След кроманьонца

— У тебя еще есть время: подумай, Г'Хай!

— Уже думал. Дома я не нужен. И ты, кстати, тоже, Д'Ол.

— Я знаю. Но дом нужен… мне.

Подобрать аналог местному ландшафту Николай не смог, хотя в свое время немало странствовал по родному миру: это не саванна, не степь и не тундра. Может быть, тот самый гибрид — «тундростепь», который в его современности уже не встречается?

Любой полевик доподлинно знает, как надо правильно жить в «ненаселенке». И степь, и тундру Николай всегда недолюбливал как раз потому, что в них трудно жить правильно: дров нет, стройматериалов нет, все приходится таскать с собой — то ли дело в лесу! И вот, пожалуйста: он в тундростепи, и таскать ему с собой почти нечего. Не нужно тащить емкость с бензином, поскольку нет примуса, не нужно привязывать к рюкзаку палки — стойки для палатки, так как никакой палатки и нет, даже чайника, кружек ложек нет, потому что нет ни крупы, ни тушенки, ни чая… И ничего-то у нас нет! А есть малый (ну, совсем малый!) джентльменский набор: нож, спички и две зажигалки, котелок, спальник, клубок тонкой капроновой веревки и куртка — все! А Женьке, похоже, и этого не надо: птичек и сусликов можно есть сырыми, а пить прямо из ручья — сразу столько забот долой! Парень, кажется, вполне серьезно считает, что все время, когда не спишь, нужно двигаться, перекусывая на ходу чем придется.

Вот уж это — дудки! Николаю пришлось ссылаться на возраст, здоровье, цеховые традиции, но одну ежедневную трапезу с костром и горячей едой он отспорил. А остатки еды — на завтрак, хоть и холодный, но не сырой!

Впрочем, мучился Николай первые дня три, а потом как-то незаметно втянулся и даже перестал обращать внимание на постоянную сосущую пустоту в желудке. Он почти все время был один — шел и шел, озирая пустые пространства и дожидаясь полдня, когда можно будет выкурить сигарету. Потом он, естественно, ждал вечера, чтобы выкурить следующую. Женьку он почти не видел: парень куда-то исчезал прямо с утра и мог не появиться до вечера. Иногда Николай видел его далеко-далеко впереди или сбоку, но сходились они, только если нужно было изменить направление движения.

Чтобы не быть совсем уж обузой, Николай вызвался нести весь груз, включая карабин и патроны, оставив Женьке пустой рюкзак, куда тот под вечер складывал подбитую на ходу живность. Время от времени Николай раскручивал боло (два камня, связанных капроновым шнуром) и бросал его в куст или камень. Чаще всего он промахивался. Это его, правда, не сильно расстраивало: дичи вокруг почти нет, только изредка мелькнет куропатка или суслик, пролетит в стороне стайка уток, а уж нога человека здесь не ступала, наверное, от сотворения мира!

Женька придерживался другого мнения: он считал, что еды вокруг навалом, а при движении им надо постараться не угодить в глубь охотничьей территории какого-нибудь племени.

— Какие племена?! Какие территории? Тут же пусто как…

— Ну, ты даешь, Коля! Здесь толкотня, как на Невском, просто не знаешь, куда сунуться!

— Это как?

— А вот так! Что у нас под ногами?

— Ну-у… В основном граниты и четвертичка, а что?

— Откуда ты знаешь, ведь камней-то вокруг нет?

— Конечно, нет, но щебенка, высыпки…

— Просто у тебя глаз набит на горные породы, а у меня — на следы. Ты, между прочим, уже полдня идешь по следу троих воинов-охотников, причем они, похоже, не столько охотились, сколько проверяли границу с соседним племенем. Ты не заметил?

— Покажи!

— Хм… И так же видно: вот… и вот… Они на своей земле и следов не прячут! Впрочем, я думаю (не обижайся!), что ты уже не научишься. Но, если хочешь, когда будем на песчаном пляже, я покажу тебе, как это делается.

В середине десятого дня пути Женька материализовался возле куста, который Николай только что миновал, и заявил:

— На сегодня хватит, Коля! Сиди здесь и жди меня, — он протянул ему довольно увесистого зайца. — Только костра не разжигай. Если я завтра к вечеру не вернусь, можешь делать что хочешь. А если пристанут местные, ты пальни из карабина, и я быстренько прибегу… отомстить проклятым гуронам за смерть бледнолицего брата! Не скучай!

И он исчез. Правда, не сразу — минуты три его еще было видно. Николай вздохнул и стал осматриваться.

За эти дни они продвинулись, наверное, километров на 300-350, а то и больше, но это все равно слишком мало для смены климатической зоны. Значит, где-то рядом большая вода — река или озеро. Кустов явно стало больше, и впереди они сливаются в сплошную полосу. Может быть, там лес по долине, как это часто бывает в тундре?

Зайца Николай съел сырым и успел снова проголодаться. Напарник появился только в середине следующего дня. Выглядел он усталым и озадаченным:

— Понимаешь, Коля, что-то я не так рассчитал. Река тут есть, и, кажется, течет она куда нужно, но народу! До сих пор нам удавалось двигаться если не по нейтральной территории, то близко к ней. А дальше, похоже, начинаются богатые охотничьи угодья, которые поделены очень плотно — я так и не смог найти свободного прохода.

— А нельзя как-нибудь просочиться?

— Ага: на ноги привязываем копыта, на голову — рога и с криком «Ура!» ползком кидаемся вперед? Не смеши меня, Коля, — это не улицу перейти. Территория племени может быть на много дней пути, и ты на ней чужак. А как поступают с чужаками, ты, наверное, знаешь.

— А если прорваться с боем?

— Думаешь испугать их карабином? Чтобы его бояться, надо сначала понять, что это такое. И потом, куда прорываться-то? На территорию другого племени?

— Значит, надо… думать!

— Гениально! Только я сначала посплю пару часов, ладно?

— Говори, Хмурое Утро!

— Великий вождь, воины Оленей идут по тропе нашей охоты!

— Олени подняли Копье Войны?! Они опять нарушили мир…

— О нет, великий вождь! Олени несут знаки мира. Они сопровождают двух воинов неизвестного тотема. Эти двое стоят на тропе войны, но не показывают, чей след пересекает эта тропа.

— Желтый Топор отправил мне пленных?

— Великий вождь, наши разведчики не подходили к ним близко, но они дважды разговаривали знаками. Олени сказали…

— Почему окостенел твой язык, Хмурое Утро?

— Танец Оленей был не очень понятен, но они дважды повторили его.

— Воины Бизонов ослепли? Зачем ты посылаешь на тропу разведки не умеющих видеть?

— Их глаза дальнозорки, вождь. Олени сообщили, что чужие воины напали на них близ границы земли нашей охоты. Чужаки победили их, но не отрезали им уши.

— Этого не может быть!

— Конечно, великий вождь, но уши Оленей были на месте!

— Ничего не понимаю!

— Я тоже. Чужие воины заставили Оленей сопровождать их в земле Бизонов. Они хотят говорить с тобой.

— М-да-а… Они будут здесь?

— О да, великий вождь! Им остался еще один день пути.

Разящая Стрела уже расправлял на одежде связки сушеных ушей, когда в жилище проскользнул Хмурое Утро, разрисованный знаками всех своих побед.