Следователь и Колдун

Едва заметная волна тусклого дрожащего света отделилась от Демона-Сублиматора и чиркнула воздух, пройдя через то место, где секунду назад стоял алхимик, после чего ударила в стену, прожгла ее насквозь и ушла куда-то в сад, где взорвалась, разметав деревья и беседки.

Демон тяжело вздохнул и принялся неловко слазить со стола, сталкивая на пол чашки и тарелки.

— Надо бежать! — Гастон махал руками как ветряная мельница. — Надо…

— Гасите свет!!

— Что?..

— СВЕТ, ГАСТОН, МАТЬ ВАШУ!

…удивительно, но администратор понял, о чем речь. Он взмахнул рукой, и свет — колдовской “светляк” под потолком погас.

Демон тем временем успешно слез со стола (кусок пола под его ногами немедленно превратился в раскаленную лаву; сублимация реальности вокруг уже шла полным ходом) и заковылял в сторону Искры, которая не понимая какая опасность ей грозит, перехватила поудобнее кочергу и уже готовилась огреть Другого.

Но тут, как уже было сказано выше, Гастон погасил своего “светляка”.

Откуда-то сверху, с потолка, донеслось яростное чириканье.

Демон поднял глаза. Даже не смотря на то, что мимика его “лица” была не богаче, чем у птичьего черепа, администратору показалось, что он увидел в дырах глаз Сублиматора нечто вроде удивления.

А затем на демона всей своей массой рухнула Черная Вдовушка.

Вдовушки — пауки, сотканные из живой тьмы, невероятно сильные Другие боявшиеся, по иронии, лишь яркого света, приходили откуда-то из Внешних Сфер. Демоны-Сублиматоры, в свою очередь, были порождениями Конца Структур, эфирного хаоса, лежавшего на самом краю реальности, где исчезали последние логические конструкции и царило лишь безумие. Вдовушки искали источники “виталиса”, а Сублиматорам было без разницы что перерабатывать в крошево первичной не-материи.

И вот теперь Паук Тьмы увидел Сублиматора — огромный бурдюк с “виталисом”. И немедленно возжелал его сожрать.

— А вот теперь бежим! — Сальдо неожиданно резво вскочил на ноги. — Гастон, хватайте девушку и быстро в погреб! Тут сейчас такое начнется…

Они побежали. За их спинами рушились, плавились стены замка.

* * *

— Здравствуй, Виземир.

— Здравствуй, Джозефина.

Красивое лицо, но уж очень неестественно воспроизведено: ни морщинки, ни теней под глазами — идеально ровная кожа. Словно оживший портрет… или чье-то воспоминание. Светлые, тонкие как лен волосы, убранные в замысловатую прическу, похожую на арфу, бледные зеленые глаза, простое белое платье. И белая корона висевшая над головой Джозефины Оберн прямо в воздухе.

— Зачем ты вернулся?

— Я… — Фигаро кашлянул, — я… эм-м-м… вернулся за тем, что оставил здесь.

Лицо Белой Королевы застыло, словно в оживлявшем его кинетоскопе кончился завод. Зато ожил Белый Епископ.

Это был высокий мужчина в белой мантии священника — такие носили, кажется, еще до Большой войны. Красивое лицо с резкими чертами немного портил тонкий шрам на переносице; пышные усы по-разбойничьи загибались вверх, а в глубоких темных глазах застыла печаль. На поясе Епископа в простых кожаных ножнах висела шпага.

— Ты помнишь меня? — спросил Епископ чуть поджав губы. — Я — Валенце Лансо, более известный как Валенце Кровавый, годами наводивший ужас на земли вокруг твоего замка. Я убивал, грабил, лжесвидетельствовал и проводил жизнь в кутеже и разврате. Но это была моя жизнь. Ты же отнял ее у меня ради того, чтобы обрести бессмертие. Ты помнишь меня?

— Я помню тебя, — кивнул следователь.

…теперь Фигаро окончательно убедился, что заклятье считает его бароном Оберном. Это было странно, но он решил пока что принять правила этой игры. “А там видно будет”, подумал Фигаро.

— Ты убил меня, — продолжал тем временем Валенце. — Раскаиваешься ли ты в своем грехе?

— Конеч… Стоп, минутку… Нет, разбойник, я не раскаиваюсь, — следователь повысил голос, скорчив при этом равнодушную мину и стараясь подражать манере речи барона. — Ты обманывал и убивал. Теперь я обманул и убил тебя. С чего мне раскаиваться? Я победил, ты проиграл.

…Он уже понял, что все происходящее — некий ключ-тест. Оберн, очевидно, боялся (и не без причины) что ритуал изменит структуру его ауры, сделав идентификацию по ней невозможной, и решил подойти к вопросу безопасности с другого конца.

Вот только правильно ли он, Фигаро, отвечал?

Валенце нахмурился. А в следующий миг шпага разбойника со свистом вылетела из ножен и уперлась своим острием в горло следователя.

— Ты уверен? — ехидно спросил Валенце.

“И что дальше?”, подумал Фигаро. Пот градом стекал по его спине, и причиной тому была не только жара.

И вдруг он понял, что нужно ответить.

— А что ты сделаешь, разбойник? — следователь изогнул бровь и с ухмылкой взглянул Белому Епископу прямо в глаза. — Убьешь меня?

Фигаро захохотал, внутренне надеясь, что хорошо копирует смех Оберна. Впрочем, других вариантов все равно не было.

Взгляд Валенце потух. Он опустил оружие и застыл, как и Белая Королева незадолго до этого. Казалось, разбойника просто погасили, словно свечу.

И тогда вперед вышел Белый Конь.

Самая высокая фигура из трех, закованная в тяжелые латы на которые были наварены длинные шипы, придающие доспеху абсолютно нефункциональный, но очень внушительный вид. Оружия Белый Конь не носил, но его латные перчатки с легкостью могли бы отправить в нокдаун даже медведя.

Еще Белый Конь носил маску — глухое забрало, сильно вытянутое спереди (что, собственно, и делало его похожим на стилизованного шахматного коня). В бою от такого забрала толку было бы ноль, потому как носящий его просто ничего не увидел бы вокруг, но здесь и сейчас смотрелось все это дело таинственно и мрачно.

Белый Конь снял маску.

Перед следователем стоял Артур-Зигфрид Медичи, он же Мерлин Первый, глава Колдовского Квадриптиха.

Но Святый Эфир, в каком виде!

Колдун-основатель неким образом (колдовством, не иначе) скинул лет эдак сорок. Густая, не тронутая сединой шевелюра (молодой Мерлин оказался каштаново-рыжим и вихрастым), аккуратно подстриженная бородка в восточном стиле (Фигаро вспомнил рассказы Артура о его частых поездках в Старый Халифат) и родинка на верхней губе (сейчас Мерлин Первый скрывал ее пышными усами). В общем и целом глава Квадриптиха выглядел как отъевшийся на казенных харчах ирландский машинист; не хватало только зеленой бутылки с самогоном в руке.

— Ничтожный из ничтожных! Изгнанный из изгнанных! Что ты здесь делаешь?! — прогрохотал Мерлин, злобно вращая глазами. — Ты пришел сюда за смертью?!

“Так, стоп, минуточку…”

Фигаро сдвинул шляпу на лоб и задумчиво почесал затылок. Творилось что-то непонятное. Ладно бы, определенными некро-ритуалами еще можно было воссоздать призрак Джозефины Оберн. Допустим, это неким дивным образом получилось бы с Валенце Кровавым, хотя каким образом можно сделать призрак из принесенного в жертву существа с поглощенной аурой следователь вообще не понимал. Но Мерлин — Артур-Зигфрид Медичи — вот он точно не мог быть призраком-стражем, поскольку умер меньше двух лет назад и обитал внутри кольца на пальце Фигаро. Более того: в настоящий момент его не было даже там; Артур улетел в свободное плавание изучать некие таинственные документы. К тому же Арутр ни за что бы не стал изъясняться как сельский поп, неся столь пафосную и возвышенную чушь.