Слабые люди

Запись завершена.

____

Запись 000026. 28.06.2024. 16:25

О.Н. прикрепил камеру к шлему, обратив ее на креплении к своему лицу. Одет в соответствующий костюм черного цвета. На лице играет широченная, немного жуткая улыбка, обнажающая не очень красивые зубы, отчего трещинки на сухих губах разошлись и заблестели. От усмешки косой шрам на лице стал похож на тупой угол.

Салон самолета, с каждым поворотом головы от иллюминаторов мельком видно облака. Время идет. На пятнадцатой минуте главный инструктор дал старт и люди встали друг за другом, готовясь к прыжку. Их глаза разом обратились к мигающей лампочке аккурат над выходом из самолета и только О.Н., стоя позади всех, постоянно вертелся аки юла. Пока голос инструктора за кадром проводил повторный инструктаж, перемежаемый шутками и всеобщим гоготом, но О.Н. единственный оставался спокойным, проверяя крепления, поправляя прозрачные очки. Вскоре и он затрясся в возбуждении. Минута– и они летят в тандеме с симпатичным усатым мужчиной.

Удаляющийся самолет размывает в помехах, изображение прыгает как на записи в старом проигрывателе кассет, небо из голубого становится черным и снова голубым. Изображение стабилизируется. Спустя тридцать секунд свободного полета парашют с громким хлопаньем раскрывается, но О.Н. не издает ни звука, лишь в приступе немой радости раскрыв свой рот. Сквозь отражающие небеса очки различимы глаза, внимательно смотрящие во все стороны, жадно впитывающие каждый сантиметр обозримого пространства. О.Н. наконец-то стал похож на живого человека, приобрел черты полностью здорового незнакомца, всего лишь наслаждающегося планированием. Наконец он не выдерживает и, широко открыв рот, издает ликующий клич, за ручки пуская парашют вокруг своей оси, точно карусель. Инструктор шевелит усами, что-то кричит за спиной О.Н., но тот не обращает на него внимания, продолжая ликующе кричать и вертеть головой.

Снова помехи, кадры с приземлением нечетки, дефрагментированы.

Черный экран.

–щелк-

____

Запись 000027. 28.06.2024. 22:23

Сразу раздаются восторженные крики– О.Н. вне себя от радости.

Место– неизвестный сквер. Играют листвой деревья, чуть раскачиваясь по ветру, шипевшем в колонках. Пустынно и темно. Вокруг никого нет.

"Это было прекрасно! Столько ощущений за каких-то десять минут полета!.. Этот холодок в груди, перерастающий в черную дыру миниатюрных размеров, которая словно стягивает внутрь кожу и… О, эта дрожь в конечностях, похожая на кратковременное онемение и этот вид, открывающийся с неба! В жизни не видывал подобной красоты! Зеленые холмы, блестящие крыши небоскребов в нескольких километрах от места посадки, маленькие– меньше муравьев– автомобили, выстроившиеся в цепочки на автострадах, совсем невидимые точки, которыми были обычные люди. Совсем, как я! Как я мог раньше себе в таком отказать, ума не приложу! Сколько всего я упустил, разбазарив жизнь на то, что не имеет абсолютно никакого значения, аж думать страшно! Я мог бы… я мог бы работать инструктором парашютистов, прыгать с невиданных высот хоть каждый день и зарабатывать много денег! Я бы мог жить так полно, как только мог, мог бы пойти, куда захочу! Жаль, что я все это упустил, но любые сожаления теперь не имеют значения– теперь же все неприятное позади, осталось там, в прошлой жизни! Надеюсь, что впереди меня будет ждать если не самое лучшее, то хотя бы достойное запоминания! Хотя к черту "надеюсь"– оно просто обязано быть!"

Проведя рукой по волосам, он счастливо улыбался, оглядывая небо над головой. В следующую же секунду О.Н. падает прямо на траву, сбивая камеру с треноги.

–щелк-

____

Запись 000028. 30.06.2024. 11:45

О.Н. пьет чай, придвинув к ногам прикроватный столик. Выражение лица задумчивое, немножко грустное. Глаза с прежней печалью глядят в камеру.

"Даже странно, как быстро радость от пережитого сошла на нет. Куда же это могло деться?"-с сокрушенным видом проведя ногтем по лбу, О.Н. продолжил, – "Я помню, как начал свой рассказ о себе в первой записи… И у меня сложилось четкое понимание того, что начал я не в том ключе, слишком мало о себе рассказав. Если я делаю эти записи, значит, делаю их для того, чтобы кто-то, заинтересовавшийся моей жизнью, смог узнать больше. Может, даже понять меня. Следовательно, у меня появилось желание рассказать о себе более полно. Так, чтобы зритель понимал, что то, что видно внешне, не всегда соответствует внутреннему. Надеюсь, что ты простишь мне мою сентиментальность, мой таинственный наблюдатель. Если, конечно, не выключил камеру после того треша, что творился раньше. Надеюсь, такого больше не повторится– я постараюсь держать себя в руках."

Сперва отпив из кружки, О.Н. отодвинул столик к стене и взял камеру. Неуклюже пересел с ней в кресло, положив на сведенные колени.

"Начать, думаю, можно с одной небольшой истории из тех, что принято рассказывать, говоря о себе. В общем, дело было так: мне исполнилось восемнадцать лет, когда родители отправили меня в институт, еле-еле дождавшись результатов экзаменов. Первое, что я услышал после оглашения результатов, было не "Поздравляю, сын, мы так тобой гордимся– ты даже не представляешь!", но "Дуй, сынок, в экономисты." Их план заключался в том, чтобы я отучился на одну специальность, со второго курса совмещая заочным обучением на техника по ускоренным курсам. Мне выдали папку с документами и сослали в общежитие, в этот спидозный муравейник, полный мух и их личинок, причем описание адресовано скорее не насекомым, но остальным обитателям этого места, имеющим руки, ноги, мозги и человеческий интеллект, столь несправедливо доставшийся им, а не, допустим, собакам. Помню, как в момент, увидев здание, я первым делом подумал: "Как это развидеть?", ведь я увидел серое обшарпанное здание с коричневыми, все в выщербинах, коридорами, дверьми из прогнившего дерева да покрошенную штукатурку на потолках. Отдельного упоминания заслуживают окна– в двадцать четвертом году, когда у каждого более-менее зарабатывающего гражданина имеются стеклопакеты из пластика, в общежитии были все те же старые окна из дерева. Почерневшие рамы, валяющиеся на карнизе хлопья краски. Фу, одним словом. Я спал и видел, как просыпаюсь у себя дома, в относительно уютной атмосфере без окружавших меня шакалов, так и норовящих что-нибудь стащить, будь то кастрюля свежесваренных пельменей или паршивая пара еще не дырявых носков. Естественно, проснувшись в реальности на матрасе с подозрительными бурыми пятнами, я не сдерживаясь издавал стон досады и ругался на чем свет стоит, но шепотом, чтоб остальных не перебудить, потому что вставал раньше всех– нужно было перепрятать ценные вещи, чтобы их не нашли. После этого я ел наспех сваренную лапшу с кое-как прожаренными котлетами, внутри которых вечно попадались то кусочки, подозрительно смахивающие на картон, то хрящики или черные горошины, то вовсе кусок проволоки, и шел по переходу прямиком в институт с чувством загнанности и безвыходности своего положения, на которое сам же и подписался в добровольном порядке. У меня было, помню, такое подавленное состояние, что временами я попросту впадал в тяжелую апатию и ничего вокруг не замечал. Всю мою мыслительную активность заело на одной мысли– покончить жизнь самоубийством или тянуть резину до конца? Да-да, я и раньше над этим задумывался… вернее, всю свою сознательную жизнь."

Долгая пауза, во время которой О.Н. перекладывает камеру на пол и сам же усаживается подле нее, спиной упираясь в кресло. Чуть помолчав, снова продолжает.

"Правда, я очень хорошо подавлял подобные мысли, что порой даже приходил к ложной мысли, будто я полностью избавился от них, обуздал себя. Но от этого они не переставали роиться в моей голове, просто становясь более тихими, заполняя собой фон, а не передний план, так и оставаясь внутри моей головы."– новый глоток,– "Дело в том, что я провидел свое будущее, с легкостью предсказал его точь-в-точь как оно и случилось. Просыпаясь каждое утро еще в школе, я говорил себе: "Скажи им "нет"! Ну же, скажи!", и все же вставал, следовал расписанию– душ, завтрак сквозь рвотные позывы, утренняя пробежка от дома до школы и сама школа– великая и ужасная обитель пропащих душ. Ха. То еще местечко, уж поверь мне."– подбородок О.Н. нервно дернулся, напряглась шея, – "Средоточие стольких ублюдков в одном месте представлялось явлением невозможным, однако школа с поставленной задачей справлялась на ура, за что ей и медаль ей в довесок к остальным. Впрочем, это не важно! Вернемся к институту– все равно разницы никакой. Там меня уже не мучили желания причинить кому-либо физический вред с целью выставить себя ненормальным, неспособным к жизни в социуме. К ним на смену пришло желание убивать. Если в школе я хотел сломать конкретных людей по конкретным причинам, в ту пору казавшихся мне ну очень важными, то в институте никакого повода уже не нужно было– стоило кому-то косо на меня посмотреть, улыбнуться или начать шептаться– все, крыша съезжает напрочь! Меня начинало трясти, в голове только и были раз за разом назревающие планы уничтожения нежелательного для моего безопасного существования человека. Не знаю, в чем дело– в комплексах ли иль я просто ненормальный или действительно существовала некая опасность, которую я чувствовал инстинктивно… С трудом, с большим трудом проучившись бок о бок с этими людьми три с половиной года, я ушел тут же, как получил заветный диплом со степенью. Даже не стал прощаться. И там, стоя на улице меж ручейков воды– шел ливень, а дорога размыта, превратившись в миниатюрную версию Гранд-Каньона, – я снова понял, что не убежал от противного, но придвинулся к нему вплотную. Осознание этого до жути отвратного факта так нахлынуло на меня, что я не раздумывая кинулся под машину. Мою жизнь спас незнакомый человек, посоветовавший обратиться к знакомому психиатру, к которому я ни за какие коврижки не согласился обратиться. Я же ни капли усилий не приложил к тому, чтобы почувствовать себя лучше. После бездумно отданного согласия родителям я пустился во все тяжкие– нещадно запил, начал курить гашиш, перешел на легкие наркотики, спал с такими же легкомысленными женщинами всех возрастов, что само по себе достойно презрения. На одной даже чуть было по дурости не женился, да и то пронесло лишь потому, что налакался, а наутро в своей постели вместо нее обнаружил левого мужика. Нет, с этим типом ничего не случилось, просто моя тогдашняя дама сердца сочла смешным «подбросить» его мне. Мы очень сильно поссорились и на следующее утро ее нашли мертвой от передоза. Сплошной стыд и срам– подобное так широко распространилось, что даже мои неведающие родители обо всем прознали и, после краткой беседы с психиатром, задались вопросом о срочной принудительной госпитализации. Тут-то мне в голову что-то шарахнуло и я завязал. Вернулся к ним, доделал все, как они велели, стал вновь послушным мальчиком и примерным работягой. О совершенных мной ошибках негласно было решено забыть и жизнь пошла своим чередом, приведя меня сюда."

О.Н. снова остановился. Сосредоточенный взгляд в нечто поверх объектива, так захватившее его безраздельное внимание. Впрочем, надолго не отвлекло. Горестный вздох.

"Смиренность не помогла, лишь убила все лучшее, что я пытался в себе сохранить. Не в буквальном смысле, конечно. Дальше резона рассказывать все равно нет– ничего не происходило. Дом-работа, работа-дом. Ни отпусков в опаленные солнцем курорты, ни краткие моменты агонизирующей молодости, заливающейся алкоголем. Только работа и дом. И женщины сроком аренды на полгода. Вот и все. Вся моя жизнь не стоит и плевка. Не хочется этого говорить вслух, но это так– моя и, скорее всего, твоя жизнь именно такие. Спланированно пустые. Иначе с чего бы ты тратил свое время на просмотр этого дерьма? Мы с тобой– как и все другие вокруг нас– лишь клоны. Ни у кого нет ТОЙ САМОЙ жизни, все лишь являют собой набор выполняемых по круговой траектории стандартов и стереотипов, под которые нас прогнула общественная норма в лице наших родителей. Я не понимаю тех лицемеров, кричащих «Жизнь прекрасна!». Это ведь слова, словоблудие и ничего не боле. Ни ты, ни я не можем сказать, что прожили свои дни достойно."

О.Н. замолчал. На сей раз взгляд переместился куда-то влево и недосказанная мысль витала где-то вдали.

–щелк-

____

Запись 000029. 01.07.2024. Время неизвестно.

День. О.Н. сидит в залитой солнечным светом лужайке и с наслаждением поедает шоколадное мороженное. На кисти правой руки красуется свежее тату– бледная сорокопутка, потрошащая мышь.

"Решил себя побаловать. Да, больно уж похоже на рыпанье старика, стремящегося вернуть утраченные годы молодости в приступе маразматичной тяги к глупостям юных лет. А я скажу только: "И что?"– пожав плечами, выудил из кармана часы на цепочке, блиставшие серебром на солнце, – "Десять часов утра, дамы и господа, но такое ощущение, будто уже полдень! Везде ходят люди– все в легчайших накидках и шляпках. Немного нелепо, учитывая размеры некоторых, но кто я такой, чтобы указывать им, как надо одеваться? На небе, как ты можешь заметить, ни облачка. Почему у нас дома нет такого же тепла? То вечная мерзлота и сырость, то туманы и вечно дующий с севера ветер. Иногда бывало тепло, не спорю, но в редкие дни, когда солнце проглядывало сквозь облака, а так– сплошное "бр-р-р"! И вспоминать тошно. Другое дело здесь! Мюнхен! Скажем– тот же север, однако тепла здесь предостаточно. Ночью, правда, холодновато, но это бич здешних бездомных, если таковые вообще остались, а не мой. А каков контраст! Наши серые стены и их– разноцветные полотна, архитектурные массивы, бесчисленное разнообразие форм! Правда, не так красиво, как в Стокгольме, если судить по тем же фотографиям, но спешить мне некуда– я хочу посетить интересующие меня места по порядку, не выбиваясь из графика. У меня в планах поехать в Италию, посетить Англию и Францию, затем махнуть в Сеул. Разумеется, все упирается в бюджет, потому приходится жестко экономить практически на всем– на лекарствах, еде, новой одежде и новой камере. Эта вся покорежена, но еще работает, потому надо лишь своевременно заменять аккумуляторы, а их у меня в загашнике с лихвой найдется, уж поверь! Правда, сдается мне то, что камера явно трет часть записей, но почему-то я особого значения этому не придаю. Должно быть, благоприятное окружение так на меня влияет, что я просто не могу о чем-то беспокоиться за исключением боязни рецидива. Без лекарств приходится туго, но это тот крест, который, увы, придется тащить за собой. О, видели бы вы лицо банкира, когда я пришел менять всю свою наличку на доллары! Глаза распахнулись как у совы– уж где умора!"

Оглянувшись назад и убедившись в том, что никого рядом с ним нет, О.Н. с заговорческим видом приблизился к камере, приложив обе ладони ребрами к уголкам губ.

"Я заметил тут столько улыбающихся лиц! Все с виду такие добрые и порядочные, успевай только удивляться подобному дружелюбию! Даже если они тебя не понимают– а они не понимают, потому что ты с девяноста пятипроцентной вероятностью являешься бестолочью, не додумавшейся заранее захватить русско-немецкий разговорник, – то в лепешку расшибутся, но помогут. Придется– на языке жестов будут объяснять, проявляя поистине ангельское терпение. Особенно мне понравилась семейная чета пожилых людей– я искал железнодорожную станцию, не зная, что единственный поезд уже ушел, но они мне быстро разъяснили это. На вопрос, когда же следующий, сказали "Next evening!", а я сначала и не допер, что за "ивенинг" такой и с чем его едят– не такой уж из меня примерный ученик вышел, каким я себя представлял. Тогда женщина просто перечислила по порядку: “morning, day, evening, night”. Мы с ними распрощались, и я направился в отель– дорогущий, зараза! – только у ресепшена сообразив, что все еще улыбаюсь, как и все они улыбаются мне."– расслабленная улыбка,– "А дома наверняка у каждого по трупу в подвале закопано, зуб даю!"

И с веселым смехом, радуясь отмоченной шутке, откидывается назад.

–щелк-

____

Запись 000030. 03.07.2024. 08:45

Со стуком кадр оживает. Видимо, камера упала и включилась. Состояние О.Н. снова сменилось в худшую сторону– впав в прострацию, он сидел и раскачивался, раскинув руки, словно загипнотизированный под медленный отстуки мелодии, доносившейся из новенького проигрывателя со вставленной флешкой. С начала записи сразу с середины играют Massive Attack, песня "Angel". Внезапно вскочив и закружившись в танце, О.Н. подпевает вокалисту своим хриплым голосом:

"Her eyes… she's on the dark side…

Neutralize…

Every man in sight…"

И, продолжая петь и танцевать, схватил первый попавшийся предмет– лампу. Обнимаясь с ней, внезапно запустил в стену и затянул бесконечное: "Love you, love you, love you…" Вновь закрутился на одном носке подобно юле.

Песня повторялась раз за разом, словно заевшая пластинка, но ему было все нипочем– О.Н. просто продолжал танцевать и петь в течение нескольких часов, пока не свалился и не уснул мертвецким сном.