Следующая остановка - жизнь

Завтрак в воскресный день. Отец — в вышитой сорочке. Мама, в разлетающемся светлом платье, выкладывает из большой сковороды на тарелки кукурузные оладьи, говорит:

— Предлагаю поехать в город. Детей покатаем на карусели и Чёртовом колесе, сходим в театр. Я слышала, идёт очень хороший спектакль — «Алиса в Стране чудес». Пообедаем у моих родителей.

— Мне нужны коробки с яблоками сегодня вечером, завтра они уедут в Москву, — с полным ртом говорит отец. — Ещё с ними надо отправить копчёных кур, я обещал.

— Шесть часов, не меньше, возьмёт коптёжка и упаковка, а нам нужна передышка, мы с Юшей устали!

— Посчитай, сколько мы потеряем денег! Гришаня уезжает на рассвете. К ночи должен докатить до границы, его кореш дежурит завтра с ночи!

Мама уходит на кухню.

Аркадий смотрит перед собой, не видя. Она тоже словно застыла. Ощущает то место на руке, которое он поцеловал, и губы — к ним под «горько» на свадьбе он прижался своими. Два очага связи с ним телесной. А когда произносились красивые тосты и отец наказывал уважать главу семьи и трудиться для семьи в поте лица, от Аркадия, сидевшего слева, волнами шли строчки:

…Первый признак — странное веселье,

Словно ты пила хмельное зелье.

А потом печаль, печаль такая,

Что нельзя вздохнуть изнемогая…

Над ними раскинул руки Давид Мироныч, собирая их в одно целое.

— Прости, я не сразу отвечаю тебе. Сгоряча обрадовался. Но ведь ты только курсы кончила, а в фирме бухгалтер — самый главный человек. Любой недочёт может стоить нам больших денег. Прежде всего я должен поговорить с Игорем. Если он возьмёт тебя в ученицы, если захочет пока выполнять многое за тебя, попробуем. В любом случае тебе спасибо за желание помочь. Ты здорово выручишь меня. — Аркадий снова целует её руку. — Мне кажется, ты сильно устала? Может быть, поспишь? — Он нажимает кнопку, и спинка кресла откидывается. — Закрой глаза.

Она хочет помочь Аркадию. Она хочет работать.

Бажен в Новый год подарил ей зеркало. Она держит его и боится поднять глаза на брата — у неё нет для него подарка, потому что нет своих денег. И родителям тоже ничего подарить она не может.

— Видишь, доча, брат хочет, чтобы ты сама знала, какая ты у нас красивая, чтобы почаще смотрела на себя, любовалась собой! Молчит наш молчун, молчит, а — соображает! А мы с мамой дарим тебе шёлковую блузку. — Отец разворачивает свёрток. — Надень, доча, Новый год нужно встречать в новом.

Цветы на блузке — с ковров, которые они ткут с мамой, и — с лугов их села.

Запахи травы и цветов щекочут в носу. Облака плывут прямо по лугу, и цветы словно плывут в них: сиреневые, оранжевые, зелёные… И мама, в своём разлетающемся платье, словно плывёт по лугу. И от зеркала Бажена — блики…

— Просыпайся, Юленька, идём на посадку. Через тридцать минут мы — дома: «Тойота» Митяя домчит нас быстро. — Аркадий пристёгивает её и свои ремни.

— Привет, старик, — оглядев её сверху донизу, говорит Митяй. — Поздравляю с заморской царевной и семейным очагом. Давно пора.

Митяй — такой же высокий, как Аркадий, как отец, как Бажен. Такой же широкоплечий. Только лицо у Митяя — рассыпанное. Вроде он глядит на тебя, а вовсе и не глядит: тут же взгляд уплывает, и Митяй уже глядит на что-то другое — на проходящую мимо девушку, на коляску, на лоток с мороженым.

— А где мой чемодан? — спрашивает Юля, когда они подходят к выходу на улицу.

— Я не взял твоих вещей, Юленька. Завтра с утра купим всё необходимое. Новая жизнь — новые вещи. Я только вот это взял. — Он достаёт из своей сумки Баженово зеркало. — Подумал, будет тебе память о доме. Взял и свадебное платье. Пусть дома висит.

А как же без белья?

Но Юля не спрашивает, проходит вместе с Аркадием в проём разъехавшихся перед ними дверей. Аркадий знает, что делать. А ей бы устоять на ногах — они подгибаются от слабости и страха: через полчаса она и Аркадий останутся навсегда вдвоём в одном доме!

Она привыкла быть послушной. А сейчас и вовсе её нет — себя не ощущает.

Несмотря на поздний вечер, на площади — суматошно. Машины подъезжают, выгружают людей, отъезжают. Кто-то куда-то бежит, кто-то что-то кричит, кто-то с трудом волочёт чемоданы, сумки.

Митяй подходит к аккуратной бордовой машине, распахивает перед ними дверцу:

— Милости прошу, господа-молодожёны. Ещё немножко потерпеть, и дорвётесь до…

— Стоп, Митяй! Попридержи язык.

— Молчу, босс, нем, как рыба, никаких намёков больше не будет…

Летят навстречу огни фар, мигают красные огни машин, обгоняемых Митяем, дома с обеих сторон закрывают небо — припаяны друг к другу. Аркадий словно задержал дыхание. Фоном (это слово любил Давид Мироныч) — поток слов: Митяй сообщает, с кем он встречался, пока Аркадия не было, кто звонил.

— Спасибо, Митяй, — хрипло говорит Аркадий, распахивая дверцу машины. — Позвоню.

Митяй на бешеной скорости отъезжает, а Аркадий закидывает за плечо сумку и берёт Юлю на руки. Вносит в дом, поднимается с ней по лестнице, вносит в квартиру — в незнакомые запахи, осторожно ставит её на пол, сбрасывает с плеча сумку, зажигает свет в прихожей. И этот свет проявляет запах пыли и мужского одиночества.

Аркадий чуть склонился к её лицу, руки беспомощно повисли вдоль тела. И она стоит перед ним. Между ними совсем нет расстояния. Его пульс — её пульс.

Но вот руки его осторожно касаются её кос, её плеч. Никто никогда не гладил её щёк, её губ.

Она выходит замуж.

Когда она проснулась, Аркадия в комнате не было. С удивлением ощутила своё новое тело. И — внутри так много незнакомых ощущений, словно в себя она вобрала целую человеческую жизнь, совсем не похожую на её, — мужскую. Теперь предстоит потратить всё отпущенное Богом время на то, чтобы познать её.

Удивительно и то, что не надо вскакивать и нестись кормить животных или полоть огород, она может потянуться. Само по себе потягивание — новое движение, на которое не было времени в старой жизни, и Юля получает от него удовольствие.

Вчера ничего не увидела в своём новом доме, только выложенную розовой плиткой ванну-туалет.

Спальня Аркадия — небольшая, метров десять-одиннадцать. В ней — кровать-полуторка, шкаф, тумбочка с лампой, в углу — телевизор, два стула у голых стен, и всё.

Входит Аркадий. В его руках — большая голубая тарелка, на ней — чашка с дымящейся жидкостью и бутерброды.

— Я хочу баловать тебя, — говорит он.

Она натягивает пододеяльник до подбородка.

— Я не могу так. Даже когда болею, не ем в кровати! Где моё платье?