Слабая женщина, склонная к меланхолии

— Мы же не знаем, где стулья можно взять. А без разрешения — как же это?

— Я разрешаю взять стулья где угодно. В ординаторской два удобных кресла. На лестничной площадке человек тоже на ногах стоит. Сейчас я попрошу Люду показать вам, где что можно взять.

Она вошла в палату и закрыла за собой дверь прямо перед носом Тугарина. Люда при виде ее вскочила и сделала выражение лица типа «жду ваших приказаний». Ася одобрительно кивнула и сказала очень официальным голосом:

— Людмила Ивановна, покажите, пожалуйста, господину майору, какие стулья или кресла можно взять из ординаторской, чтобы наша охрана имела возможность при необходимости присесть и дать отдых ногам. В вашем распоряжении десять минут.

— Есть, — серьезно ответила Люда, а проходя к двери мимо Аси, тихо переспросила: — Десять?

— Или пятнадцать… — Ася подумала и добавила: — Или больше. Можно еще дверь на вторую лестницу проверить.

Люда кивнула и вышла. В коридоре тут же принялась довольно громко упрекать Тугарина: как это он сам не подумал, обо всем Ася Пална должна беспокоиться, неужели не понятно — у Аси Палны забот и так выше крыши, у нее совсем другая работа, к тому же она — слабая женщина, не дай бог ее расстроить, тогда вообще беда… На Люду можно было положиться. Как минимум, минут пятнадцать в запасе есть.

— Ну, командир, умеешь ты морозу напустить, — насмешливо сказал Гонсалес. — Правда, что ли, ведьма?

— Ведьм не бывает, это суеверие, — машинально пробормотала Ася, прислушиваясь к удаляющимся голосам. Оглянулась на Гонсалеса, который валялся на кровати, закинув руки за голову, и небрежно спросила: — Больной, вы не хотите с отцом поговорить?

Гонсалес перестал улыбаться и быстро сел, шлепнув босыми ступнями по полу.

— Не делайте резких движений! — Ася вынула из кармана робы мобильник и быстро понажимала кнопки. Генерал был почти в самом начале списка. И ответил сразу. Она его спросила: — Генерал, вы не хотите с сыном поговорить? — И, не дожидаясь ответа, протянула телефон Гонсалесу.

Тот несколько секунд сидел совершенно неподвижно, неверяще смотрел на мобильник, зато потом с такой скоростью выхватил его из ее руки, что она даже движения не успела заметить.

— Отец, ты где? — приглушенно спросил Гонсалес. — Ты там как, в порядке? Ты же уехал? Маме звонил? Как она?…

И замолчал, напряженно слушая и невидяще глядя мимо Аси зеленым глазом. Она отвернулась, отошла к двери и стала прислушиваться к тому, что там делается, за этой дверью. Там разбирались, какие стулья откуда брать — из процедурной или из ординаторской. Или кресла. Или все-таки стулья… Похоже, еще долго будут разбираться.

— Командир, — негромко сказал за ее спиной Гонсалес.

Ася оглянулась. Гонсалес выглядел смущенным.

Странно.

— Командир, — неуверенно повторил он. — Можно — мать мне позвонит?… На твой телефон… Сейчас… Это недолго, пару минут… Просто голос ее услышать…

— Лучше вы сами ей позвоните, — посоветовала Ася. — А то звонок очень громкий. Услышат… Скажите отцу, чтобы ее предупредил. Ей волноваться сейчас нельзя.

— Спасибо… — Гонсалес опять уставился невидящим взглядом мимо нее и торопливо пересказал отцу ее инструкции: — Па, я сам маме позвоню, ты ее предупреди, только быстро, а то у меня времени совсем нет.

Ася опять отвернулась к двери и стала прислушиваться, что там делается. А слышала Гонсалеса. Он говорил тихо, почти шепотом, а она все равно слышала. Нельзя, чтобы такие слова слышали посторонние. Но если она выйдет из палаты, сюда, чего доброго, тут же вопрется автоматчик. Черт их знает, какие у них правила и инструкции. Приходилось слушать.

— Мамочка, — говорил Гонсалес мягким, теплым, не своим голосом. — Мамочка моя любимая, ты не беспокойся, со мной правда все в порядке… Какое там ранение, ерунда, царапина, через пару дней заживет… Да папа тебе потом сам расскажет. Ты лучше о себе расскажи… Все равно… Что-нибудь. Я голос твой послушать хочу… Да нет, правда все хорошо. Тут такие врачи — обалдеть! Когда все закончится, я тебя обязательно с ними познакомлю. И с колдуньей тоже. Это я с ее телефона звоню. Представляешь? Пришла в палату, ментов выгнала, а мне телефон дала! Мамочка, ты не болей, пожалуйста, я все время о тебе думаю, так беспокоюсь… Я-то что, у меня все нормально… Да правда нормально, что ты глупости всякие выдумываешь!.. Нет, не мерзну… Папа свитер принес, да… В обтяжку, представляешь? Я немножко поправился… Ну еще бы, на таких-то харчах… Да нет, я не шучу, очень хорошо кормят… Как в санатории. Даже охрана вся поправилась. Они мечтают меня тут подольше подержать, чтобы самим подкормиться на халяву. Ты не смейся, это чистая правда. Ну, хочешь, колдунью спроси, она тебе подтвердит… Она здесь, в палате… Возле двери на шухере стоит. Ничего я не выдумываю… Конечно. Ты только не бойся ничего. Мамочка, не болей, пожалуйста. Я тебя очень люблю. Да, и тетю Тому тоже. Спасибо, и ей привет… Не знаю. Но если не получится — это ничего… Я тогда напишу… А ты вообще лучше всех. И самая красивая… И самая умная… И самая добрая… Я тебя очень сильно люблю. Очень-очень… Не болей, пожалуйста, мамочка, ты только не болей — и все будет хорошо.

За дверью послышались приближающиеся голоса. Ася оглянулась, увидела лицо Гонсалеса и неожиданно для себя сказала:

— Скажите, что потом позвоните. А то сейчас уже майор вернется.

— Мам, я потом позвоню, — послушно повторил Гонсалес. — Не знаю, как получится… Это же случайно получилось. Как подарок… Или ты сама колдунье позвонишь, она тебе все расскажет. Командир, ведь ты не против?… Мамочка, она не против. Ну все, до свидания, а то сейчас придут уже, до свидания, я тебя люблю, до свидания…

Голоса за дверью были уже совсем рядом. Ася шагнула к Гонсалесу, вынула телефон из его руки и сунула в карман робы. Гонсалес сидел неподвижно, серьезно смотрел на нее блестящим зеленым глазом, дернул кадыком и с видимым трудом сказал:

— Командир!.. Спасибо, командир. Ты хороший человечек. Жив буду — не забуду.

— Обязательно забудете, — вспомнила Ася любимую присказку Плотникова. — Все всегда всё забывают. И вы забудете. Это не предосудительно и даже правильно. Закон природы.

— А я не забуду, — упрямо сказал Гонсалес и впервые улыбнулся уже знакомой ей насмешливой улыбкой. — Я против закона попру. Мне не привыкать.

— Босыми ногами — по холодному полу! — возмутилась Ася, услышав, как открывается дверь. — Это как называется? Вы что, больной, заболеть хотите? И загубить всю работу Плотникова?… И перезаразить все отделение какой-нибудь респираторной инфекцией? Как будто нам мало карантина по поводу… — Ася вдруг вспомнила, что не знает, какой повод нашла Светка для объявления карантина, и зловеще закончила: — По поводу другой инфекции!

Гонсалес засмеялся, свалился на кровать и задрал ноги на спинку.

— О чем беседа? — ревниво спросил Тугарин, входя в палату за Людой. — Мы там мебель таскали, а они тут веселятся… Хорошо некоторые умеют устраиваться.

— А давай местами поменяемся, — с готовностью предложил Гонсалес и опять засмеялся. — Я тебя браслетами к койке пристегну. А? Соглашайся, начальник, хоть выспишься разок как следует… Хотя тебя и пристегивать без толку. Ты либо браслеты порвешь, либо койку разломаешь. Либо вместе с койкой попрешься долг исполнять. Интересно — койка в дверь пролезет? Да пролезет, куда она денется… Раз уж ты пролезаешь, так койка и подавно пролезет. Командир, ты не представляешь, какая у майора сила? Как у танка. Наверное, он даже со мной справиться смог бы… Конечно, после соответствующей подготовки. И после того, как хорошенько выспится.

— И после того, как у тебя глаз совсем заживет, — добавил Тугарин. — Слышал, что Ася Пална говорила? Никаких физических нагрузок. А то она расстроится. И хоть носки надень, что ли… Генерал тебе даже шерстяные привез, а ты опять босиком. Правда простудишься еще. Только этого нам не хватало.

Гонсалес повернул голову на подушке, изумленно глянул на Тугарина, задумчиво сказал:

— Гуманист. Почему тебя до сих пор не уволили, майор? Совсем вас там кадровый голод затрепал? Ладно, надену я носки. Хотя сроду не простужался. Ну раз уж Ася Пална может расстроиться — надену, чего уж там… Знаешь, майор, я тоже Асю Палну обожаю. Особенно когда она веснушки не пудрит. По-моему, она их никогда не пудрит. А в первый раз зачем-то соврала. Командир, ты зачем врала, что веснушки запудриваешь?