Sleepwalking

– Где мама? Вы узнали?
– поинтересовался мальчик, хлопнув ресницами и переведя взгляд с Ино на брюнета и обратно.

– Да, узнали… - тихо проговорила девушка, переглянувшись с Саем вновь.

Она прекрасно понимала, какая гробовая тишина сейчас наступит, после того как Сай скажет всё, что нужно было высказать раньше. Это было тяжело… для Ино это было тяжело, и она даже не могла вообразить, как это будет невыносимо для Юки. Для маленького мальчика четырёх лет, который души не чаял в своей маме. Несмотря на то что он рос без отца, он понимал, что был единственным мужчиной в семье. Казалось, в Юки были заложены все мужские качества с самого рождения: упорство, смелость, способность добиваться своего во что бы то ни стало и стремление к защите любимой женщины.

– И где она?
– улыбнулся мальчуган, посмотрев на Ино: - Ой, подождите, я сейчас разденусь…

Он принялся стаскивать с себя шапку и куртку немного неловкими движениями, а парень с девушкой только наблюдали за этим, не в силах ни помочь, ни сказать что бы то ни было. Он старательно стаскивал с себя верхнюю одежду, а положив её на стул, стоящий рядом, тут же доверчиво посмотрел на них, взяв рисунок в маленькие ручки. Казалось, что они так и не смогут сказать ему ничего, глядя в горящие надеждой большие чёрные глаза, унаследованные от отца… но чёрт возьми, как же нужно было это сделать! И как невыносимо одновременно только думать о том, что он станет сидеть возле перебинтованного тела матери, держа её за холодеющую руку.

– Юки, понимаешь… - Сай присел напротив мальчика на корточки, не зная, как начать, и повернул голову в сторону блондинки. Та пожала плечами, будто вообще не участвовала в этом, и взяла куртку мальчика в руки, повесив её на сгиб локтя, задумавшись. Нижняя губа тут же была виновато закушена, а сердце колотилось с такой яростью, что едва не билось о рёбра. Взглядом она сказала Саю: «Давай, начинай», и это его ничуть не приободрило. Юки обеспокоенно посмотрел сначала на неё, после — на Сая, и сразу как будто и погрустнел, заволновавшись. Губы мальчика немного приоткрылись, а довольная и радостная улыбка словно стёрлась сама собой. А может, это скорбь и горечь своей трухлявой невидимой рукой поспешила убрать её с лица ребёнка.
– Понимаешь, мама не только подвернула ногу. Она ушиблась, но это ничего страшного. Её переведут в палату — и ты сможешь её обязательно увидеть. Всё будет хорошо, просто она…

Он так и не смог договорить до конца — слишком сложно и так непонятно для маленького мальчика. Он с надеждой смотрел в чёрные глаза Сая, не опуская свои, и тихо вздохнул, крепче прижав к себе яркий рисунок. Казалось, даже яркая гуашь на нём постепенно стал пустеть, когда Юки немного отстранился от крепких мужских рук и посмотрел на лист бумаги. Что такое?.. неужто это краска внезапно потекла, чтобы поддержать мальчика в его внутренних страданиях? Нет — просто первая слезинка скатилась по чистой щеке и упала прямо на красный тюльпан, покатившись вместе с гуашью. Ему не хотелось слушать дальше — он и так знал, что они ему врали с самого начала. Зачем взрослые всё время врут? Почему они никогда не могут сказать как есть? Но разве от того, что они сказали бы как есть, ему стало бы лучше? Ничуть, и Юки это знал… длинные ресницы мальчика опустились, и он снова тяжело вздохнул, не зная, что и ответить. Ну что, теперь эти взрослые довольны? Теперь им нравится видеть расстроенного ребёнка перед собой, опустившего черноволосую головку и готовящегося заплакать? Теперь они наверняка счастливы.

– А… а как же?..
– он поднял заслезившиеся глаза, посмотрев с надеждой на Ино, на её спутника, на быстро прошедшую мимо, из-за чего на него подул ветер безразличия, медсестру: - С мамой ведь всё будет хорошо?

Сай растерялся, поднявшись на ноги и слегка приоткрыв губы: на этот вопрос не мог ответить даже он сам, а ребёнок что-то от него требует. С большой надеждой, какой не бывает даже у утопающего в проруби, затягивающейся постепенно льдом, человека, Юки схватился за рукав свитера Сая, потянув его на себя. Хватка была крепкой, но мальчика это не волновало. Не волновало даже то, что Ино метнулась к мужу, схватив его за предплечье и с укором глянув в сторону ребёнка. Его не волновало то, что они соврали, волновало только одно: где сейчас мама и что с ней? Одна мысль билась в голове и в сердце бешеной птицей, готовящейся вырваться наружу. Нет, нет, нет… всё это происходило не с ним! Это происходило с маленьким мальчиком в кошмарном сне, который снился Юки!

– А как же мой рисунок? Мама ведь увидит его?
– он с надеждой крикнул это на весь первый этаж. Глаза были заплаканы, но слёзы с них больше и не катились — Юки словно старательно задерживал их, чтобы не показывать, насколько он на самом деле по-детски слабый.

– Конечно, увидит, - заверила его Ино, натянуто улыбнувшись и разжав осторожно ладошку мальчика, держащую свитер Сая.

– Её подлечат, а когда поправится, она увидит твой рисунок.

Он снова опустил глаза, посмотрев на красную капельку краски, смешанной с горечью, на листе бумаги. Утешало то, что она поправится и увидит его рисунок… но они снова врали! Юки не сомневался в том, что всё это было ложью, а его мама на самом деле в тяжёлом состоянии. Почему они опять ему лгут? Почему не хотят сказать правду? Он вновь всхлипнул, ещё ниже опуская голову, и тяжело вздохнул, прислонив к себе рисунок. Ничего не оставалось, кроме как снова поверить им, кроме как снова довериться этой блондинке и этому брюнету, которые предпочли поводить его за нос, нежели сказать как есть. Малыш слегка нахмурил тонкие брови, опустив глаза, и тут же смело поднял их, воззрившись на Сая — вряд ли этот взгляд был всепрощающим и снисходительным, мужчина это понял по первому взгляду мальчугана на него.

– А куда мы тогда сейчас?
– несмотря на свой не особенно дружелюбный взгляд, обращённый к парню, малыш спросил это с большой надеждой и весьма тихо, переведя взгляд на Ино, моргнув.

Как же быстро дети способны менять плохие эмоции на хорошие, не так ли? Сай чувствовал себя виноватым после этого взгляда и внутренне корил себя за то, что не смог сказать Юки правды и сейчас. Он вновь соврал, и снова Юки станет больше ненавидеть его.

– Подождём, пока маме будут поправлять здоровье?
– вздёрнула бровь девушка, ободряюще улыбнувшись и взяв Юки за руку, направившись к нужному этажу.
– Покушаешь пока.

– Хорошо, но я не буду есть, - покачал головой мальчик. Ему и вправду не хотелось есть, однако… маленький животик предательски заурчал, и Юки, густо покраснев, пробормотал: - Если только чуть-чуть.

Она повела их к триста двадцать восьмому кабинету, где как раз шла наверняка тяжёлая операция. Ино даже не представляла, каково сейчас там Саске, если он оперирует её… что он чувствует? Вспыхнули ли в нём те самые эмоции, которые он чувствовал раньше? Загорелся ли тот самый огонь, который всегда загорался при одном только взгляде на очаровательную девушку с розовыми, причудливого цвета волосами? Может быть, Ино не знала… она шла в каком-то подавленном состоянии наверх, и Сай придерживал её за локоть, видя, что Ино сейчас ни до чего нет дела. Сухие губы, обычно нежные и накрашенные бледно-розовой помадой, потрескались, были немного приоткрыты, и девушка то и дело прикусывала нижнюю, стараясь сосредоточиться. Она чувствовала, как мальчик, идущий рядом, крепче сжимает её тонкую ладонь, стараясь едва не бежать к нужному кабинету. Юки сдерживался — это было видно. Он не заплакал навзрыд, чего от него ожидала блондинка, — казалось, ему даже несвойственны были слёзы.

Сай остановился возле белой двери, посмотрев на номер, указанный на ней. Триста двадцать восемь. По внутренней паранойе ему казалось, что число окажется роковым. Он слегка покачал головой, заложив скрещённые пальцы за спину, и отправился медленным шагом мерить длинный, немного узкий коридор. Здесь не было ни единого человека, который мог бы посидеть с ними рядом, на мягкой скамейке рядом с операционной, и утешить, погладив по плечу. Хватило бы просто банального «всё будет хорошо» - именно этого сейчас, оказывается, и не хватало.

То и дело высокий мужчина в коридоре останавливался, посматривая на часы или в окно. Валил снег, а сумерки сгущались. Постепенно наступала тяжёлой своей ногой ночь. Она приходила неожиданно, и её уж точно в этом городе не ждали. Ночь означала мрак и тишину. Ночь — темнота, которой боятся не только дети, но порой и самые смелые взрослые в одиночестве. Ночь никогда не бывает ласкова или добра — она порой только помогает скрывать слёзы и никому о них не рассказывать. Ночь — старуха, закутанная в наполовину дырявый, прожжённый горькими ядовитыми слезами плащ.

Трясущимися маленькими ручками Юки принялся поглощать рис с мясом и овощами, который протянула ему Ино. Ужин был вкусным, но имел какой-то необычно пресный и рыхлый привкус оттого, что в горле постепенно скапливался ком горечи. Вроде бы мальчик смотрел на еду в коробочке голодными глазами, а вроде бы и медленно поглощал её, как будто бы даже нехотя. Он понимал, что мама не одобрила бы то, что он не ужинал, и поэтому едва не силой пихал в рот содержимое коробочки, тщательно пережёвывая, пусть и маленькими глотками. Чувствовалось напряжение, а надоедливая лампа начала противно трещать — свет в ней вот-вот должен был прекратить своё течение.