Славка - дочь Рода, или где наша не попадала

— Ну. В чем дело? Нам еще долго идти, а ты уже устала, — с раздражением и даже некоторым презрением бросил он.

— Кан… — начала я.

— Канлок, — перебил меня этот великолепный гад, своим басом, — меня зовут Канлок. Кан я только для друзей.

— Канлок, — вежливо повторила я за ним, — скажи, а почему у тебя волосы стали другого цвета?

Гад посмотрел на свою гриву:

— Они всегда такие.

Я почему-то взглянула на его хвост. Да нет, все верно, пряди в волосах поменяли свой цвет.

— В лесу у тебя в волосах были зеленые и красные пряди, а сейчас желтые и серые.

Таврос внимательно рассмотрел свои волосы, потом задумчиво спросил:

— Скажи ода Вячеслава (О! Прогресс, я уже стала одой, а не безымянным существом), а у Бора какие были волосы?

Я попыталась вспомнить, как выглядел Борвес:

— Зеленые, похожие на траву, молодую траву, с синими, желтыми и красными прядками, — нахмурила лоб, вроде так.

Кан тяжело вздохнул и сквозь зубы проговорил:

— Иди сюда ода, садись.

Я от изумления даже рот раскрыла. Канлок не дожидаясь меня, подошел, подхватил за талию и усадил к себе на спину. От неожиданности я чуть не слетела с него. Никогда не ездила в дамском седле. Да и в мужском только три раза, у нас в частной конюшне. Лошади мне нравились, я их не боялась, да и они меня тоже. Но Канлок ведь не лошадь. А какая разница, мысленно махнула рукой и схватилась за него сзади. Мы быстро поехали, то есть я поехала, а он шел. Шаг у него был широкий и летящий, сидеть было удобно, почти не подскакивала в сед… на спине. Примерно через полчаса он свернул с дороги в сторону на широкую тропу. За узким перелеском показалась деревня. Мы проезжали мимо аккуратных, добротных домов. Заборов здесь не было. Владения отгораживались друг от друга деревьями и кустарниками. Приятная деревня. Интересно, здесь все такие?

Кан остановился у одного дома с красной крышей. На пороге появилась женщина. Первая женщина, которую я увидела. Я прямо впилась в нее взглядом. Черные распущенные волосы, Серое длинное платье, похожее на мою сорочицу, тоже подпоясанное поясом и черный плащ расшитый непонятными узорами, похожими на письмена или руны.

— Щедрой земли, веда Криана, — почтительно произнес Кан, склонив голову в поклоне.

Веда! Значит это местная колдунья, которая изумленно смотрела на тавроса, словно не веря своим глазам. Что её так удивило? То что Кан к ней приехал, или то, что я приехала на тавросе?

— И тебе, яр Кан, — ответила веда. — Что привело тебя ко мне?

Кан молча снял меня со спины, а сам подошел к женщине. Он что-то ей рассказывал, а потом они вместе подошли ко мне.

— Она видит сущность человека, или его настроение. Я в этом не очень понимаю, но она что-то видит. И её обереги. Их делала её тетя, но она тоже умеет, но не знает их свойств.

Женщина внимательно рассмотрела мою одежду, подержала в руках пояс., рассмотрела моё лицо, пристально всмотревшись в глаза.

— Идем со мной. А ты, Кан, останься, погуляй.

Я пошла за ведой в дом. Он был большим и просторным, намного больше, чем казался снаружи. Усадила меня за стол, поставила кувшин с напитком и стала спрашивать.

— Как тебя зовут?

— Кан ведь назвал вам моё имя, — с раздражением ответила я. Напиток оказался липовым с какими-то добавками, прохладным и вкусным.

— Я тебя спрашиваю. Когда мне будет надо спрошу Канлока.

— Меня зовут Владислава. Владислава Варум. Друзья зовут меня Славкой.

— Владислава. Владеющая славой. Варум? Не знаю, не слышала, — пробормотала она про себя. — Ты из другого мира, сказал мне яр Кан. С кем ты там жила? Как их зовут?

— Маму звали Алла, она погибла, когда мне было тринадцать лет. Я живу… жила с тетей Агнией.

— Агнара и Аллада, высокий дух и огонь. Все может быть, может быть, — веда посмотрела на меня, поднялась и стала ходить по комнате напряженно о чем-то думая. Затем снова села напротив:

— Что ты видела в тот момент, когда переносилась сюда?

— Да ничего особенного не видела. Дома я сильно ударилась о дерево, когда падала, в глазах все потемнело, затем закружились разноцветные сполохи и потеряла сознание. Очнулась уже здесь, — объяснила веде. — Если Кан думает, что я владею какой-то магией, или как у вас она называется, то это не так. Я ничем не владею.

— А когда ты была дома, ты не видела цвета жизни людей? — задала странный вопрос женщина.

Цвета жизни? Это она так про волосы Кана? Ничего такого дома я не видела. Надо же придумать цвета жизни! Я уже открыла рот, чтобы ответить, а потом вдруг вспомнила.

— Ну? — веда Криана заметила, что я замялась.

— Дома на Земле у меня была болезнь глаз. Даже не болезнь, а какое-то отклонение в организме. Наши ученые называли это — синестезия или «цветовое зрение». Оно бывает разным. У меня проявлялось, когда я была возбуждена, при эмоциональной окраске речи или когда звуки слышала по отдельности. Тогда я каждый звук соотносила с определенным цветом. В разные моменты один и тот же звук мог быть разного цвета. Частенько мне это мешало, — медленно произносила я, вспоминая то, на что не обращала особого внимания, воспринимая, как свой недостаток.

Веда удовлетворенно кивнула.

— Ты видишь настроение и чувства людей. Ты ощутила Кана, как существо готовое действовать, оказывать помощь. Затем что-то изменилось и он предстал перед тобой озабоченным сложившейся ситуацией и ищущим ответ. Ты можешь приносить пользу, если разгадаешь оттенки твоего видения. Их соотношение. Это большой дар. Не многие, единицы, способны ощущать людей таким способом. Твое умение плести обереги — тоже дар, познай его. Я чувствую в них силу.

— Я хочу домой, — жалобно протянула я. — Ваш мир — не мой мир, он мне чужой. Я его не понимаю.

— Я в этом не уверена. В том, что это не твой мир. На этот вопрос найдешь ответ, заглянув в себя, и когда пообщаешься с богами, — резко произнесла колдунья. — Вы едете в столицу, встреться с ведами там, они помогут понять себя и дар. Если захочешь, сможешь многому научиться. Ты тоже веда, только ты не обученная веда, сырой материал. А теперь — иди, думай.

4. Показательное выступление

Мы ехали уже два дня. Без меня Кан двигался бы намного быстрей. Это ради меня он двигался плавным шагом, иногда переходя на размашистую рысь. Я уже привыкла сидеть у него за спиной, держась за пояс. Иногда, чтобы не сверзнуться, приходилось прижиматься вплотную, что Кану, явно, не нравилось. И он снова переходил на шаг. Приходилось делать физиологические остановки, остановки для разминки, ночевки. То есть, это я разминалась. Ехать постоянно верхом для меня утомительно. Я не привыкла к верховой езде. Да еще и без седла. Три урока, которые получила дома на смирной лошадке, с неохотой переставляющей копыта, вряд ли можно назвать полноценным знакомством с этим видом транспорта. Тело ныло, мышцы стонали, а моя, хоть и упруго-мягкая, филейная часть скоро превратится в сплошной синяк. К тому же — синяк без кожи. На остановках смазывала её тальком, который к счастью остался вместе с гримом при мне. Это хоть как-то спасало от неминуемого трения. Я плюнула на приличия, подтянула платье и села по-мужски, запахнувшись сверху плащом. Канлок крякнул, когда я проделала это в первый раз, но промолчал. Только покосился на мои ноги — не торчат ли из-под плаща. Не торчат, приличия соблюдены. Ну и хвост с ними. Спина у Кана широкая, ехать так было проблемно, ноги затекали. Но ехать все время боком тоже уставала. Меняла положение во время остановок.