Сладкий грех. Искупление

Мои глаза расширяются от ужаса.

— Помнишь, ты чувствовала себя хреново? У тебя был жар, сильная сухость в горле, ты не могла спать и постоянно ощущала себя возбуждённой? — спокойно перечисляет он.

— Да, — шепчу я.

— Это было не из-за укола. Причиной было действие одного порошка, который я постоянно подсыпал тебе. Не просто так я лично следил за всем тем, что ты пьёшь. Мне постоянно нужно было держать тебя в возбуждённом состоянии. Это были наркотики, возбуждающие женское либидо. Если бы я не остановился, ты была бы уже зависима и стала дерьмом под моими ногами. Подобного рода препараты вызывают сильную зависимость. Если недолго употреблять их, чтобы восстановить женское либидо, то они действуют, как лекарство. Если немного дольше, то они вызывают зависимость. Ты была в двух часах от этого шага, пока я не прекратил пичкать тебя ими. Хотя должен признаться, что мне понравилось, какой похотливой ты была. Мне очень понравилось, и я готов прибегнуть к ним снова. — На его губах играет довольная улыбка.

— Ты монстр, — с отвращением говорю я.

— Да, так и есть. Я не человек, а животное. Дикое, необузданное животное. И оно тебе нравится. Ты можешь отрицать сколько угодно, но злодей тебя возбуждает. Злодей притягивает тебя куда сильнее, чем слащавый мудак. Ты спасатель по жизни. Тебе необходимо спасти всех, и ты решила спасти меня. Это меня очень заинтересовало. И именно это пока и позволяет тебе оставаться в живых.

— Ты что, серьёзно считаешь, что я позволю тебе снова прикоснуться ко мне? — спрашиваю, его и из моего горла вырывается нервный смех.

— Да, конечно. Так и будет. Но вернёмся к другим вариантам твоей смерти. Итак, я мог не спасать тебя, а просто наблюдать за тем, как тебя закапывают заживо. Достаточно было всего лишь щёлкнуть пальцами, и твой дом влетел бы к чёрту. Он весь заминирован. Я прекрасно знал и о проходе, по которому прошёл Ангус и то, о чём он рассказал тебе. В твоём доме стоят скрытые камеры видеонаблюдения и прослушки. Я знаю всё. Я окружил тебя собой и могу долго перечислять сотню вариантов твоей смерти, мимо которых ты ходила каждую минуту, Энрика. Мне не стыдно врать и манипулировать тобой. Мне не стыдно из-за того, что я пичкал тебя наркотиками, чтобы снова обладать твоим телом. Не стыдно причинять боль всем вокруг, только бы добиться своей цели. Я не испытываю никаких эмоций и чувств, когда у меня на глазах кого-то насилуют, и этот приказ тоже отдал я. Мне насрать на людей. Они мне безразличны. Мне не стыдно быть тем, кто я есть. Но мне стыдно за то, что в какой-то момент я понял, что снова стал живым рядом с тобой. Хотя я абсолютно не раскаиваюсь за то, что сделал, Энрика. Я маньяк. Я одержим тобой. И ты будешь со мной, хочешь ты этого или нет. Это единственный способ продлить твою жизнь.

Для меня всё, что он говорит, и всё то, что произошло и теперь окружает меня, является сущим адом. Я не могу и не хочу разбираться в нём, потому что мои мысли скомканы и покрыты грязью. Мне больно. Моё сердце разбито. Мне противно и стыдно. Я ненавижу себя. Поэтому я даже не дёргаюсь, когда Слэйн подходит ко мне вплотную, и его пальцы пробегаются по моей щеке.

— Ты нужна мне, Энрика. Я хочу тебя. Я выбрал тебя своей жертвой. И лучше тебе быть хорошей девочкой, иначе мне придётся тебя убить.

— Сделай это прямо сейчас. Почему тянешь? — быстро выдохнув, шепчу я.

— Потому что моё желание изменилось. Желание и цель не всегда идентичны. Желания живут в своём мире. И этот мир внутри тебя. Ты моё желание. Я не хочу тебя убивать. Хочу оставить тебя рядом с собой. Но дело в том, что…

Слэйн кривит лоб и, резко мотнув головой, отходит от меня.

— Так в чём же дело? — допытываюсь я.

— В нас. То есть во мне. Я никогда не знал, что такое забота. Никто в моей жизни не защищал меня, будучи настолько же физически и морально слабой, как ты, Энрика. Но в моменты, когда ты встаёшь передо мной, чтобы уберечь меня от боли, я начинаю чувствовать зависимость от твоего тепла. Я хочу его. И знаю, что недостоин этого, но я не собираюсь тебя отпускать. Это будет фатальной ошибкой. Я не убил тебя, хотя в моей голове всё кричит о том, что должен это сделать. Каждый раз, когда я смотрю на что-то, окружающее тебя, вижу, как убиваю тебя этим предметом. Так устроен мой мозг. Таким его сделали. Но ты ещё жива, поэтому оставайся такой и дальше. Есть несколько правил, которым тебе придётся следовать, Энрика.

— Ты больной ублюдок. Ты просто болен. — Качаю головой, нажимая и растирая висок. У меня голова сейчас, к чёрту, взорвётся от Слэйна, его слов, присутствия, а теперь ещё и правил.

— Да, я такой, но всё же есть правила. Пока ты будешь находиться здесь, я установлю правила. Я запру тебя на два-три дня, чтобы не навредить тебе. Тебя будут кормить, ты неограничена в передвижениях по этой комнате. У тебя есть ванная комната, одежда, свой кабинет, он расположен за гардеробной. Там ты можешь заниматься. Чуть позже я выпущу тебя, и ты сможешь погулять, осмотреться и насладиться природой. Она здесь прекрасна. Но ты всегда должна возвращаться в дом до сумерек. Как только солнце сядет, ты будешь заперта. Но с наступлением ночи не ищи меня, не выходи из комнаты и не реагируй на то, что услышишь. А также не советую бежать. Если ты это сделаешь, то ничем не поможешь ни себе, ни мне. Я начну охотиться на тебя и когда поймаю, разорву. Ты умрёшь. Окна здесь пуленепробиваемые, их нельзя выбить. Люди работают на меня, поэтому они не помогут тебе спастись. Будешь хорошей девочкой для меня, я открою дверь раньше. Сделаешь глупость, мне придётся показать тебе, что я не шучу. Я никогда не шучу. На этом всё. Ты моя, Энрика. Тебе лучше смириться с этим и признать, что ненавидеть меня ты не хочешь, как и я не хочу тебя убивать. Мы оба в дерьме. И ты нужна мне. Подумай. Завтра поговорим снова.

Слэйн подходит ко мне и целует меня в лоб. Я никак не реагирую, когда он выходит за дверь, и снова что-то щёлкает.

Какого чёрта снова происходит?

Глава 2

Слэйн

Наркотиками в мире называют всё, что касается привыкания. Наркотиками могут быть люди, животные, вещи или жидкости. Если человек подсел на наркотики в виде порошка, жидкости или лекарств, то это не так страшно. А вот если человек подсел на эмоции определённого человека, то здесь возникают трудности. Легко манипулировать сознанием другого человека, пока он не знает правду о том, что им манипулируют. Когда это открывается, то манипулировать становится сложнее, но возможно. Но иногда ты просто устаёшь от манипуляции, потому что понимаешь, что если не применять давления, то ситуация поворачивается к тебе задницей, а тебе очень нравится эта задница. Она притягивает тебя ещё сильнее, чем раньше.

В общем, я в грёбаном аду.

Жить без эмоций довольно весело. Люди применяют огромную силу, чтобы ты ощутил себя дерьмом, а тебе насрать, и ты сдерживаешь смех, пока они тужатся. Они начинают сходить с ума, а ты подавляешь зевок от скуки и ждёшь, когда же жертва перестанет дёргаться. Да… жить без эмоций интересно. Я ненавижу эмоции. Они причиняют мне боль и заставляют на что-то надеяться, показывая, что все мои надежды в прошлом были самообманом. По сути, надежда — это и есть самый жестокий обман в мире. Люди выдумывают себе то, чего нет, верят в это, а потом винят всех вокруг, что всё пошло не по плану. Глупо, но увы… человечество обожает верить и надеяться. Они ненавидят себя за это, но делают всё для того, чтобы снова причинить себе боль. И я тоже в их числе. Тупой ублюдок.

Мой рот приоткрывается, когда по венам растекается прохладная жидкость. Она успокаивает меня. Бросаю шприц в урну и заклеиваю вену. Умываюсь и провожу пальцами по волосам. Ненавижу эту тупую сучку. Ненавижу. Она извела меня. Я уже задолбался бороться за хрень, которую она несёт в мою жизнь.

Сажусь в кресло и просто смотрю перед собой, тупея с каждой минутой от наркотика. Эмоции уходят, остаётся пустота, в которой я жил двадцать лет. Двадцать грёбаных лет.

— Только не говори мне, что ты снова укололся, — цокает Каван. Я перевожу взгляд на соседнее кресло и ухмыляюсь.

— Слэйн, блять, ты же знаешь…

— Заткнись, мамочка. Создай для меня идеальную тишину, — щёлкаю пальцем, показывая на него.

Он закатывает глаза и цокает. Принц хренов. Где же его тупая принцесса? Нет её. Ни одна принцесса не опустится до уровня убийцы, насильника и жестокого ублюдка. Это я о себе, Каван другой. Он считает себя моей совестью. Ему нравится меня спасать, как и Энрике. Они оба спасатели, только у Энрики спасать меня не получается, как, в принципе, и у Кавана тоже. Дело в том, что я не хочу быть спасённым. Иногда хочу… иногда… очень редко, но я не могу себе позволить такую роскошь, иначе меня убьют. А я как бы должен жить. Да, должен. Я не хочу жить, но должен. Я, блять, охренеть как, отупел.

— И что дальше? — нарушает тишину Каван.

— Не знаю, — мрачно отвечаю ему. — Идеи есть?

— Вау, ты обратился ко мне за идеями. Дело дрянь, да?

— Ещё хуже. Энрика в шоке и ни хрена не понимает. Она не верит. Она меня бесит. Какого хрена я делаю, а? — спрашивая, тру руками лицо и ударяюсь затылком о мраморный ободок кресла.

— Ты влюблён, Слэйн, поэтому хрен тебя знает. Я никогда не был в таком состоянии, поэтому… сочувствую. Больно?

— Пошёл ты, — кривлюсь я. Друг смеётся и качает головой.