, она выглядела, как женщина. Влюблённая и… брошенная.

«Этого не может быть!» — отмахнулась Габриэлла от возникшего в голове подозрения. Оно было настолько жуткое и противоестественное, что всерьёз даже думать об этом не хотелось.

А потом она вспомнила Лауру. Погибшую в дорожной аварии. Ещё один несчастный случай с женщиной, которая была близка к нему. В непринуждённой беседе с Элизабет та упоминала меценатскую деятельность Захарии. Он был очень щедрым филантропом, очень. А богатые люди обычно так легко не расстаются с большими деньгами. Прислушиваясь тогда к той светской беседе, Габриэлла даже усомнилась в законности всего этого благотворительного дела. Всё это сильно уж смахивало на уклонение от налогов и обман государства. Но тогда копать в этом направлении у неё не было ни возможности, ни желания. А сейчас? А сейчас случайности кажутся не такими случайными. А смерть Лауры уж слишком своевременной и, возможно, выгодной… для кого-то. Как и смерть Самюэля Митчелла.

Все эти неутешительные выводы никак не вязались с образом Захарии Денвере. Габриэлла не могла представить его замешанным в такого рода преступлениях. Или не хотела. Может быть, поэтому она даже размышлять не стала над историей об избиении, а просто отказалась в неё верить. А может быть, это было ошибкой?.. И сцена с Эммой — явное тому доказательство. Он, конечно, не ударил её, но был в полушаге от этого, да и отшвырнул так, будто она тряпичная кукла, а не живой человек.

А может, это всё проклятые камни? Две части бриллианта, принадлежавшего Великому магистру Жаку де Моле, а после него многим другим. И никому из них они не принесли ничего хорошего. А теперь ими владеет Захария. Пока двумя, но страстно желает заполучить и третью часть. Он хотел, чтобы Ибелин засиял, как прежде, обрёл свой первозданный облик и стал поистине прекраснейшим венцом его коллекции. Кровавые камни, как сказал Самюэль. С дурной славой и невероятно сильной энергетикой. Люди жаждали обладать ими и не гнушались никаких способов, а потом расплачивались за эту тягу: деньгами, свободой и головой. Все три части Ибелина стали сосредоточением человеческих несчастий, концентрацией боли и пугающих случайностей. И всё же были необыкновенно притягательны. Габриэлла на себе прочувствовала магию этих камней, ими хотелось любоваться, касаться и владеть.

Но был ещё и сам Эйджвотер-Холл, поместье, обросшее легендами и слухами. А сны, которые снились здесь Габриэлле, были живыми, мрачными и зловещими. Она не верила в призраков, в потусторонние силы и тому подобные мистические явления. Но картинки, которые ей подбрасывало подсознание, были такими реальными, что она уже не сомневалась: смерть Ровены Гленерван не была роковой случайностью. Вопиющая несправедливость, убийство из слепой ревности, ужасное стечение обстоятельств. В этом доме она не обрела ничего, кроме страшной смерти. Может, это обида и месть за испытанное в замужестве горе, за печальную участь, трагическую судьбу. А женщины, полюбившие хозяина Эйджвотер-Холла, под давлением злого рока вынуждены повторять её историю и погибать при весьма загадочных обстоятельствах. А их смерть, как и её, остаётся неотомщённой трагической случайностью.

«М-да, всех убил призрак!» — скептический подумала Габриэлла.

Она не верила в приведения, а верила своим инстинктам, чутью и интуиции. А они подсказывали: если у всего, что происходит в этом поместье, есть преступная подоплёка, то виноват в этом не эфемерный дух, а вполне живое существо — из плоти и крови.

Ведь был ещё сам Захария. Мужчина, в котором поразительным образом сочеталась нежность и чуткость с жёсткостью и невероятным цинизмом. Страстный любовник и пылкий возлюбленный. Бескомпромиссный руководитель и безжалостный бизнесмен. Мужчина, ставший ей так близок, но которого она совершенно не знала.

Я всё о тебе знаю, Захария Денвер!

«Что же ты знала, Эмма?» — спросила у пустой комнаты Габриэлла.

Глава 24

Выгоревшие стены источали едва уловимый запах застарелой плесени и ветхости. Некогда белоснежные потолки с роскошными золотыми люстрами и искусной лепниной были чёрными от осевшей на них копоти и вызывали острый прилив жалости. Она любила эти комнаты. Любила свой дом и своего мужа. Это было давно, в прошлой жизни, в другом мире. В мире живых. Тогда она могла ещё чувствовать. А сейчас только одиночество, холод и боль её извечные спутники. Ровена давно простила мужа, но забыть, как была убита, не смогла. Поэтому не смогла уйти. Поэтому вынуждена каждый день, год за годом, оставаться здесь, заточённой в холодной каменной ловушке, в темнице, созданной собственной памятью.