Сладкая боль

— Очень трогательно с твоей стороны, Катя, — с каким-то оттенком презрения произнесла Тамара. — Вот, — она положила на стол конверт, — приглашение на свадьбу от Леры.

— Значит, Лерочка все-таки замуж выходит, — неискренне улыбаясь, выдавила Катерина из себя и, взглянув на приглашение, добавила: — За Гийома. Видела фотографию — красивый...

— И богатый! — подчеркнула Тамара и посмотрела Кате в глаза.

— Рада, очень рада за Лерочку. Не зря она, выходит, в Париж приехала... счастье нашла...

— А что такое, по-твоему, счастье, Катя? — неожиданно спросила ее Тамара.

— Счастье, — грустно вздохнула Катерина, — я думаю, это когда человек добивается того, чего долго или сильно хотел...

— А каким оно бывает? Длинным, коротким? — продолжала задавать странные вопросы Тамара.

— Ой, Томочка, — смутилась Катя, — да разным, может, даже и мгновенным...

— Я рада, что ты так думаешь. Значит, ты была счастлива.

— Я? — удивилась Катя. — Ты ошибаешься... Никогда, ни разу в жизни, — с болью в глазах произнесла она.

— Но ты же сказала, что человек счастлив, когда он добивается того, чего очень сильно хотел...

Катя непонимающе смотрела на нее.

— ... Я встретила Зою...

Катерина вздрогнула, как от электрического разряда.

— Зою... — выдохнула она так, словно испустила последний вздох.

— Я с лихвой воздала Зое по ее заслугам. Можешь мне поверить.

Катя вся съежилась. Ее лицо стало белым-белым, она неловко попыталась взять чашку с кофе, но не смогла, так сильно дрожали пальцы.

— Представляешь, — спокойно продолжала Тамара, — она вышла замуж и еще совсем недавно жила на авеню Фош... Я как-то зашла к ней вместе с Сержем фотографом... Помнишь? Она еще у него деньги украла и негативы, да вот только не все... Оставшиеся Серж посчитал своим долгом вернуть ее мужу... чтобы, не дай Бог, в чужие руки не попали... И вот она-то мне и сказала, что ты была счастлива.

— Я? Почему? — заюлила Катерина.

— Но ведь ты добилась того, чего очень хотела, — моего несчастья. Теперь я ясно вижу, какое удовольствие получала ты, какую великую радость испытывала, глядя на мои слезы и мучения. Я тебе доставила, Катя, счастья с избытком.

— Тома, Томочка, послушай... Я не хотела... этого... я не знаю, как все получилось... — в полуобморочном состоянии бормотала Катерина.

— Я могла бы тебе отомстить, Катя, — сказала Тамара, — но ты сама себе отомстила: ты настолько жалка, что уничтожить тебя можно только физически, потому что духовно ты уже давно не существуешь.

Екатерина судорожно хватала воздух с остекленевшими от ужаса глазами.

— ...Ты сама себя так наказала, Катя, как никто другой не смог бы этого сделать, — спокойно продолжала Тамара. — Ты же была умной девчонкой с блестящим будущим, а превратилась в скотницу.

— Мне не повезло, мне просто не повезло, — зашептала Екатерина.

— Не повезло! — усмехнулась Тамара. — В отличие от меня ты прекрасно владела французским языком, ты могла бы найти себе в Париже хорошую работу и нормально жить, не заглядывая в рот какой-то деревенщине, твоему мужу, который тебя, словно убогую, запер в сарае, одел в тряпье и превратил в домработницу. Ты хоть раз попыталась сделать что-то? Хоть один раз! Ты только злилась и выплескивала свою ненависть на других. Вот Лера: чего она только не перепробовала, чего только не испытала... Теперь — счастлива. Так за что же ее ненавидеть, Катя? Зачем завидовать?.. А обо мне ты сама знаешь...

— Томочка, я все, все поняла, — жалостливо глядя ей в глаза, запричитала Катя, — ты только прости меня. Я все, все сделаю, чтобы вернуть твое доверие, только не бросай меня... вот так... Ты ведь у меня одна... самая близкая, как оказалось...

Тамара грустно усмехнулась:

— Приобрести доверие не трудно, потерять легко, а вернуть невозможно.

Она поднялась и положила на стол деньги за кофе.

— Тамарочка, постой, — цепляясь за се руку, молила Катя, — не уходи!.. Как же так?.. Столько лет вместе... Или ты меня уже простила, раз дала приглашение на свадьбу Лерочки?

— Нет! Просто я не смогла отказать себе в этой маленькой мести. Приходи, Катя, на свадьбу Валерии, истекай злобой и ненавистью, лопайся от зависти на здоровье, — с презрением произнесла Тамара и вышла из кафе.

19

Светлана сидела на пестром шелковом диване в большой комнате, заваленной тканями, лентами, шляпами, искусственными цветами. Это была мастерская Лорана.

Она познакомилась с ним на одном дефиле; Лоран подошел к ней и, улыбаясь ярко накрашенными пунцовыми губами и часто моргая длинными, наклеенными ресницами, сказал:

— Мне понравилось, как ты работала, но, если не возражаешь, я мог бы тебе дать один совет.

Светка постаралась скрыть свое удивление и любопытство, чтобы не уставиться на него. Она впервые так близко видела гея.

— Да, конечно, — ответила девушка.

Лоран немного театральным жестом поправил челку светлых аккуратно уложенных феном волос, чуть надул губы и задумался.

— Как бы тебе получше объяснить?.. Понимаешь, у тебя все неплохо: и темп, и повороты, осанка и так далее, но в твоем теле нет жизни. Ты — отличная манекенщица-кукла, такие тоже нужны, но ты — не женщина.

Светлана испуганно смотрела на него.

— А что же мне делать?

Лоран игриво усмехнулся, элегантно отставил ножку, туго затянутую в черный чулок.

— Чувствовать! Твое тело должно чувствовать мужчин через воздух и должно давать им это понять. Только тогда ты заиграешь всеми красками.

Светлана задумалась над его словами.

— Посмотри! — продолжал Лоран. — Ты идешь, словно неживая, — он слегка вскинул голову и чуть прошелся вперед, — а ты поиграй плечами, приведи свое тело в легкое волнение, и флюиды твоего женского обаяния закружат головы мужчин. А иначе ты никогда не поднимешься выше уже достигнутого тобой.

Светлана, прикусив нижнюю губу, согласно кивнула.

— Ты ведь и сама видишь: у всех девушек твоего уровня есть друзья, покровители... только у тебя никого. Потому что, несмотря на свою потрясающую внешность, ты, как женщина, — ноль, абсолютно неинтересна. Подумай над моими словами, — кокетливо улыбнувшись, сказал Лоран и, ловко покачивая худыми бедрами, затянутыми в ярко-красную юбку, постукивая высокими каблуками, засеменил к своим друзьям-подругам.

Света не просто подумала над словами Лорана, а думала день и ночь. Это ей отчасти помогало забыть Гийома.