Славянский стилет
Шрифт:
– Не знал. Не знал, что уже тогда использовали психическое оружие.
– Шутник, – Юра безобидчиво провёл по струнам.
– И при чём здесь, кстати, «С-500»? – спросил Григорий.
– Кто его знает. Японцы, например, на своих космических ракетах пишут священные тексты, в которых просят, чтобы они, ракеты, не падали, а долетали до орбиты. И тоже, кстати, что-то там поют…
– Типа твоего…
– Да, типа моего, – серьёзно ответил Юра. – Они там прямо хоровод вокруг ракетоносителя водят. И без такой церемонии, между прочим, добро на пуск не даст ни один премьер министр Японии. А почему? А потому, что они к делу подходят практически, то есть эмпирически.
– Да, – хмуро ответил тот.
– Вот и молодец, вот и молодец. Послушай фрагментик произведения… – Музыкант переплел пальцы между струн, стал колотить медиатором и тянуть аккорды. – Пониженная квинта! Тебе это ни о чём не говорит? – И снова извлёк фонтан невообразимых звуков.
Григорий с вздохом шевельнулся в гамаке и сбил пепел с сигареты. Сочувственно поглядел на командира.
– Ну, пониженная, так пониженная. Только вот зачем? А почему, к примеру, не повышенная?
– Не катит. Не тот звук. У тебя звание повышенное? Вот то-то. Но пониженным может стать моментально. Квинта это и имеет в виду. Неизбежность падения. Ты чувствуешь, какая умная штуковина музыкальная гармония?
– О господи! – Григорий перевернулся на бок и выбросил в траву сигарету.
– Да ты знаешь, – стал заводиться любитель музыкальных интервалов, – что вся современная музыка возникла благодаря этой пониженной квинте? Красота и трагедия падения понятны всем людям искусства! И даже просто людям… Два интервала, две ноты изменили лицо музыкальной индустрии, нет, они совершили прорыв, переворот, парадигму в восприятии музыкального ряда! Если бы не они, Пол Маккартни и Мик Джагер остались бы нищими и никогда нигде не выступали бы, а Эрик Клэптон, Ай-Си-Ди-Си, Дип-Пёрпл и Пинк Флойд спились бы и закончили жизнь под забором.
– Наверное, секретные? – спросил заинтересованно оператор АРСН.
– Кто?
– Ноты.
– Да нет. Обыкновенные, известные давно интервалы. Пониженная квинта и пониженная терция в мажорном ряду.
– А что за терция такая? – проявил интерес Григорий.
Юра забренчал что-то невообразимое и стал подвывать: «Мы ходим по кустам там, где нет людей…»
– Господи, да от этого искусства наши боеголовки самоликвидируются не взлетев, – заметил Григорий. – Эти твои терции и квинты надо исполнять при внезапной встрече с противником, пан Юра. Давай лучше шансон.
– Тьфу ты, деревня. – Кинул гитару в кусты и вытащил сигарету. – Тебе это не дано. Эзотерические знания словами не передаются.
– Какие, какие?
– Музыка – сила! И больше никто ничего добавить не сможет. Даже Шопен это понимал, от чего и умер. Остальное тебе знать не нужно. Всё, через десять минут обед. – Прикурил и кинул взгляд на небольшую книжечку, притаившуюся на груди оператора АРСН. – Впрочем, нет, я совсем забыл. У нас же ещё урок философии!
– О господи, – тихо пробормотал Григорий и положил руки на произведение, лежащее у него на груди, как бы пряча его подальше от глаз.
– Ну? – вопросил командир. – Ты прочёл книгу?
– Я же сказал уже – да, – угрюмо ответил оператор.
– Я рад, я рад, – потёр руки Юра. – Мы скоро догоним потенциального противника по уровню политической подготовки!
Григорий протянул из гамака книгу с непонятным названием «Диалектика имманентного и трансцендентного». Сказал:
– Знаешь, Юра, если честно… Я прочёл. Но у меня до сих пор болит голова, и я ничего не понял. Забери её от меня, я смотреть на неё не могу – кружится всё внутри… Может она для моряков?
Командир взял книгу и испытывающе
глянул на сержанта.– Ты должен понимать такие вещи… Голова кружится даже тогда, когда первый раз из гранатомета по цели стреляешь… Сейчас идёт гонка военно-интеллектуального превосходства. – Помолчал, полистал книгу. – Про квинты и терции ты же, по-моему, понял?
– Ну, что-то вроде… – уклончиво ответил сержант.
– Так ведь здесь о том же самом, только другим способом передачи – алфавитом.
– Наверное, я не готов к такому алфавиту…
– Хорошо, попытаюсь объяснить основную мысль простыми словами. – Юра упал в гамак, который был привязан рядом, заложил руки за голову и начал говорить:
– Слушай внимательно. Имманентный мир это всё то, что тебя окружает, все, что происходит в твоей голове – твои мысли, желания и всё прочее. То, что ты можешь почувствовать, увидеть и представить, это он и есть имманентный мир. Ясно?
– Пока да.
– Ну, вот видишь как просто, – оживился Юра. – Продолжим: имманентность осознаваема, трансцендентность же, как раз наоборот. Трансцендентный мир выходит за пределы твоего восприятия и понимания. Это всё то, что ты даже не в состоянии вообразить, а не то, что увидеть или почувствовать. Это понятно?
– Нет.
– Юра пустил колечко дыма, сбил пепел с сигареты в лист фикуса и уверенно сказал:
– Щас поймёшь. Слушай внимательно. Перехожу на другой уровень подачи материала.
Григорий внимательно смотрел на командира из своего гамака.
– Имманентное и трансцендентное, – медленно начал учитель философии, – соотносятся друг с другом примерно так. В образном, конечно, изложении. – Помолчал; Спросил: – Ты любишь животных? Я тоже. Прекрасно. Представь себе: на верёвке висит кошка; слепая, глухая и к тому же без зубов и когтей. Одно только может – языком болтать.
Юра затянулся и медленно выпустил дым. Продолжил:
– Это имманентный мир, Григорий. Далее: возле верёвки с кошкой стоит стул, а на нем сидит, – как бы его назвать? – живодёр, так и назовём. Курит папиросу, пьёт пиво, а в руках плётка. Рядом столик хирургический расположен, а на нём всякие специальные инструменты лежат: щипцы для пыток, иголки разные, ну и прочее… Бидон с кипятком неподалёку поблёскивает. В общем, все нужные приспособления для пытки животного – под рукой.
Командир снова сделал паузу, затянулся сигаретой и продолжил:
– Ну, кнут – кнутом, а в стороне на маленьком столике лежит, так сказать, пара пряников: кусок сала, сыр, хлеба краюшка… Так вот, Гриша, этот живодёр – и есть трансцендентный мир. Понятно?
– Ничего не понятно.
– Ладно, поймёшь, – пустил кольцо дыма; качнулся в гамаке. Продолжил, медленно выговаривая слова:
– Сделает это падло глоточек из бутылки – бац кошку плёткой – и смеётся, наверное… Иголкой её ткнёт в бок, для общего порядка. Кошка орёт: «Жизнь собачья! Будь она проклята! Мама – роди меня обратно». Живодёр докурит бычок и, – бабах кошку по голове дубинкой. Ха-ха-ха! – наверное. И снова плёткой. И тут же, раз – пряник ей под нос. В виде куска сала. Ну, измученная тварь вцепилась, бедняга, и жуёт, жуёт – голодная ведь. И неожиданно начинает ощущать что-то вроде счастья. Мысли в голове струиться такие, примерно, начинают: «А ведь, в сущности, жизнь не такая плохая штука!» И тут снова – бац плёткой по морде, чтобы сало всё съесть не успела и не расслабилась. Да ещё, живодёрище, щипцами лапы задние, для профилактики, зажмёт; передние верёвкой затянет; ведро липкой горячей воды на кошку выльет; возьмёт верёвку – и давай её, кошку, крутить вокруг себя, приговаривая: