Следствием установлено…

— У вас есть его собственноручное заявление? — удивился Бакулев.

— Заявление лежит в моем кабинете, но я бы настаивал на своем мнении, даже при его отсутствии. Клевета-то здесь затрагивает интересы не только Кулешова, но и государственные интересы, и мы можем вмешаться без всякого заявления. Здесь именно такой случай.

— Смотрите-ка, Кулешов обратился к нам с официальным заявлением, — удивился Аверкин, пропустив мимо ушей последние слова Вершинина. — Серьезное решение для руководителя.

— Он попросил меня через жену навестить его в больнице и рассказал всю историю об анонимках, а потом прислал официальное заявление.

— Что с ним случилось?

— Инфаркт миокарда. Второй за последний год.

Вячеслав замолчал и внимательно взглянул в лицо прокурора, пытаясь уловить одобрение или осуждение. Молчание затянулось. Бакулев заметно нервничал, боясь, что сорвутся его планы в отношении Вершинина. Наконец Аверкин стряхнул с себя оцепенение.

— Помню, приятель был у меня — фронтовик, ногу на фронте потерял, — начал он, словно разговаривая сам с собой, — чудесной души человек, но вот поди ж ты — писать на него стали. Сначала писали, будто он на двух ногах, а документы подделал и получает большую пенсию. Пришлось ему костылять по начальству; показывать культю. Потом стали писать, что ногу он потерял по пьяному делу — попал под трамвай, проверяли — оказалось самое настоящее фронтовое ранение. Друг мой возмущался до глубины души, но в суд не обратился — махнул рукой. А Кулешов пошел по другому пути. Это, конечно, его право. Пишет, хоть кто у них склонность имеет к сочинительству?

— Умалчивает. Говорит — один раз ошибся, теперь боюсь. Пусть, мол, следствие объективно разберется.

— Ладно, молодые люди, поговорим позже, — сказал Аверкин и, надев шапку, направился к выходу.

— Николай Николаевич, а приказ как? — растерялся Бакулев. — Как решать с Вершининым?

— Оставьте, пусть полежит у меня до вечера.

— Зря ты вылез со своим директором, — буркнул Бакулев, выходя из кабинета вслед за прокурором. — Моли бога, чтобы твоя затея лопнула, а то сам первый и наплачешься.

— Странное дело, — засмеялся Вершинин. — Меня все стращают, как маленького, а что здесь страшного? Найти анонимщика, я найду, доказать его вину, понимаю, будет трудновато, но это интересно, и польза в случае успеха огромная.

Бакулев недовольно фыркнул:

— Ну тебя, Дон Кихот. Куда интересней и пользы побольше расследовать хозяйственное дело, да еще в бригаде Салганника. Весь белый свет объездишь.

Вершинин по пути заглянул к Салганнику. Бумаг у того прибавилось втрое. Везде, где только хватало глаз, лежали книги нарядов, квитанций и накладных. В кабинете, кроме запаренного Гриши, корпели над документами два пожилых ревизора.

— Привет начальству, — заорал Гриша. — Союз на вечные времена?

— Погоди с союзом. Думаешь, сварганили с Бакулевым приказ без моего согласия, и все? Шеф сам решит.

Салганник прыснул:

— Обижаешься, Славка, а напрасно. Ты пойми — ну кого еще из ребят я могу попросить. Фокина? Он молод для таких дел. Карташова? Митька по сей день в командировке. Остаешься ты — гроза расхитителей и… анонимщиков.

— Хватит тебе рассказывать сказки.

Гриша сразу посерьезнел:

— Давай, Слава, без шуток. Ты мне очень нужен.

— Я всем нужен, я такой, — гордо надул щеки Вершинин и выскочил от Салганника, оставив того в неведении.

«Действительно, я здорово отвлекаюсь от убийства Шестакова, — рассуждал Вершинин, зайдя к себе в кабинет. — Шеф тысячу раз прав, упрекая меня, какая-то несобранность напала, рассеянность. Сам себя не узнаю. Да и Кулешов со своим заявлением мешает сосредоточиться».

Он уселся поплотней, открыл материалы дела и стал намечать первоочередные вопросы для проверки. Их оказалось много. Часа через полтора к нему в кабинет вошла секретарь следственного отдела и положила на стол заключение криминалистического эксперта по идентификации найденного на вокзале клочка удостоверения. В распоряжение экспертов Вершинин еще раньше предоставил образцы всех служебных удостоверений, используемых на фабриках и заводах города, которые собрал ему дотошный инспектор уголовного розыска Пантелеев. Эксперты в своем заключении утверждали, что служебные удостоверения, аналогичные тому, кусок которого был обнаружен на перроне вокзала, употребляются на компрессорном заводе и заводе сельскохозяйственных машин.

«Это вносит дополнительные коррективы в мой план, — подумал Вячеслав, — и работенка предстоит большая. Надо поручить уголовному розыску установить всех уволившихся за последний год с этих заводов и не сдавших удостоверений или утерявших их. Возраст взять, наверно, лет до тридцати, ибо речь шла о молодых ребятах».

Вершинин сильно сжал пальцами виски.

«И все-таки не слишком ли часто попадается мне на пути этот завод сельхозмашин?» — с усмешкой спросил он себя.

Вечером от работы его оторвал звонок телефона прямой связи с Аверкиным.

— Не раздумал, Вячеслав Владимирович? — без предисловий спросил тот.

— Нет, не раздумал, — тотчас отозвался Вершинин.

— Хорошо, я согласен. Возбуждай дело, но советую одно — быть крайне осмотрительным. Вопрос тонкий, щепетильный. Тщательно продумывай каждое свое действие, каждое слово. С чего думаешь начать?

Вершинин секунду помедлил и ответил:

— Прошу командировку в объединение. Я начну с изъятия анонимных писем и ознакомления с материалами ведомственных проверок.

— Добро. Заходи, я подпишу командировку. Еще одно условие: дело об убийстве Шестакова не откладывай в долгий ящик, это преступление должно быть раскрыто в ближайшее время.

— Постараюсь, Николай Николаевич, приложу все силы. Вот только что продумал еще раз работу по всем версиям. Кое-что есть.

Аверкин отключился. Вершинин порылся на книжных полках, надеясь отыскать хоть какую литературу об анонимщиках, но не нашел и стал сам продумывать, с чего ему лучше начать.

В ОБЪЕДИНЕНИИ

Нащупав на рукоятке кресла пластмассовую кнопку, Вершинин нажал на нее и оказался в полулежачем положении. Он расслабился, вытянувшись на своем ложе. Вагон электрички мерно покачивался на мягких рессорах. Занавески на окнах были плотно зашторены, но через их тонкую ткань набегали и исчезали огни надвигающихся и уходящих станций. Тихо гудели лампы дневного освещения, отбрасывающие зеленоватый, мертвенный свет.

В поездах Вячеслав обычно спал плохо и завидовал тем, кто мог спать в любой обстановке. Как-то раз даже обратился к знакомому врачу с просьбой помочь ему — ведь времени в дороге приходилось проводить много, однако тот уклонился от совета, шутливо заметив, что в детстве родители, вероятно, не укачивали его и потому теперь приходится расплачиваться бессонницей.

Сейчас Вершинин закрыл глаза и пытался вздремнуть, однако убедившись, что это пустой номер, уткнулся носом в мягкую, рубчатую ткань висевшего на крючке пальто и вернулся к прежним мыслям: «Что же впереди? Что если Гриша Салганник прав? Может, зря отказался от заманчивого предложения? Все равно, пусть».