Сладкие папики

Я вздохнула. И приготовилась произнести это.

— Подворье было конфисковано. И выставлено на продажу. — Мне все еще было больно. — Он туда больше не вернется.

Она выглядела такой растерянной, по-настоящему растерянной. А потом на ее лице появилась улыбка.

— Ты ведь не знаешь, да? Черт возьми, ты действительно не знаешь.

— Не знаю чего?

— Между прочим, это прекрасное место с огромным потенциалом. Я понимаю, почему ты так сильно хотела его, понимаю, почему это была твоя мечта. — Она вздохнула, но улыбнулась. — Черт, я не должна говорить. Действительно не должна.

Я покачала головой.

— Что? Я не… — И тут меня осенило. Ну конечно же.

Но я даже не осмеливалась надеяться.

— Карл, — сказала я, уже оглядываясь в поисках его. — Ты хочешь сказать, что Карл купил подворье? — Но я знала. Конечно, тот это сделал. Конечно, он купил подворье. — Боже… О Боже мой…

Меня трясло. Отчасти от эйфории, отчасти от головокружения от этой мысли, отчасти от страха, ошеломления. От злости, что он сделал это.

Но я была так благодарна, что едва могла дышать.

Я покатила обратно к машине, мои пальцы покалывало, а сердце бешено колотилось, но Верити выскочила передо мной.

— Подожди, — сказала она. — Это не…

— Что? — проговорила я. — Так оно мое или нет? Я просто не… — Я вздохнула. — Я не знаю, что и думать. Не знаю, что мне делать.

— О, оно твое, — ответила она, и ее глаза были яркими и счастливыми. — Только не Карл купил его для тебя. Это папа.

Глава 33

Кэтти

Жизнь такая странная штука.

Такая хорошая и такая плохая одновременно.

Верити оказалась права насчет подворья. Оно стало моим. Подписано, скреплено печатью и доставлено.

— Я как раз собирался сказать тебе, — сказал Карл. — Я бы и сам его купил для тебя, но твой отец не захотел отступать. — Он сделал паузу. — Мне хотелось позволить ему сказать тебе, когда ты будешь готова услышать это. Готова увидеться с ним.

— Но почему? Как он это сделал? — Я уставилась на него, и Карл встретился со мной взглядом, прежде чем вырулить на главную дорогу, и я поняла. — Как много ты рассказал ему?

— Достаточно.

— Ясно. — Я улыбнулась. — Ты рассказал ему о моем ужасном музыкальном вкусе? О моих дурацких кроличьих тапочках?

— О да, — ответил он. — Я все рассказал ему. Рассказал ему, что ты по утрам ешь яйца, что ты смотришь ужастики, только если потом можешь посмотреть детские передачи, как ты перепрыгиваешь через три ступеньки, когда спешишь утром.

— Больше нет.

— Ты будешь делать это снова. Ты просто должна верить в это. — Он потянулся к моей руке. — О, и я рассказал ему, что ты читаешь надписи на бутылочках шампуня, когда сидишь в туалете.

— Ты этого не сделал! — Я чувствовала, как горят мои щеки.

— Нет, — подтвердил Карл. — Не сделал, но это было бы забавно.

— Ты же понимаешь, что он разрушил твои маленькие планы узнать отца, — проронил Рик с заднего сиденья. — Он уже все ему рассказал. Больше нечего рассказывать. Скучно.

Я рассмеялась.

— Тогда мне придется придумать что-то новенькое, не так ли? Чтобы держать его в напряжении.

Что я и сделала.

Я действительно придумала кое-что новенькое. Совершенно новые мечты.

Они медленно выстраивались, как корни, уходящие под землю. Так медленно, что я не чувствовала их, эти мечты, растущие в моем сознании.

Вулхоуп всегда будет рядом, когда бы я ни захотела, папа ясно дал мне это понять, передавая документы.

У меня никогда не было такого долгого неловкого объятия, но, кажется, он не возражал.

Джек остался присматривать за домом, держа ферму и рабочие помещения за низкую арендную плату, пока его бизнес не встал на ноги, а все остальное ждало меня, с небольшим доходом от поступлений за постой других лошадей в подворье.

Это займет некоторое время. Много времени.

Прошла целая вечность, прежде чем мне разрешили ходить на костылях, несмотря на то, что я практически ничего не могла делать, не имея свободных рук.

К счастью, Рик был рядом, мой постоянный компаньон, и на самом деле моя придумка с «Кэт-Рик» оказалась не такой уж безумной. Рик позволял мне следить за тем, что тот делал, давая возможность заменить практику по маркетингу, которую пришлось оставить, и мне это нравилось. Мне нравилось работать с ним, нравилось подбрасывать ему идеи и наблюдать, как они обретают форму прямо у меня на глазах.

Некоторые из них были откровенно так себе, а некоторые в моей голове выглядели лучше, чем в реальности, и я знала, что Рик потакал мне. Но даже так, некоторые идеи все же были хороши. Некоторые из моих идей были очень даже хороши. И я улыбалась, наслаждаясь этим. Счастливая.

На костылях стало легче видеться с Самсоном, легче было делать все, тем более что моя нога становилась более дееспособной. Сначала на десять процентов, потом на двадцать. Чтобы стало пятьдесят, казалось, ушла целая вечность, а потом в один прекрасный день я снова набрала полную силу. И вновь смогла стоять самостоятельно.

Только потом мне снова пришлось учиться ходить, и это было сложнее, чем я думала. Гораздо сложнее.

Учиться снова трахаться получилось более органично.

Не думаю, что мои мышцы когда-нибудь позволят мне забыть это.

Даже когда моя нога все еще была бесполезна, когда я лежала в постели не имея ни малейшего желания двигаться, даже тогда, в самые мрачные моменты, когда казалось, что лучше никогда не настанет, мне все еще хотелось этих красивых парней.

Я не могла получить их, но отчаянно хотела.

Мне оставалось только смотреть, как они овладевают друг другом.

Такие трудности. Пришлось преодолевать такие ужасные трудности. Жизнь иногда такой отстой, верно?

Была одна приятная вещь, которая поразила меня больше всего во всей этой печальной реальности моего несчастного случая, через все это — всю боль и унижение от того, что я не могу ничего сделать для себя самостоятельно — эти два невероятных мужчины ни разу не колебались, ни разу не заворчали, не огрызнулись, не потребовали тайм-аут.