Славянская мифология: эницклопедический словарь

У восточных славян следы подобных представлений сохраняются в диалектных названиях облаков: бык (вологодское), быки (владимирское), бычки (ярославское, уральское), в уподоблении дождя молоку, в обычае давать коровам клички Туча, Хмара (украинцы), тушить пожар от молнии молоком черной коровы или сывороткой (Полесье), в приметах типа смоленской: «Черная корова идет впереди стада — будет дождь, светлая — будет погода», в загадках о Т. типа украинской: «Черная корова небо лижет» и т. п.

На Карпатах у украинцев и поляков предводителями Т. считаются планетники: во время грозы якобы можно разглядеть в Т. их руки и ноги. Поляки в районе Познани планетниками называют черные Т. У восточных славян преобладает представление, по которому грозовые (перуновы) Т. гонит по небу св. Илья, поэтому их нельзя отгонять бранью (белорусы).

Широко распространено мнение, что на Т. обитают души умерших некрещеных детей, заложных покойников; реже полагают, что там же находятся души родителей-предков. Недавно в Брянской обл. было записано заклинание, произносимое при виде Т. с целью ее отогнать: «А я етой тучи не боюся, / А я етой грозной не боюся. / А у етой туче — мой батюшка. / А у етой туче — мой родненький. / А у етой туче — моя матушка. / А у етой туче моя родная».

Мифологическая трактовка Т. проявляется в балканских и карпатских верованиях о пребывании в Т. демонов, прежде всего атмосферных, но нередко также и вил, в белорусских представлениях о том, что в виде Т. ходит от села к селу холера, в сказочных мотивах похищения тучей людей и втягивания их на небо.

Вологодские крестьяне думали, что Т.
– это желеобразная масса вроде киселя (иногда куски ее находят на земле и даже «пробуют»); часто считали, что Т. состоят из пара или дыма, а градовые Т.
– из кусочков льда. Белорусы полагали, что Т. выходят из моря, когда «самая большая рыба разгуляется и всколыхнет воду». Широко распространено представление, согласно которому воду в тучи набирает радуга из земных водоемов; по болгарским поверьям, халы опускают свои хвосты в воду и перекачивают ее в облака. Сербы Баната считают, что воду в Т. приносят покойники или змей.

Для отгона градовых и грозовых туч использовались разнообразные магические приемы. Женщины-сербки выходили на холм и кричали изо всех сил: «Ой, Милева-утопленница, не пускай своих белых говяд на наши зеленые поля! Гони их по горам и косогорам, гони их в синее море!» Навстречу Т. бросали пасхальные яйца, размахивали пасхальной скатертью, свадебной фатой, венцом, палкой, которой разнимали змею и лягушку; крестили тучу, отгоняли ее криком и шумом, стреляли из ружей; считалось, что тучу может отогнать колокольный звон и даже просто звук трубы, а также огонь сретенской свечи. Южные славяне магически «отворачивали» тучу от села, переворачивая кверху ногами треножник или телегу, «рассекали» тучу острыми орудиями — косой, серпом, топором (этот способ известен также русским, украинцам, полякам), сербы практиковали символическое рассечение Т.: стелили на землю тряпку или холст, рубили его на мелкие куски топором и разбрасывали во все стороны. Пытались также «умилостивить» тучу, предлагая ей в виде угощения хлеб-соль, для чего выносили из дома трапезный столик. Восточные славяне выбрасывали во двор хлебную лопату и другую печную утварь — ухват, кочергу, а также хлебную дежу или крышку от нее; зажигали сретенскую («громничную») или страстную («четверговую») свечу, жгли троицкую зелень, ветки вербы; выносили во двор на лопатке горсть горящих углей и т. п.

Облачная, пасмурная погода иногда считается благоприятствующей тому или иному предприятию: «под тучу» хорошо сажать огурцы (Полесье), ставить невод (западная Белоруссия) и т. п.

Лит.: Толстые Н.И. и С.М. Заметки по славянскому язычеству. 5. Защита от града в Драгачеве и других сербских зонах // Славянский и балканский фольклор. Обряд. Текст. М., 1981; Их же. Заметки по славянскому язычеству. 3. Защита от града в Полесье // Обряды и обрядовый фольклор. М., 1982; Толстой Н.И. Еще раз о теме «тучи-говяда, дождь-молоко» // Славянский и балканский фольклор. Верования. Текст. Ритуал. М., 1994.

С.М. Толстая

У

УГОЛ — часть дома или другого хозяйственного строения, отделяющая «свое» (замкнутое) пространство от «чужого» (открытого, не освоенного человеком). В славянском жилище особая роль отводилась красному углу, где находились иконы и стоял стол.

В народных верованиях, языке и фольклоре внутренние У. символизируют весь дом, ср. выражение «иметь свой угол», а также похоронное причитание сироты, потерявшей родителей: «…к которому мне теперь углу приткнуться». При этом «свой угол» последовательно противопоставляется «чужому», соотносимому со смертью, горем, запустением, бедностью, тишиной, ср. в причитаниях: «А мы ж то с своего угла повышли. Заставил ты нас по чужим углушкам слоняться, заставил ты нас век горевать, чужие углы считать».

В русском заговоре, произносимом «для богатства дома», символически воспроизводится внутренняя организация идеального дома: «Наша изба о четыре угла, во всяком углу по ангелу стоит. Сам Христос среди полу стоит, со крестом стоит, крестом градит, хлеб и соль, скот и живот, и всю нашу семью». Напротив, в похоронных причитаниях посмертное жилище покойного описывается как дом без углов. В белорусских заговорах жилище, располагаемое в центре мира, под мировым деревом, имеет не четыре, а три, девять, «тридевять» углов.

В обрядах и верованиях внешние У. символизируют внешнюю границу дома (ср. аналогичное значение других пограничных частей дома и двора, в частности ворот и порога). В «строительной» магии при выборе места под будущий дом большое значение придавалось устойчивости этой границы: в углах будущего дома клали по камню, куску хлеба, сыпали по горсти пшеницы и т. п.; если через два-три дня после этого все предметы оставались на своих местах, считалось, что место выбрано удачно. По углам иногда ставили четыре горшка с водой: если к утру воды в них прибывало, это также рассматривалось как добрый знак (и наоборот). Нерушимость границы дома закреплялась и при начале строительства: под углы фундамента закапывали ветки вербы, освященные в Вербное воскресенье, остатки освященной пасхальной пищи. Подкладывая под углы дома монеты или хлеб, надеялись на то, что в доме не будет переводиться добро, богатство.

У. дома как пограничное пространство традиционно считался местом обитания нечистой силы и духов умерших (ср. русское представление о домовом, живущем в У., южнославянские поверья о домовой змее, обитающей под У. дома) и потому был объектом многих очистительных, апотропеических и умилостивительных ритуалов. В России на Благовещение окуривали У. изб от нечистой силы и болезней; во время родов, происходивших в бане, повитуха отколупывала от каменки четыре камушка и бросала их в четыре У. со словами: «Этот камушек в уголок, черту в лоб». Белорусы, стремясь избавиться от домового, портившего скот, окуривали углы дома освященным маком и говорили: «Домовой, иди домой, эта хата моя».

При первом выгоне скота на поле читали заговор и секли топором по четырем У. хлева, тем самым оберегая скот от зверей и недоброго человека; разводя первый раз в овине огонь, трижды произносили заговор от пожара в каждом У. овина.

Чтобы летом лягушки и ужи не проникли в избу, в Страстной четверг обливали холодной водой наружные У.; для избавления от мышей — разбрасывали по У. дома скорлупу освященных пасхальных яиц; чтобы в доме не было блох, посыпали У. снегом. Подобным же образом защищали и поля от мышей, грызунов, града, нечистой силы (закапывали по углам кости пасхального поросенка, яйца, втыкали ветки освященной вербы).

Снаружи под внешние У. дома «отправляли» все то, что могло быть опасным для живущих в нем, в частности выливали туда воду, которой обмывали умершего, сжигали на У. солому и мусор, оставшиеся после выноса покойного (в надежде, что в доме больше не будут умирать люди).

У. дома, связанный с нечистой силой и вообще — со сферой потустороннего, занимает заметное место в гаданиях и магии. В Поволжье девушки на святки отгрызали щепку от У. дома и бросали ее в колодец: если вода при этом сильно булькала, это предвещало скорое замужество. У сербов в Сочельник по углам дома разбрасывали орехи, затем собирали их и использовали для распознавания вора: клали такой орех на место, где прежде лежала украденная вещь, и раскалывали его; считалось, что вор непременно сознается в содеянном.