Славянский сокол

– Кто мне рассказывал накануне про удивительную быстроту мечевой схватки у славянских князей? – спросил Карл. – Кажется, это называли «хрономагией»? В таком случае наш молодой рыцарь владеет ей в два раза лучше, чем Бравлин. По крайней мере, он постоянно опережает и в защите, и в нападении прославленного князя.

– Подождите, ваше величество, – возразил аббат Алкуин. – Бравлин начнет показывать себя тогда, когда поймет, что он на краю гибели. Я слышал, что для применения хрономагии требуется определенное состояние духа.

И в самом деле, только произнес граф эти слова, как князь ударил шпорами коня и в два скачка оказался в стороне. Такой неожиданный маневр дал ему возможность перевести дыхание и, должно быть, к чему-то приготовиться. Молодой же франк решил, что князь, в бороде которого было немало седины, совсем лишился сил и от бессилия отступает. И потому бросился вперед с необдуманным пылом. И тут король увидел вихрь из блестящей стали. За какое-то мгновение по бедному франкскому рыцарю было нанесено такое множество ударов с разных сторон, что не выдержал бы ни один человек в самых крепких доспехах. Рыцарь рухнул под ноги коня.

– Зачинщиков осталось только трое… – печально произнес Карл.

– А их противников, Карл, двое… – не терял оптимизма Бернар. – Мой прогноз: в конце концов, в последнем поединке сойдутся герцог Анжуйский и князь Ратибор.

– Но там еще пять рыцарей, – сказал король. – Они свежи и рвутся в бой. Двоих мы знаем, а из оставшихся трех один может оказаться тем самым рыцарем-бретером…

– Вовсе не обязательно, ваше величество, – не согласился граф Оливье. – Рыцарь-бретер вовсе не обязан выигрывать турнир. Ему не нужна слава. Более того, она вредна его ремеслу. И мы не знаем того, за кем он охотится. Потому я вполне допускаю, что предмет охоты может оказаться в числе пассивных рыцарей. В таком случае и бретер должен пожелать участвовать в утешительных поединках.

– Это возможно, граф, – согласился Карл. – Но тогда мы так и не сумеем его выявить.

– Мы не сумеем его выявить в любом случае, если он вообще существует, ваше величество.

На ристалище выехал еще один рыцарь, названный герольдом. Бойцы заняли позицию.

– Как вчера нам говорил герцог Анжуйский? Главное, не дать Сигурду победить в джаусте. В мечевом поединке, как показалось Жофруа, он выглядит слабее. Я не такой специалист, как наш славный герцог, но после вчерашнего меле мне кажется, что он был прав.

– Вот и задача перед моим другом Салахом… – печально сказал Оливье. – Признаться, я сильно волнуюсь за него. В копейном поединке он как раз, мне кажется, слабее, чем в мечевом. И, пусть он поклоняется Аллаху, я, честный христианин, все равно молю Бога о его победе!

– Пусть Бог будет судьей между магометанином и язычником, – сказал Карл, ничуть не смущаясь того, что слева от него сидит другой язычник – ярл Трюгвассен.

Теперь уже только три пары рыцарей заняли ристалище. Прозвучала команда, и они пустили коней. Граф Оливье даже приподнялся, чтобы всмотреться в упавшего с седла друга. Салах не шевелился, над ним склонился герольд. Но не дал знака, означающего смертельный исход. Точно так же не дал он знака и после осмотра двух других рыцарей. Герцог Анжуйский и князь Бравлин с первой же попытки вышли победителями.

– Двое против одного… – сказал Карл.

– Двое против пятерых, ваше величество, – поправил дю Ратье.

– Что там решает герольд?

– Он говорит о чем-то с Ратибором, – рассмотрел Оливье. – Кажется, Ратибор боится, что у него не останется достойных противников, и потому, по примеру Сигурда, рвется в бой… Да, герольд согласен, согласны и оставшиеся рыцари… Ни один из них не показывает откровенного желания попасть на копье Жофруа или Бравлина. Ах, вот даже как… Они уезжают к пассивным… Очевидно, утешительный поединок устраивает их больше. Это их воля… Итак, ваше величество, двое на двое! Двое на двое…

Рыцарь, которого назвали князем Ратибором, выехал в ристалище…

Глава 26

Въезжая в ристалище, Годослав переглянулся с Сигурдом. У Сигурда лицо оставалось открытым – рогатый шлем иногда имеет полумаску вместо забрала, но никогда не имеет бармицы, а герцог вообще предпочел шлем даже без полумаски. И потому его взгляд искать никому не приходилось. А выражение лица Годослава под защитой самому Сигурду разобрать даже вблизи было невозможно. Тем не менее рыцари встретились глазами. Взгляд герцога Трафальбрасса не обещал ничего хорошего как временному союзнику, так и противникам. Однако было в этом взгляде и непонятное Годославу торжество. Впрочем, знающие Сигурда люди всегда говорили об излишней самоуверенности любимчика короля Готфрида. Возможно, именно эта самоуверенность и читалась сейчас в его глазах.

Герольд расставил рыцарей по парам. Годославу выпало противостоять князю Бравлину, Сигурд же занял позицию против герцога Анжуйского.

– Герцог против герцога, князь против князя… – заметил король. – Это тоже интересно, но не менее интересно смотрелось бы состязание двух князей против двух герцогов.

– Нет, ваше величество, – у Оливье было свое мнение. – Тогда мы получали бы возможность увидеть в конце концов поединок, который нам предстоит увидеть и сейчас. Герцог против герцога, или князь против князя. А в этом варианте нам гарантировано разнообразие на завершающем этапе. Мне кажется, так интереснее.

– Это дело вкуса. У вас, кстати, нет в запасе еще одного абиссинского пера, чтобы сделать ставку?

– Увы, ваше величество… Но я склоняюсь к прогнозу монсеньора Бернара. В конечном итоге Жофруа будет драться против Ратибора. И надеюсь, что он сможет победить его, чтобы Ратибор все же снял свою бармицу и показал нам лицо…

Рыцари разъехались по противоположным концам ристалища и замерли, ожидая команды герольда. И как только раздались первые звуки рожка, они стремительно понеслись навстречу друг другу. Треск дерева, звон металла, тишина на берфруа… И все четверо остались в седлах, незыблемые и непоколебимые. Снова разъехались, новый сигнал, и опять схватка не выявила победителей.

Перед последней схваткой все четверо, словно сговорились, поменяли щиты и копья. И когда они сошлись перед ложей короля, то напряжение на берфруа достигло, казалось, такого накала, словно здесь давалось генеральное сражение, от исхода которого зависела судьба государства.

На сей раз Годослав сумел сбить на землю Бравлина, пробив ему щит и ударив острием копья в сильную лицевую броню, навешанную на грудь поверх кольчуги. Сама броня выдержала удар, но князь вагров не сумел удержаться в седле. Годослав же отъехал для разворота слишком далеко, словно специально давал возможность Бравлину подняться и прийти в себя. Такое мог себе позволить только неопытный боец или боец, милующий противника.

Хуже оказалось положение герцога Анжуйского. Он сам со всей внимательностью проверял новую подпругу после того, как ее проверил слуга. Но подпруга опять не выдержала, и герцог на этот раз упал с коня вместе с седлом. И упал неудачно. Тяжелое седло придавило ему ногу так, что Жофруа, поднявшись и выхватив меч, сильно захромал и стоял, по сути дела, на одной ноге.

Сигурд только захохотал, развернул коня и направил его на герцога Анжуйского. Никто не имел права обвинить дана в том, что он атаковал копьем, а не мечом. Правила допускали такое поведение. Стоя на одной ноге, даже прикрываясь щитом, невозможно выдержать копейную атаку. Жофруа хотел ее выдержать, но копье дана пробило щит и вонзилось ему в плечо. Герольд сразу бросился перед Сигурдом, рискуя сам получить удар, предназначенный другому, и тут же выбросил свой жезл, сохраняя поверженному рыцарю жизнь. Франки любили своего Жофруа Анжуйского!