Сладкий грех. Искупление

Жить стало сложнее. Я не чувствую голода или какого-то нормального физиологического желания. У меня жуткая апатия, и я всё время хочу спать. Я не в силах жить, вот и всё. Я потеряла все причины для этого. Но вот мой мучитель не потерял причины, чтобы издеваться надо мной.

Меня привязали к кровати и кормят насильно. Это ужасно. Двое мужчин держат мой рот открытым, пока Слэйн вливает в него суп или что-то ещё. А я не чувствую вкуса. Я даже не смотрю на него, а только в потолок. Потом меня отпускают, и меня рвёт. Слэйн развязывает меня, моет, меняет постельное бельё и снова связывает. Потом он уходит надолго, возвращаясь только утром или через день. Меня кормят мужчины, словно я кукла. Но когда меня рвёт перед ними, они ловко успевают подставить ведро и вытирают мой рот.

Я ничего не хочу. Наверное, они считают меня капризной или жуткой стервой, но я не специально так поступаю. Я опустошена внутри и не могу точно сказать, почему это случилось со мной. Вряд ли это из-за слов Дарины или произошедшего на приёме. Просто в какую-то секунду я осознала, насколько я ничтожна и ощутила себя вещью. Я увидела слишком много, и это сломало меня. Полностью сломало.

Точно не знаю, сколько прошло дней с приёма, вероятно, неделя или две, но лучше мне не становится. Я тону в воспоминаниях, и они причиняют мне боль снова и снова. Я не могу избавиться от них. Хочу, клянусь, я хочу, но не могу. Я такая слабая и безвольная. Я ведь сама это сделала с собой. Старалась не думать о том, что Слэйн играл со мной, вёл меня по написанному сценарию и смеялся вместе со своими псами надо мной. Наверное, я не могу смириться с тем, что каждый взгляд, каждое слово и прикосновение были ложью и выдумкой для меня. Это сильно ударило по моей психике. Я не в себе и прекрасно понимаю это. Я потеряла причину, чтобы жить дальше.

— Я думал, что ты уже пережила всё, но, оказывается, нет. Я не могу изменить прошлое, Энрика. И понимаю, что сейчас ты стараешься наказать меня, но наказываешь только себя. Поговори со мной. Я отвечу на все твои вопросы.

Я несколько раз моргаю, услышав приглушённый голос Слэйна. Перевожу на него взгляд и вижу просто мужчину со странными светлыми глазами, которые смотрят на меня с мольбой. Но мне всё равно. Это просто очередной мужчина, причинивший мне боль.

Закрываю глаза и проваливаюсь в сон. Когда я просыпаюсь, то за окном уже ночь, мои руки привязаны, как и ноги, но никого рядом нет. Наверное, я придумала Слэйна или же нет. Не знаю. Я снова смотрю в потолок и ни о чём не думаю.

Утром ко мне снова приходит Слэйн и одевает меня. Он выводит меня из спальни и ведёт вниз.

— Тебе нужен свежий воздух, Энрика, — говорит он, выпуская меня из дома, как собаку. Словно я животное, которому нужно сделать все свои грязные дела на улице, чтобы не тащить дерьмо в дом. Но мне неинтересно это.

Сажусь на траву и смотрю вдаль. Я особо ничего не вижу, пребывая в своей глубокой чаше из разочарования и пустоты.

Наверное, мне больно. Я не знаю, но, вероятно, это так. Мне так больно, как никогда не было, и мой организм защищает меня апатией и безразличием к жизни.

Это ужасно, на самом деле, что люди могут уничтожить других людей. И дело не в силе или в стойкости, дело в том, что все мы хотим кому-то доверять и кого-то любить. Мы влюбляемся неосознанно, а потом страдаем, потому что не получили такие же чувства в ответ. Мы обманываем себя, ищем оправдания людям, а потом, когда исчерпаны все причины, чтобы врать себе, страдаем. Во всём виноваты мы сами, но иначе невозможно жить. Иначе это не жизнь, а существование в сером мире. И сейчас для меня всё серое. Мне это не нравится, но как вытащить себя из этого ада, я не знаю.

Поворачиваю голову, но не вижу рядом Слэйна. Он ушёл, и я тоже возвращаюсь в дом. Вхожу в спальню и забираюсь на кровать. Я привязываю свои ноги, затем одну руку, а вторую не могу. Так и лежу, вновь изучая потолок.

Я лежу так долгое время, пока кто-то не входит ко мне. Я знаю кто это. Я чувствую его. Это Слэйн.

Он развязывает мои ноги и одну руку. Заставляет меня сесть в кресло и садится на диван рядом. Замечаю несколько больших папок, лежащих на столе.

— Хорошо, я понял, что тебе больно, Энрика. Я понял, что тебе плохо, и ты страдаешь. Я понял это за последние две недели. Ты этого ждала?

Пожимаю плечами и равнодушно обвожу взглядом спальню. Мне всё равно, что он понял, когда понял и понял ли, вообще. Я не поняла, и это важнее. Я не поняла смысла своей жизни. У каждого человека должен быть смысл, а у меня всё забрали, и я ною, ною, ною внутри. Мне жалко себя, и я жалею себя. Да, пусть это для кого-то неприемлемо, но мне всё равно. Вряд ли люди пережили бы то, что я, и при этом сохранили здравое сознание. Хотя… я не уверена в том, что у меня нет проблем с психикой. Я даже уверена в том, что их очень много.

— Я начал запоминать свою жизнь примерно с шести лет. Многие дети не помнят этого, но я помнил, — внезапно в мои мысли врывается голос Слэйна. — Я помнил, что мои родители ненавидели, избегали меня и отвернулись от меня. Помнил, что мне было больно от жестокости ребят в школе, и я не мог справиться с этим. Я помнил момент, когда возненавидел свою внешность. Но потом, некоторые моменты я перестал помнить, потому что это был не я. Никто не дал мне выбора, кем быть. Меня забрали и начали учить быть жестоким, хладнокровным и плохим. Я жил изо дня в день в попытках выжить. Каждый день у меня были какие-то испытания, которые ломали меня. Окончательно меня сломали в лесу, когда бросили там одного зимой без еды, воды и одежды. Я должен был выжить. У меня на шее был такой же ошейник, как у тебя, Энрика, и меня било током сотню раз, пока я не понял, что у меня нет других вариантов, только лишь сделать так, как сказали.

Слэйн замолкает и открывает папку. Он листает несколько страниц и показывает мне незнакомого мужчину.

— Он стал моей первой жертвой, когда мне исполнилось пятнадцать. Мне нужно было придумать, как заманить его в ловушку и заставить покончить с собой. Это было моё летнее задание. Я его выполнил. Я изучил его прошлое и нашёл в нём несколько моментов, которыми мог манипулировать и притворился его племянником, о котором он не знал. Я сводил его с ума и напоминал ему о том, что он выбрал своего сына, а не жену, которая умерла при родах. Мне было неважно, почему мне указали на него. Всё, что я помнил, это то, что должен выполнить задание, достичь цели, которую выстроил себе в голове. Мужчина бросился под колёса поезда и умер на месте. После его смерти я почувствовал свободу. Мне она понравилась, потому что больше никто и ничего не требовал от меня, а я мог жить до следующего задания.

Слэйн перелистывает папку, и я вижу множество незнакомых лиц, сменяющих друг друга. Женщины, мужчины, подростки, девушки. Слэйн останавливается на следующей фотографии. Это фотография Кавана.

— Пришло время расплаты. Я был достаточно силён и умён, когда Каван пришёл ко мне с извинениями. Но моя цель состояла в мести ему. Я хотел, чтобы он ощутил себя на моём месте. Я изводил его. Посадил его на цепь и изводил каждый день. Я бил, изнурял, бросал его в клетки с крысами. Он смиренно принимал каждое издевательство и постоянно просил прощения. Меня это только раздражало, и я злился ещё больше. Дед ничего не говорил мне, а только наблюдал. В то время у меня случился первый приступ. Я сошёл с ума. Из моей памяти стёрлись воспоминания того, что я делал, а когда очнулся, то лежал вокруг трупов, разодранных на части. Среди них был Каван. По его словам, на него натравили убийц, это сделал мой дед, и я превратился в зверя, который убивал одного за другим. Дед же, кем я его считал в то время, только смеялся и восхищался мной. Он сказал, что я достиг своей цели. Я поработил Кавана, и теперь он будет работать на меня всю свою жизнь. Но Каван считал это спасением. Свободы я не ощутил, а только боль и жжение в желудке. Три дня меня рвало от крови и мяса, которое я сожрал. Человеческого мяса и крови. Мне было страшно в тот момент, но я не имел права на это. Каван нашёл вариант, как успокоить меня. Он предложил мне лекарство, и оно помогло мне.

Слэйн снова переворачивает папку и останавливается на фотографии Дарины.

— Она тоже была моей жертвой, но я научился правильно ставить цели. Убийства перестали приносить мне удовольствие. Сам факт убийства. Мне больше нравилось порабощать людей. Брать у них то, что они не хотели мне отдавать. И я начал свою работу с ней. Я свою цель достиг. Дарина была порабощена мной, влюблена и выполняла самую грязную работу. Она готова на всё, только бы быть рядом со мной. А для меня же она никто. Я не воспринимаю её за человека, а вижу только грязную игрушку, которая стала мне противна. Но я использую её в своих целях.