Сладкая жизнь

— Я могу вас подвезти. Представляете, сколько народу сейчас в транспорте — а тут гарантированная доставка до места, со всеми удобствами.

Он стоял у нее на пути, как бы и не мешая идти дальше, но и одновременно не давая уйти.

— Послушайте, что вам от меня надо? — Она произнесла это преподавательским таким, жестким тоном, не глядя ему в лицо. Думая только о том, что надо поскорее уходить, потому что ей все это не нравится. Может, потому, что, посмотревшись в зеркало перед выходом из квартиры, заметила под глазами темные мешки и показалось, что бледно очень выглядит — но не было уже времени менять макияж, да и было бы, она бы ничего не изменила, верная принципу «пусть будет так, как есть». А вот сейчас об этом жалела.

— Честно?

Он как-то так спросил, что она подняла голову, встречаясь с его глазами.

— Честно!

— Если честно, я хотел пригласить вас куда-нибудь отметить праздник.

Она хотела сказать, что это невозможно, что у нее муж и ребенок и вообще ему не следовало сюда приезжать — но вырвалось другое, язвительное:

— Интересно, куда?

— Куда захотите. Ресторан, казино, клуб какой-нибудь — на ваш вкус.

— Послушайте, я не понимаю, — начала она, и вправду не понимая, зачем он куда-то ее приглашает, но он перебил:

— Раз так, то давайте я хотя бы довезу вас. Вам куда?

Она категорично мотнула головой, шагнула мимо него.

— Ну почему женщины такие жестокие? Неужели так сложно осчастливить человека в праздник, доехать с ним до работы, хотя бы до метро, подарить ему незабываемые воспоминания, которыми он будет наслаждаться весь следующий год…

Это прозвучало так… так не по его, что она остановилась, повернулась, улыбаясь в ответ на улыбку.

— Ну если только до метро…

В машине вкусно пахло, и кожаное сиденье после матерчатого жигулевского показалось необычно мягким, и мотор урчал сыто и тихо, и панель мигала разноцветными огоньками. Какой-то другой мир, незнакомый, но не пугающий, фантастически комфортный — в общем, ирреальный.

Он придержал дверцу, пока она садилась, закрыл ее аккуратно, сел рядом, обогнув машину. Посмотрел внимательно на нее, но она, почувствовав взгляд, смотрела перед собой. А потом, взглянув вниз, быстро поджала ноги — сапоги, почти новые, купленные всего-то два года назад, такие уютные и теплые, показались старыми и убогими — и поправила на коленях юбку.

— Куда прикажете?

— До «Полежаевской».

Он кивнул, передвинул какой-то рычаг внизу — и черная громадина легко, без судорожного хрипа и нелепых рывков, поползла вперед. Она делала вид, что изучает машину — хотя в машинах не разбиралась и они ей были неинтересны, — потому что иначе надо было бы о чем-то говорить. И не заметила, как в конце дома к автомобилю пристроились два джипа, приклеились словно.

— А дочка у вас симпатичная, — заметил он неожиданно. — Сколько ей?

Она вздрогнула, испугавшись вопроса, и покраснела услышав:

— Алла, за кого вы меня принимаете?

— Да я не…

— Я понял. — Он так охотно согласился, что румянец на щеках стал еще жарче. — Бандит и насильник, охотящийся на больших дядей и маленьких девочек. Не могу сказать, что вы мне польстили. Ну почему, если человек ездит на «мерседесе», значит, он ужасно плохой? Скажите, если я пересяду на «Жигули», я наконец покажусь вам хорошим?

Она поняла вдруг, что это и есть тот самый хваленый «мерседес», ставший уже притчей во языцех, каким-то символом прямо. Когда она слышала на работе или от Сергея это название, с соответствующим оттенком, естественно, то сразу представляла нечто невероятное — типа унитаза из золота. А это была просто красивая машина — без бара, холодильника, телевизора, просто очень комфортная, роскошно отделанная внутри и снаружи. И все.

— Не думаю, что для вас это так важно…

Он промолчал, и она покосилась на него, увидев на лице все ту же улыбку.

— Вы на работу? Может, я подожду, пока вы закончите? Новый год можно начать отмечать днем, а потом я вас отвезу домой. Обещаю вести себя прилично — не напиваться, не колоться, не приставать, не сквернословить, не стрелять в официантов, барменов и крупье, не давить потом прохожих, не уезжать от милиции и опять же не скрываться в вашем подъезде. Идет?

Она рассмеялась — легко и естественно, потому что ей и в самом деле стало смешно.

— Так что насчет моего предложения, Алла?

«А почему бы и нет?» Консультация максимум на час, в двенадцать-полпервого она уже свободна, и что такого в том, что она съездит с ним куда-нибудь? Мысль показалась логичной и приятной — но она тут же спохватилась, беря себя в руки, переносясь из этого ирреального мира в мир реальный, в котором ей нечего было делать рядом с этим.

Так не хотелось уходить даже мысленно из этой большой теплой уютной машины, подчеркивающей свою обособленность затемненными стеклами — и расслабившей ее настолько, что какие-то идиотские мысли полезли в голову насчет ресторана. Она сказала себе, что прежде всего не надо было вообще к нему садиться, и, заледенев внутренне, покачала головой, зная, что он увидит этот жест.

— Жаль. — Он сказал это спокойно и вполне искренне, словно вправду сожалел. — Может быть, в другой раз — завтра, послезавтра?

— Нет, я же вам уже говорила. — Она отвернулась от него, глядя в окно, злясь на себя за неспособность выбрать правильную линию поведения, — и на него, конечно, тоже. Метро показалось справа, четко обозначив незажженной днем буквой «М» границу между двумя мирами. И она подумала почему-то, что сейчас он намеренно проедет мимо, как бы не заметив, и будет ждать, не заметит ли она, и если она заметит, будет деланно сокрушаться, говоря, что теперь придется довезти ее до самого института. И будет всю дорогу уговаривать передумать насчет ресторана. Но он притормозил, в который раз опровергнув ее представления о нем. И она растерялась даже, не ожидая этого, уже готовая дать себя довезти до Иняза.

— Спасибо, что довезли, — произнесла наконец. — Спасибо — и с Новым годом.

— Взаимно.

Он сделал движение, и что-то мягко опустилось ей на колени — ярко-желтая коробка в золотой горошек. Она резко раздвинула ноги, и это глупо было — ну что он, собственно, мог положить ей на колени? — и, наверное, не слишком пристойно, но коробка все равно не скатилась на пол, зацепившись прямоугольным своим телом за край пальто.

— Алла, это ужасно, — произнес он с насмешливой укоризной. — Мало того, что вы отказываетесь отметить со мной Новый год, мало того, что не даете довезти вас до работы, так даже духи не хотите взять.

— Нет-нет, я не могу! — Она ненавидела себя в эту минуту за вырывавшийся из нее лепет и его — за то, что она лепетала в его присутствии.

— Жаль, мне показалось, что они бы вам пошли. Представляете, я вчера вечером в «Пассаже» весь отдел на уши поставил. Кучу тестеров перенюхал, домой приехал, а от меня пахнет так, словно я в перестрелку в парфюмерном попал. — Он говорил, весело глядя на нее, явно пытаясь ее расслабить, заставить сменить тон. — Еле доехал, между прочим, — надышался, как токсикоман. Они бы правда вам пошли. Диор, «Дольче вита» — все говорят, что очень хорошие.