Следы на песке
Шрифт:
Когда с шербетом было покончено, Оливер прижал колени к подбородку и принялся жевать лакрицу, думая о том, как было бы хорошо, если бы этот фестиваль существовал только для него одного. Ни хулиганов из муниципальных школ — неряшливых, в дырявых пуловерах и стоптанных ботинках, ни шаркающих стариков, которые с раздражающей неспешностью переходят из павильона в павильон. Он представил, как на площадь Саут-Бэнк опускаются марсианские корабли, а их магнетроновые пушки сверкают зеленым огнем. Все начнут кричать и разбегаться в стороны, и Оливер останется один. Он пройдет по всем двадцати семи павильонам, увидит все самое интересное, заберется по тонкой лестнице
Но в чистом голубом небе не было никаких марсиан, и Оливер почувствовал себя усталым и одиноким. Хорошо, если бы прабабушка была сейчас рядом. Помимо всего прочего, его начало немного поташнивать: видимо, шесть шербетов за один день оказалось чересчур много.
— Симпатичный твид, — вежливо заметила Фейт, с унынием разглядывая сваленную на кровати кипу одежды скучных зеленых, серых и красно-коричневых цветов. — К сожалению, мы не берем твид. Может быть, у вас есть что-нибудь более легкое?
— А Мэриголд Лайл уверяла меня, что вы берете одежду хорошего качества, — сказала достопочтенная мисс Фрэнсис Брент-Бротон обиженно-надменным тоном.
— Наш магазин специализируется на оригинальных моделях дневной и вечерней одежды. Мы берем и старые платья, главное, чтобы ткань была хорошей.
— Как странно, — фыркнула Фрэнсис и исчезла в глубине гардеробной.
Фейт украдкой посмотрела на часы. Почти три. Вечеринка назначена на шесть. Мисс Брент-Бротон позвонила сегодня утром, и сначала Фейт хотела отклонить ее предложение. Ей нравилось искать сокровища на уличных рынках и в комиссионных магазинах, но ездить по домам она не любила. Забирая остатки былой роскоши у тех, кто когда-то был богат, она чувствовала себя почти стервятницей. Но затем Фейт сказала себе, что ради дела надо отбросить сентиментальность, тем более что Руфус предоставил в ее распоряжение свой фургон. К тому же, ее привлекал шанс отыскать какую-нибудь изысканную вещицу.
Однако среди твидовых юбок и пиджаков ничего изысканного не было. Фейт посмотрела в окно на парк, раскинувшийся позади особняка Брент-Бротонов. Из-за 75-процентного налога, установленного правительством, все это скоро пойдет на продажу. Владеть такой усадьбой и затем потерять ее — это тяжело, подумала Фейт. Как жестока порой бывает судьба…
— Есть еще вот это… — с сомнением сказала мисс Брент-Бротон, выползая широким задом из гардеробной. — Это платья моей матери.
Фейт взяла у нее из рук ворох шифона акварельных тонов.
— Какие уродливые старые фасоны, — добавила достопочтенная Фрэнсис. — Чтобы носить их, женщина не должна иметь никакой фигуры — ни талии, ни бюста.
Подойдя к трюмо, Фейт приложила к себе одно из платьев. Прелестная вещь двадцатых годов: заниженная талия, вышивка бисером и подол из косых треугольников.
— Ну что, берете или нет? — спросила мисс Брент-Бротон. — Боюсь, они побиты молью, так что я не рассчитываю получить много.
— Я возьму эти платья.
Возвращаясь в Сохо, Фейт пела про себя от радости. Остановив машину у тротуара, она вбежала в магазин. Кон, в рабочем комбинезоне и косынке, стояла на верхней ступеньке стремянки.
— Шикарные вечерние платья от Пату! — с порога крикнула Фейт. — Хорошая добыча, правда? Одно совсем изъедено молью, но я смогу использовать ткань для лоскутного шитья.
— Умница.
— А
где Лиззи?— Наверху, готовит бутерброды.
Фейт повесила платья в своей комнате. Лишь на мгновение она зарылась лицом в складки шелка, бархата и кружев и вдохнула слабый запах затхлости и нафталина, такой характерный для старой одежды. А затем отправилась на поиски племянницы.
Вечеринку устроили, чтобы отпраздновать приобретение магазина в аренду. А заодно сломать перегородку, разделяющую две маленькие комнатки на первом этаже. Фейт и Кон одолжили кирку и несколько больших молотков, наготовили горы бутербродов и накупили пива и лимонада. Они по очереди замахивались киркой и били по стене, пока наконец не выпал первый кирпич и свет не пробился из одной комнаты в другую. Все захлопали в ладоши и подняли тост за магазин «Холли-Блю».
Удары кирки сопровождались звуками граммофона. При всем желании нельзя было бы впихнуть в это тесное помещение больше гостей, подумала Фейт.
— Если все они будут покупать у нас одежду, мы сказочно разбогатеем, — сказала она Кон.
— Не будут. Некоторые купят шарфик или, может быть, пару платьев. — Кон нахмурилась и обвела глазами толпу. — Кстати, кто все эти люди? Я не знаю и половины из них.
— Ну… разные знакомые, — неопределенно пояснила Фейт. — Штукатур, плотник, соседи…
— А также их дядюшки и тетушки. Послушай, Фейт…
— И еще шофер…
— Который не купит даже катушки ниток, — фыркнула Кон.
— Но вряд ли наши особо важные клиенты взяли бы в руку кирку, — усмехнулась Фейт.
— У нас нет особо важных клиентов, Фейт. Лишь горстка эксцентричных знакомых, которые покупают одно-два платья, когда финансовые обстоятельства позволяют им сделать это.
— Зато они верны нам, — подчеркнула Фейт. — Кстати, здесь Клио Бетанкур.
— Да? Наша дорогая Клио… Пойду отыщу ее.
Кон исчезла. Снова раздались радостные возгласы: полдюжины кирпичей одновременно посыпались на пол. Кто-то потянул Фейт за рукав.
— Тетя Фейт, можно я тоже ударю по стене?
Глядя на Элизабет, Фейт часто думала, что краткий опыт материнства Николь почти не отразился на ее дочери. Элизабет была маленькой женственной копией Дэвида Кемпа: темноволосая, с серьезными глазами, необычайно разумная в свои десять лет. Лишь иногда в сияющей улыбке и жизнерадостности племянницы Фейт с болью узнавала Николь.
— Конечно, Лиззи, — с улыбкой сказала она.
Вечеринка шла своим чередом. Фейт оставила гостей и вышла в крохотный задний двор, заваленный кучами кирпичей, оставшихся от стены. К ней подошел Руфус.
— Я принес тебе выпить. — Он махнул рукой в сторону кирпичей. — Ну как, ты довольна?
— Очень. — Она благодарно улыбнулась. — Я уже начала думать, что не дождусь открытия магазина, что вся наша затея — сродни одному из этих фантастических чудовищ… забыла, как они называются…
— Химеры, — услужливо подсказал Руфус.
— Спасибо.
— Спасибо моему классическому образованию.
— Десять лет, Руфус, это заняло десять лет.
— Так долго? — присвистнул он.
— Мы с Кон впервые заговорили о «Холли-Блю» в декабре сорок первого. За день до гибели Поппи.
Она посмотрела в черное бархатное небо и подумала, что эти два события стали неотделимы друг от друга. Как будто кто-то провел черту, отделив ту жизнь, которая закончилась со смертью матери, от той, что началась словами Кон: «Я всегда мечтала иметь магазинчик». Из дома доносился шум и смех гостей, но Фейт вдруг охватило чувство ужасного одиночества.