Следствие защиты

– Как ваши дела, судья?

– В полном порядке. А ваши, адвокат?

– Тоже в полном порядке.

– Заседатели все еще работают над вердиктом по “Баудро”?

Уоррен кивнул.

– Но умные люди говорят, что присяжные придут к решению до восьми вечера, – сказал он. – Самое позднее – завтра утром. Мой свидетель для дела “Куинтана” готов. Когда мы сможем начать?

– Завтрашний день и следующий за ним у меня достаточно свободны. В любом случае кое-кого я могу и разогнать. Начиная с четверга, все у меня переполнено. Поэтому вы начнете завтра после ленча, иначе я распущу присяжных, а в сентябре мы наберем новый состав. Вот так!

Новый состав присяжных в сентябре перечеркнет все, что Уоррену удалось достичь, к тому же ему придется поить Джима Денди по меньшей мере еще месяц. Уоррен мрачно посмотрел в непроницаемые глаза судьи. В тот же момент на столе бейлифа зазвонил телефон.

Нэнси Гудпастер подошла туда, подняла трубку и какое-то время слушала.

– Да, – сказала она. – Я сообщу ему.

Она положила трубку и повернулась к Уоррену.

– Ваш партнер зовет вас в “триста сорок второй”. Присяжные по делу “Баудро” входят в зал.

* * *

– Встать, суд идет! – провозгласил бейлиф, после чего в зал цепочкой вошли присяжные и заняли свои места. Джонни Фей Баудро стояла между Риком и Уорреном у стола защиты. Боб Альтшулер возвышался на месте обвинителя, слегка сгорбившись и легонько барабаня пальцами по крышке стола. Усевшись в свои кресла, присяжные через весь зал посмотрели на Джонни Фей, встретив ее вопрошающий взгляд. Но, казалось, в глазах их не отражалось никаких эмоций.

Судья Бингем спросил, вынес ли суд вердикт, и старшина присяжных, мужчина в черной спортивной куртке, тот самый, на выборе которого когда-то настаивала Джонни Фей, ответил утвердительно. Он протянул помощнику судьи листок бумаги.

– Можете зачитать вердикт, – сказал судья Бингем. Помощник громким и бесстрастным голосом прочитал:

– Мы, члены суда присяжных, пришли к мнению, что обвиняемая, Джонни Фей Баудро, невиновна в преступлении, совершенном в целях самообороны.

Кровь отхлынула от лица Уоррена. Джонни Фей издала вопль. Она обвила руки вокруг шеи Рика, обнимая его. Затем с распростертыми объятиями обернулась к Уоррену. Но Уоррена там уже не было.

Большими шагами, почти бегом, он выскочил из судебного зала. Репортеры погнались за ним, хватая его за рукава и выкрикивая на ходу свои вопросы. Мгновенно Уоррен был окружен, и вырваться он мог уже не иначе, как растолкав журналистов в стороны. Микрофоны маячили перед самыми его зубами. Волна какого-то нервного раздражения пробежала вдруг по всему телу Уоррена – от головы до пальцев ног.

– Суд сказал свое слово, – ответил он, – к лучшему это или к худшему. Миз Баудро теперь свободна. Это единственное, что имеет значение. Мне больше нечего добавить.

Но уйти Уоррен не мог. Репортеры окружили его, вцепившись ему в рукава.

– Мистер Блакборн, что вы имеете в виду, говоря “к лучшему это или к худшему”? Значит ли это, что вы выражаете сомнение в справедливости вердикта?

– Суд всегда прав, – сказал он, цитируя свои собственные слова, сказанные им когда-то его бывшей подзащитной. – Независимо от того, прав он или нет в действительности.

Посреди гула голосов и криков недоверия Уоррен решительно выбрался из толпы журналистов и телеоператоров. Никаких комментариев! Он направился в сторону лестничной клетки.

Дверь захлопнулась за ним. Уоррен прислонился лбом к холодной, облупившейся поверхности стены. Руки его были влажными, желудок вздымался и буквально выворачивался наизнанку. Альтшулер знал правду, но это оказалось неважно. “У тебя не было выбора”, – сказал он. Но я сделал свой выбор, подумал Уоррен, и добился того, что случилось. Если бы я был действительно храбрым человеком, я схватил бы сейчас эти микрофоны и сказал: “Она свободна. Свободна лгать, свободна снова убивать, свободна радоваться нашему соучастию”. Если справедливость еще существует, то происшедшее только случайность. Система в целом отвратительна. Спросите человека по имени Гектор Куинтана, который может получить смертный приговор за убийство, которого он не совершал: это она убила!

Уоррену хотелось завыть от отчаяния, но все, на что он решился, – это жалобный стон посреди четырех стен. Но что реально я мог сделать? – спросил он себя. Да ничего. А что я могу сделать сейчас? Тоже пока ничего. Так что, помоги мне Господи, но я найду свой путь!

27

Над массивным письменным столом Рика Левина в старом здании “Коттон-Иксчейнч-билдинг” горела синяя неоновая надпись – “Адвокат”. В одном из углов комнаты стояли деревянные копии средневековой дыбы и железной виселицы (“Это для того, чтобы помочь вам вспомнить все поточнее”, – обычно говорил Рик своим клиентам.) В другом углу на паркетном полу был установлен красный автомат, торгующий жевательной резинкой. Покопавшись в кувшине с мелочью, Рик опустил в прорезь машины два пятицентовика и предложил Уоррену один из выскочивших из автомата кубиков в розовой обертке.

Уоррен покачал головой. Напротив него на столе стоял кофейник с дымящимся ароматным черным кофе, который только что принесла Бернадет Лу.

После вынесения вердикта Рик побеседовал с несколькими членами суда по делу “Баудро”.

– Знаешь, – рассказывал он теперь Уоррену, – наверно, я никогда не перестану изумляться тому, как быстро люди обретают новое лицо. Вся остальная их жизнь может быть полной всевозможного дерьма, они могут мошенничать с налогами и обманывать своих супругов, могут быть настоящими лодырями и болванами, но, когда им приходится исполнять роль судей, тут, мой друг, они внезапно превращаются в честных американцев и профессоров логики. Они уважают Закон, они хотят поступать по справедливости. Заставляют меня самого поверить в систему.

– Частью которой, кстати, мы и являемся, – нетерпеливо перебил Уоррен. – Итак, расскажи мне, что же там произошло.

– Первое голосование они провели сразу же, как только вошли в совещательную комнату. Восемь человек сказали “невиновна”, двое “виновна”, и двое никак не могли определиться. Сразу после ленча дело начало выглядеть так, будто они решили застрять надолго. Старшина присяжных – парень в черной куртке, владелец магазина телерадиодеталей, один из тех, на выборе которого так настаивала наша клиентка, – держался до последнего. Он говорил: “Мне не понравилась ее самоуверенность, я попросту не поверил и половине того, что она рассказала”. Но тот, другой присяжный, высохший секретарь нефтяной компании, по-настоящему и решил исход дела. Он настойчиво втолковывал старшине: “Ты не можешь признать женщину виновной только потому, что она тебе не понравилась. Мне тоже хочется проголосовать за ее осуждение, поскольку у меня имеются сомнения в ее невиновности, однако все эти сомнения по большей части эмоционального характера. К тому же и судья говорил нам, что на обвинении лежит бремя доказательств”. Нет, ты только представь себе, какой парень, а!

– Как бы то ни было, они продолжали спорить. Вдруг тот брюзга, что сидел в первом ряду, и говорит: “Я очень сочувствую миз Баудро. Может быть, она и виновна, но мне кажется, что она искренне любила этого ужасного доктора, – он овладел ею, но не захотел на ней жениться. Она вела себя храбро, именно так, как рассказывал мистер Блакборн”. – Ну, ты счастлив, малыш! – А затем выступил администратор из магазина одежды, тот, что с бачками, ну он еще постоянно был в одном и том же красном галстуке, помнишь? – Рик заговорил с преувеличенно западным акцентом: – Он, значит, заявляет: “Если бы какой-нибудь псих с кочергой бросился на меня, уж будьте уверены, я всадил бы ему не одну, а целых шесть пуль промеж глаз!” Но тут завопил старшина в черной куртке: “А как же насчет того кругаля, который она сделала, чтобы положить свою сумочку?” Тот, который с красным галстуком, вылупил глаза: “Какого еще кругаля?” – Рик загоготал, словно гусь. – А одна женщина-присяжная и говорит тому, который в черной куртке: “Я, скорее всего, взяла бы сумочку с собою наверх, но, может быть, Джонни Фей растерялась. Мне кажется, что по той же причине она стерла и отпечатки ладоней с кочерги. Ведь так трудно вспомнить, что ты делала и чего не делала”. И тогда Черная Куртка поднял руки вверх и сказал: “Я сдаюсь. Невиновна”.

– И ты по-прежнему считаешь, что они справедливы? – спросил Уоррен.

– Разумеется, да, – ответил Рик. – Все зависит от дифиниции и перспективы. Нужно помнить, что люди, в основном, просто чокнутые.

Уоррен понял, что его бывший компаньон, сидящий сейчас за своим столом, озарен светом победного триумфа. Они выиграли крупное дело. Заголовки газет говорили исключительно о вердикте, а на газетных страницах были помещены фотографии Клайда Отта и Джонни Фей Баудро, с самоуверенным лицом входящей в зал суда между двумя своими адвокатами. В одной из заключенных в рамку колонок, в подзаголовке было написано: