Сквозь вечную ночь

Лив и Рокот уставились друг на друга, не мигая. Очевидно, дело было уже не в Перри. Арии показалось, что они с Соболем исчезли из комнаты.

— Конечно, я люблю его, — сказала Лив. — Он мой брат. Я сделаю для него все.

— Трогательно, Лив. — Рокот оттолкнулся от стола. — Уверен, Перри будет рад это услышать. — Когда он уходил, шаги его были тихими.

Оставшись наедине с Лив и Соболем, Ария вдруг почувствовала себя незваной гостьей. Ветер задул свечи на другом конце стола. В тусклом свете платье Лив казалось холодным, как красная глина. Все выглядело серым и холодным.

— Я прикажу привести сюда твоего брата, — сказала Соболь, беря Лив за руку. — Мы можем подождать со свадьбой до тех пор. Скажи мне, чего ты хочешь, и я сделаю это.

Лив улыбнулась ему — быстрая, дрожащая вспышка.

— Извини… я не голодна, — сказала она и вышла из комнаты.

Ария ждала, что Соболь пойдет за ней. Он этого не сделал. Он взял с тарелки инжир и съел его, наблюдая, как она жует.

— Я понимаю, почему Рокот здесь, — сказал он. — Почему ты здесь?

Его слова прозвучали небрежно, но взгляд был проницательным. Ария посмотрела на дверь, оценивая расстояние, инстинкт говорил ей уйти сейчас же.

Соболь схватил ее за запястье. Свободной рукой Ария схватила со стола нож. Она держала его острием вниз, готовая нанести удар в шею. Смертельный удар. Против такого, как он, возможен только один выстрел. Но это ей не поможет. Ей нужно, чтобы он заговорил.

Соболь улыбнулся и слегка покачал головой. Его глаза были бледны, как стекло, и окружены темно-синими кругами.

— Тебе он не нужен. Я не причиню тебе вреда, если ты не дашь мне повода.

Он скользнул ладонью вверх по ее руке, задирая рукав. Большим пальцем медленно и твердо он пробежался по ее коже, пока он изучил разрушенную половину Отметины. Холодок пробежал по ее спине от его прикосновения.

Соболь заглянул ей в глаза.

— Ты загадка, не так ли?

У Арии перехватило дыхание. Звуки обострились. Хлопанье занавесок и журчание Змеиной реки. Приближающиеся шаги в коридоре. Чует ли он ее способность слышать? Ее жизнь в Грезе и в Мирах, и все остальное, что она скрывала?

Вошел стражник с жидкими светлыми волосами.

— Буря держит путь к Лезвию Рейнджера.

Соболь не обратил на него внимания.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил он низким и угрожающим голосом.

Она не могла лгать. Не могла.

— Ясного неба.

Хватка Соболя ослабла. Он медленно выдохнул и откинулся на спинку стула.

— А я-то думал, что ты какая-то уникальная, — просто сказал он. Затем он встал и вышел.

Ария не могла пошевельнуться в течение долгих минут после этого. Она не чувствовала отвращения от прикосновений уже несколько месяцев, с тех пор как ее выгнали из Грезы. В руке проснулась боль. Его хватка оказалась крепче, чем она предполагала. Наконец она положила нож на место, рядом с пустой тарелкой, пальцы ныли от силы, с которой она сжимала его.

Что теперь? Соболь относится к ней с подозрением. Он будет вынюхивать, пока не узнает правду о том, кто она такая. Ее жизнь была в опасности. Ее миссия была в опасности. Она вздохнула и встала. Она не позволит себе потерпеть неудачу.

Ария прошла мимо стражников у двери, возвращаясь в свою комнату. Она замечала стражей на постах и в коридорах. Передвигаться незамеченной будет трудно, но не невозможно. Она замерла, услышав голос Соболя. Он звучал близко, но она не могла сказать наверняка. Звуки странным образом разносились по извилистым коридорам. С колотящимся сердцем она слушала, как он приказывает эвакуировать окраины Края. Может, сегодняшняя буря подтолкнет его к разговору о Ясном Небе.

Позже, сказала она себе. Она ускользнет и узнает все, что сможет.

Она не удивилась, обнаружив, в своей комнате человека, ждущего ее.

Она ожидала Рокота, но это была Лив.

Глава 25

.

ПЕРЕГРИН

В тот вечер Перри сидел за высоким столом, благоговея перед едой. Ветчину подавали с изюмом, золотым, как восход солнца. Ореховый хлеб с теплым козьим сыром. Морковь, сваренную в меду и сливочном масле. Клубнику. Вишни. Блюдо с шестью видами сыра. Вино или Блеск для тех, кто хотел. Ароматы наполнили кухню. Завтра клан вернется к пайкам, но сегодня они пировали.

Он ел, пока голодные спазмы не превратились в боль набитого желудка. Каждый укус напоминал ему о жертве, которую принесла Лив ради Потока. Закончив, он откинулся на спинку стула и стал наблюдать за людьми вокруг. Маррон намазывал маслом кусок хлеба с той же аккуратностью, с какой делал все остальное. Медведь атаковал гору еды перед ним, в то время пока Молли сажала Ручейка на колени. Хайд и Грин соперничали за внимание Брук, Прутик едва успевал вставить слово.

Всего несколько часов назад он был на том же самом месте, выслушивая, как они набрасываются на него в гневе.

Через стол Ива толкнула Уголька локтем.

— Смотри. Нигде нет ни кусочка рыбы.

— Слава небесам, — сказал Уголек. — Я уж думал, у меня вырастут жабры.

Ива рассмеялась. Перри засмеялся, увидев, как покраснели уши Уголька под шапкой.

В дальнем конце зала Кирра ужинала вместе со своей группой. Их голоса были хриплыми, они яро жестикулировали. У каждого из них, казалось, был взрывной смех. Взгляд Перри то и дело возвращался к Кирре. Он назначил ей встречу позже, чтобы узнать новости с других территорий. Придя от Рогов, она могла что-нибудь знать о Ясном Небе.

Когда они закончили есть, группа Кирры отодвинула несколько столов к стенам, освобождая пространство. Потом зазвучала музыка, гитары и барабаны заиграли веселые мелодии. Хорошее настроение вспыхнуло, как лесной пожар. Поток охотно присоединился к нему, и вскоре зал наполнился песнями и танцами.

— Уголек рассказал тебе о своем дне рождении? — спросила Ива.

Уголек замотал головой.

— Ива, стоп. Я пошутил.

— А я нет, — ответила Ива. — Уголек не знает, когда у него день рождения, так что он может оказаться в любой день. А раз он может быть в любой день, то почему бы не сегодня? Мы уже празднуем.

Перри скрестил руки на груди и постарался не рассмеяться.

— Мне кажется, сегодня идеальный день.

— Может, ты мог бы сказать что-нибудь, ну, чтобы сделать его официальным?

— Я могу это сделать. — Он посмотрел на Уголька. — Сколько тебе лет?

Глаза Уголька расширились.

— Я не знаю.

— Может, где-то тринадцать? — предположил Перри.

— Может. — Уголек пожал плечами, но его гнев ослабел. Это значило для него больше, чем он показывал. Он заслуживал знать свой возраст. Иметь день, что измеряет его жизнь. Перри только жалел, что не подумал сделать это раньше.