Слабая женщина, склонная к меланхолии

Люда, до сих пор с жадным интересом слушавшая этот диалог, посуровела и сочла нужным вмешаться:

— Ты чего это грубишь? Ты кому это грубишь? Совсем больной, что ли? Ася Пална никогда не врет!

— В тот раз соврала, — призналась Ася с покаянным видом. — От неожиданности. Не поверила, что глаз на первой перевязке уже так видит. Думала, что больной про веснушки — так, случайное попадание… Ну и решила с толку сбить. Контрольный тест.

Гонсалес и Тугарин переглянулись с одинаковым выражением лица типа «вот верь им после этого». Люде это не понравилось.

— Ася Пална, — с подчеркнутым пиететом сказала она, сердито поглядывая то на больного, то на его сторожа. — Я все назначения выполнила. Готова остаться здесь и наблюдать за порядком. Валентина Митрофановна тоже готова. Какие будут распоряжения?

— Да ну их, с их порядком вообще, — сказала Ася и за локоть повела Люду к двери. — Пусть сами справляются, раз такие сильные. У Валентины Митрофановны с лежачими забот полно. А мы — слабые женщины, да? Вот и пошли чай пить, раз такое дело.

Люда заметно удивилась, но по привычке сказала:

— Есть!

Гонсалес и Тугарин почти одинаково засмеялись. Автоматчик поднялся со стула, с интересом заглянул в палату, заулыбался. Веселится и ликует весь народ. Наверное, не так уж все опасно, как рассказывал Тугарин. Вон они все какие спокойные. И даже легкомысленные. Нарочно запугали слабую женщину, а теперь, наверное, над ней же и смеются. А она поверила и теперь только об этом и думает. Не о том, что смеются, а о том, что опасно… А чего тревожиться-то? На всех дверях — засовы, на всех окнах — сигнализация, на всех этажах — автоматчики. Граница на замке.

Ася сидела в ординаторской, пила чай, рассеянно, слушала Люду, которая горестно рассказывала о новом знакомом — опять рыжем, это уже даже не смешно, — мысленно уговаривала себя, что тревожиться совершенно не о чем, а сама тревожилась. Поглядывала на черный телефон — именно этот телефон будет звонить, если поступит сообщение о том, что везут экстренного. Телефон не звенел. Тьфу-тьфу-тьфу. Но вообще-то когда и звенел — она так не тревожилась. Наверное, это страшилки, которые рассказывал Тугарин, ей вконец нервы растрепали.

В кармане робы пиликнул мобильник. Сообщение. Странное какое: «Молюсь за вас. Мама Сережи». Это какая же мама? В смысле — какого Сережи? Тревога почему-то усилилась. Ася повспоминала, кто из ее пациентов был Сережей, вспомнила только семидесятилетнего Сергея Юльевича, сильно засомневалась в том, что сообщение — от его мамы, и спросила Люду:

— Ты не помнишь, среди наших больных какие-нибудь Сергеи были? Кроме Сергея Юльевича, его я помню.

— У Плотникова двое было. Но это давно, еще до вашего прихода… — Люда задумалась, похмурилась и призналась: — Фамилий не помню. Все-таки давно… А из последних — только Гонсалес. Ася Пална, если надо, я в пятой ночью посижу. А вы здесь. Может, поспите. Все-таки вторник, вряд ли кого привезут. Тьфу-тьфу-тьфу.

— Вряд ли, — согласилась Ася. — Тьфу-тьфу-тьфу… Но лучше ты здесь посиди. Поспи, если получится. А я в пятой… Может, заставлю майора уснуть. А то у него уже глаза как у алкоголика. Я бы за одни такие глаза увольняла из органов без суда и следствия. Да и остальные тоже… По двенадцать часов дежурят! Маразм.

— Так и мы по двенадцать часов дежурим, — несколько удивленно напомнила Люда. — Ничего, нормально. Иногда даже поспать можно. Конечно, когда экстренные — тогда тяжело. Все время на ногах, да еще и ответственность…

— Вот именно, — согласилась Ася. — Все время на ногах, да еще и ответственность… У нас это — когда операция, у них — все дежурство, с первой до последней минуты. Да еще с оружием в руках. Представляешь, какая психическая нагрузка? Не понимаю, почему их чаще не сменяют.

— Майор говорит, что людей не хватает. Подготовленных и проверенных.

— Да, мне он тоже что-то такое говорил, — вспомнила Ася. — Следовательно, на посту подготовленные и проверенные… Вот и хорошо. Значит, ему можно спать спокойно. Пойду попробую усыпить. Вдруг получится.

— Получится, — уверенно сказала Люда. — Всегда получается, с чего бы сейчас не получиться-то?…

Это была еще одна легенда, выдуманная Светкой об Асе. Без всяких на то оснований, как считала Ася. То есть кое-какие основания были, но до того жиденькие, что никому, кроме Светки, в голову не пришло бы раздувать пару нечаянных совпадений в такую ветвистую, махровую, развесистую легенду. Просто однажды очень нервничающая накануне плановой операции пациентка пожаловалась, что от страха не может уснуть уже вторые сутки.

— Ну и напрасно, — сказала Ася, села на стул рядом с кроватью, взяла пациентку за руку, заглянула в лицо, а сама все приговаривала тихим голосом, копируя интонацию тети Фаины, когда та укладывала детей: — Страх — это от усталости, а усталость — от бессонницы… Вот и получается, что вы не спите не потому, что боитесь, а боитесь потому, что не спите. Это почти у всех так. А потом все вспоминают, как боялись, — и смеются… И вы смеяться будете, правда-правда. Вы уже начинаете смеяться… Это очень хорошо. Значит, сейчас спокойно уснете. И будете спать крепко, и видеть хорошие сны, и проснетесь завтра веселая и сильная…

Пациентка уснула на глазах потрясенной общественности, улыбаясь. В палате лежали еще три женщины, все — плановые, все ждали операций, и страх соседки их заражал. О том, как Ася усыпила ее за три минуты, больные потом рассказывали друг другу с удивительными подробностями.

Потом — совсем уж явная случайность: пятилетний мальчик после операции капризничал, требовал маму и вообще не соглашался ложиться спать. Ася поговорила и с ним, пообещала, что мама придет после того, как он поспит, так что надо поскорее уснуть — тогда и ждать не придется… Ребенок тоже уснул через пару минут.

А потом так и повелось: «Ася Пална, что-то не спится». — «А вы закройте глаза — и засыпайте».

Закрывали и засыпали. Сразу. Как будто для этого ее команда нужна была. Ася несколько раз пыталась объяснить народу, что он, народ, и сам себе может то же самое скомандовать, но Светка ревностно охраняла легенду от развенчивания, ругала Асю за скептицизм и напоследок прибегала к своему любимому аргументу: «Ну, усыпи человека, чего тебе стоит»… Ну, Ася и усыпляла. Точно так же, как снимала боль прикосновением руки, — абсолютно не веря во все это дремучее шаманство. Ведь глупость же несусветная, как людям не стыдно… Но раз им помогает — то и пожалуйста, ей не жалко.