Сквозь тернии

Под одеялом было душно, и Яське казалось, что перепончатокрылые его всё же настигли, обвили своими длиннющими хвостами и теперь уволакивают на ту сторону... откуда уже выглядывают слепые головы, шипя и брызжа вязкой слюной. В конце концов, пришёл кто-то неимоверно большой. Он замер за спиной, отбрасывая кособокую тень. Яська не знал, кто именно это был. Зато он был уверен в другом: это был тот, кто вывел их с ужасного кладбища. И он был не человек.

3.

Вечером сделалось совсем невмоготу. Было больно глотать и разговаривать. Бабушка заставила Яську показать ей горло. Яська показал, на что бабушка всплеснула руками и принялась причитать: мол, за что ей такое наказание в лице непутёвого внука!

Яська лишь молча сполз по подушке, понимая, что ничего доброго установленный диагноз ему не сулит. И точно, спустя пару минут бабушка возникла на пороге с чашкой чего-то дурно пахнущего и с явным намерением впихнуть это самое дурно пахнущее в собственного внука. Яська поморщился, но сил не было даже на то, чтобы элементарно вредничать. Да даже если бы и были, озвучить собственное мнение он всё равно вряд ли бы смог – гланды превратились в лютых врагов, что чинили нестерпимую боль! К тому же и в голове пересыпались остатки утренних гвоздей.

Варево оказалось растопленным сливочным маслом, и, неудивительно, что Яську стошнило уже на первом глотке. Бабушка снова принялась «охать» и «ахать», а Яська лишь пожал плечами, после чего притворился спящим – уж лучше так, а иначе заставят пить что-нибудь ещё, о чём кто-то скверный и бездушный не преминул написать в самой непутёвой книжке на свете!

Яська припомнил, как однажды мама так же решилась воспользоваться дельным – уж никак не мудрым – советом из «Народного целителя». Он тогда «вздумал» поболеть обычным насморком – так это, для разнообразия, – однако не рассчитал сил, и чуть было не «свалился» с гайморитом. Вот тут-то мама – то ли от нечего делать, то ли из-за того, что так долго ехала вызванная «скорая», – попыталась закапать хнычущему сыну в нос луковый сок – якобы это верное средство от соплей и гайморита. Естественно, всё делалось в отчаянной спешке, на бегу, как потом выразился папа, «экспромтом». Что это за слово такое Яська не знал до сих пор – однако ввиду всего случившегося, он заодно возненавидел и этот, вроде бы не имеющий ничего общего со всем остальным «экспромт». А вышло так, что в пылу врачевания, мама не дочитала печатный текст до конца – с мамами так частенько бывает, особенно когда они пекутся за здоровье собственного чада. Так вот. Мама не дочитала самого главного: что луковицу предварительно следует отварить, а уж потом давить сок и закапывать в нос. Закапала как есть, предварительно подогрев корнеплод на крышке кастрюли. Яська и не подозревал, что малыши вроде него могут бегать по потолку и стенам... Оказывается, могут. Стоит только родителям на миг почувствовать себя врачами, как случается много всего, что на первый взгляд, кажется несбыточным и маловероятным. Так-то.

Яська снова отключился. Точнее провалился в очередное царство ужаса. Снова била переездная сигнализация, предупреждая о появлении поезда. Яська стоял посреди колеи и смотрел вдаль, на зелёный пригорок и распрастёршуюся над ним небесную лазурь. Он не мог объяснить, почему ждал поезд именно с этой стороны. Хотя во снах всегда так: в смысле, редко когда подчинено трезвой логике и общепринятым нормам. На то он и сон, чтобы переворачивать всё с ног на голову, запутывать или просто пугать.

Сигнализация продолжала звонить, а поезда всё не было. Яська изнывал от нетерпения, но ничего не мог поделать. Он так же не мог сказать, зачем ему нужен именно этот поезд. Чего в нём такого особенного? Поезд как поезд: стальной, блестящий, стремительный. Хотя в вагоне может кто-то ехать к нему, к Яське. Например, какой-нибудь знакомый, дальний родственник или просто друг. Просто друг... Ну, конечно же! Это наверняка Колька или Тимка! А то и вместе! Они спешат к нему, чтобы признаться: «Яська, мы это тоже почувствовали, просто испугались и не знали, как быть! А потому всё отрицали».

Яська от радости аж подпрыгнул... и чуть было не полетел вниз головой! Он с трудом сохранил равновесие и глянул вниз. По телу сразу же пронёсся нездоровый холодок, в груди застучало сердце, закололо кончики пальцев на руках и ногах. Яська увидел на правой ноге металлическую скобу. От скобы тянулась цепь, толстая, почти якорная. Звенья походили на пересытившихся слизней, что попадали прямо на месте кормежки, не в силах отползти в сторону. Противоположный конец цепи увенчивал небольшой хомутик с амбарным замком.

Яська понял, что прикован к рельсам, а тот самый поезд, что он ожидает с таким нетерпением, скорее всего, окажется последним поездом в его жизни!

За зелёным пригорком прозвучал первый гудок.

Яська почувствовал в ногах дрожь. Это была даже не дрожь, а что-то ещё... Какой-то полнейший упадок сил, словно в ягодицы вкололи слоновью дозу анестезии. Яська заставил себя стоять на ногах, вытянул шею, прислушался.

«Вот ведь балбес! – пронеслось в пустой голове. – Про самое главное-то забыл!»

Яська бухнулся на колени, припал ухом к прохладному металлу – если идёт поезд, должен быть перестук! Таким приёмом пользовались ещё в середине девятнадцатого века, когда поезда только-только появились – Яська сам по телику видел! Ведь металл намного плотнее воздуха, а значит, вибрации внутри него распространяться намного проще, по ниточкам и ячейкам кристаллической решётки.

Яська долго слушал – ему показалось, целую вечность! Ничего. А недобрый гудок звучал всё ближе.

Яська поднялся на ноги. Снова воззрился на пригорок, из-за которого выгнулась лента железной дороги. Страх немного отступил, но тревога так никуда и не делась: ещё бы, каково оказаться вот так, заживо прикованным к рельсам, тем более, уверенным в том, что из-за пригорка вот-вот выскочит стремительный поезд?!

Яська проглотил страх – чего же это он просто так теряет драгоценные секунды? Рано или поздно, поезд непременно пойдёт – ведь не так просто всё затевалось! Какой-никакой смысл быть должен, причём, ох как не хочется сводить этот самый смысл к наиболее очевидному.

Яська ухватился обеими руками за замок, попытался открыть. Когда не получилось и с десятой попытки, принялся просто стучать проклятой железякой об рельс. Цепь самодовольно громыхала в такт движениям: грым-грым, грым-грым, грым-грым... Яське сделалось обидно: такое ощущение, что та просто над ним посмеивается. Он размахнулся и пульнул замок с насыпи, точно метатель ядра свой снаряд. Замок тут же скрылся с глаз долой в разросшейся по обочинам лебеде. Яська присвистнул: ну и свалял же он дурака! Оказывается, цепь намного длиннее, нежели ему показалось, так что можно запросто отойти в сторону, не боясь оказаться зацепленным. Но вот только смысл?

Последний снова казался утерянным, и Яська окончательно сник. Даже собственные сны и те уже против него! Ну и как со всем этим быть? Остаётся только смириться и жить дальше под гнётом неизвестности. Как бы ни было обидно и жутко. Яська вздохнул. Залез в лебеду, принялся на ощупь искать замок, не совсем понимая, зачем тот ему нужно, – уверенность, что всё происходящее является элементом сна, по-прежнему не покидала его. Это и было самым странным, но именно тогда Яська не придал чувствам особого значения.

Вновь прозвучал гудок.

Яська стремительно обернулся. По рельсам неспешно катилась вагонетка; она побрякивала на стыках, словно детская погремушка, и изредка скрипела ржавым тормозом. На заднем борту восседал великан – тот самый, что стоял во вчерашнем «кошмаре» рядом с Тимкой, положив руку девочке на плечо. Его лицо было скрыто под жуткой маской с нарисованными глазами и клювом вороны. Высокий лоб укрывали поля шляпы.

Яська сглотнул подступивший к горлу ком. Попытался отступить, но только ещё основательнее запутался в лебеде и полетел в непроходимые заросли. Колени пронзила нестерпимая боль, да так что даже слёзы выступили. Яська взвыл, вытянул из-под ног опостылевший замок: вот ведь гад этакий, сначала свяжет по рукам и ногам, а потом ещё замучить так и норовит!

Вагонетка, тем временем, не спеша, катилась вдоль насыпи. Незнакомец привстал и наблюдал за Яськиными метаниями, склонив голову на бок. На нём был надет серый плащ, подпоясанный портупеей. Через плечо шёл кожаный патронташ, усеянный блестящими клёпками в форме миниатюрных звёзд с витиеватыми лучиками. Правда, вместо патронов из гнёзд выглядывали не то ампулы, не то пробирки с мутноватой жидкостью внутри. В правой руке человек сжимал что-то вроде серпа, только с более длинной ручкой и кротким лезвием, похожим на полумесяц.