Сладкое поражение

Последнее было особенно важно, и Филипп грустно улыбнулся:

– Мне искренне жаль, Эмилия. Раньше я не чувствовал раскаяния, но теперь все иначе. Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, когда не можешь воссоединиться с любимым человеком, Я сожалею о том, что совершил, и о том, что едва не разлучил вас с Девоном.

– Спасибо, Филипп, – сказала она, и по ее голосу он понял, что его извинения действительно важны для нее. «Доброта и любовь. Доброта и любовь».

– Понимаешь, Филипп, – сказала Эмилия, слегка наклоняясь вперед, – на самом деле мне тоже не нравится Лукас Фрост. В нем есть что-то странное. Мне кажется, он относится к Анджеле как к своей собственности.

– К сожалению, наше мнение о нем не имеет никакого значения.

– Я помогу тебе завоевать ее, – решительно сказала Эмилия.

– Мне не очень нравится такой тон, – заметил он осторожно. – И меня пугает этот фанатичный блеск в твоих глазах. Сейчас ты очень похожа на свою тетушку-драконшу.

– Замолчи. Если бы не тетушка, мы бы сейчас были женаты.

– Сдаюсь. А теперь из чистого любопытства я хотел бы уточнить, что ты намерена предпринять.

– Завтра мы отправимся с тобой на чай к леди Палмерстон. Если о твоем приходе не будет объявлено, у Анджелы не будет времени спрятаться.

– Похоже, ты не очень разборчива в средствах. – Благодарю тебя.

– Спасибо, Эмилия. Спасибо за то, что помогаешь мне, что, позволила остаться здесь, и за то, что простила меня, – откровенно сказал Филипп.

– Я ценю твою благодарность, но должна предупредить тебя, что ты начинаешь изъясняться, как тот задумчивый персонаж из романа в «Лондон уикли».

– Что в этом плохого? Я думал, тебе нравятся эти романы.

– Мне нравится их читать. Но я бы не хотела жить по этим канонам.

Эмилия пожелала ему спокойной ночи и вышла из библиотеки, оставив лорда Хантли в одиночестве.

Глава 17

– Ты уверена, что это сработает? – спросил Филипп, жалея, что у него заняты руки, и он не может ослабить галстук, который просто душил его. В каждой руке у него было по букету цветов: дракона нужно усмирить.

– Нет, – ответила Эмилия и повернулась к открывшейся двери. – Здравствуйте, Гроувз. Я пришла на чай. Не надо докладывать о нашем приходе, нас ждут.

– Леди Бекингем, – нараспев произнес дворецкий. При виде Филиппа его вечно невозмутимая физиономия слегка дрогнула, и на мгновение на ней проступило удивление.

– Здравствуй, Эмилия, – сказала леди Палмерстон, когда они вошли в гостиную. Она занимала свое привычное место в кресле перед камином. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, но почему вы спрашиваете? – Эмилия уселась на кушетку напротив Анджелы, и Филипп сел рядом. Оказаться совсем рядом с Анджелой, коснуться ее, пусть даже слегка, – это было слишком, он мог потерять остатки самообладания. Такое не должно произойти в гостиной леди Палмерстон.

– Я только хотела предупредить тебя, если ты вдруг перепутала: рядом с тобой не твой муж, – сказала леди Палмерстон, строго взглянув на Филиппа.

– Я ничего не перепутала. Полагаю, в представлении никто, не нуждается? – с невинным видом спросила Эмилия.

Филипп наконец-то позволил себе посмотреть на Анджелу. Она тоже взглянула на него. Даже с таким обвиняющим и вопрошающим выражением лица она никогда не казалась такой… хорошенькой. Ее длинные вьющиеся волосы, сзади собранные лентой, падали ей на спину. Его пальцы дернулись от непроизвольного желания нырнуть в эти волосы, которые, как он хорошо знал, были мягкими и шелковистыми.

На ней было простое утреннее платье голубого цвета, в тон ее глазам. Оно шло ей несравнимо больше, чем грубые серые одеяния, которые она носила в аббатстве. Сейчас Филипп легко мог представить ее в гостиной Астон-Хауса. Там они будут вдвоем.

Его взгляд самопроизвольно остановился на декольте. Оно не было слишком большим, но не скрывало соблазнительную ложбинку и выпуклости ее груди. Он с трудом оторвался и вновь взглянул ей в глаза. Даже он понимал, что сейчас нельзя смущать ее и пожирать влюбленным взглядом ее фигуру.

– В представлении действительно нет нужды, – сказала леди Палмерстон. – Филипп, если не секрет, кому вы несли эти цветы?

Только сейчас он вспомнил о букетах.

– Цветы. Это вам, леди Палмерстон, – сказал он, протягивая ей букет фиолетовых гиацинтов.

– Вы явно изменились, – произнесла она, принимая цветы и одобрительно кивая.

– Безусловно, – одновременно произнесли Филипп и Анджела. Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Гм… – пробормотала леди Палмерстон в ответ. – Спасибо, Хантли. Вам удалось меня удивить.

– А это вам, – сказал Филипп, протягивая второй букет Анджеле.

Это были розы самых разных оттенков. Флорист пытался объяснить Филиппу значение каждого цвета, но он был слишком нетерпелив и взял по нескольку роз каждого цвета: розовые, белые, желтые, красные. После секундной заминки Анджела приняла цветы.

– Как вы поживаете, Анджела? – спросил Филипп, как только дворецкий вышел, чтобы поставить цветы в вазы, и стало ясно, что никто из женщин не собирается начать разговор. Впрочем, начни сейчас леди Палмерстон традиционный разговор о погоде, Филипп бы этого не вынес.

– Спасибо. У меня все хорошо. А как вы поживаете?

– Неплохо.

Горничная принесла свежий чай и вазы с цветами, которые поставила на маленькие столики по обеим сторонам двери гостиной. Некоторое время они молча пили чай, потом Филипп поинтересовался, получала ли Анджела какие-либо известия из аббатства.

– Вообще-то да, – ответила Анджела, и ее глаза слегка загорелись. Он задал правильный вопрос! Он понял, что он единственный человек в Лондоне, который знает ее старых друзей – тех, о ком она, вероятно, скучает. – Там все в порядке. Уильяма призвали на военную службу. Он сказал, что этот вариант его привлекает больше, чем духовный сан.

– Я в этом не сомневался! – согласился Филипп.

– Конечно. Да, ремонт часовни уже закончен.

– Слава Богу, что им удалось обойтись без моей помощи. Это меня очень беспокоило, – невозмутимо произнес он. Ему хотелось пошутить, чтобы хоть на несколько минут вернуться в прежние времена.

– Конечно, если учесть, что вы только и делали, что, сняв рубашку, стояли поблизости, – парировала Анджела.

– Так было легче таскать доски. Между прочим, я не слышал никаких нареканий по поводу моей работы.