Слепцы

Оба молчали, шагая по часовой стрелке вдоль длинного коридора, огибающего край нижних палуб. Затем они повернули к одному из громадных контрфорсов, который проходил через все «флотские» уровни и поднимался вдоль боковины донжона наверху; такие огромные колонны подпирали все стены цитадели. Мужчины прошли по узкому туннелю внутри контрфорса, под металлической полосой в потолке – нижним краем семитонной опускной двери. Наконец, они миновали маленький «карман» сторожевого поста, где вооруженный блюститель из флотского гарнизона узнал Ренца и махнул им, пропуская.

Мажордом с помощником направлялись в помещения технослуг, где жили мирские ремесленники, выполнявшие задачи, которые жрецы Механикус считали возможным делегировать людям, не входящим в их орден. Мастерские этих спецов располагались вокруг герметично запертого инжинариума магоса Ханнери. Тикер и Антовин прошагали между наклонных и изогнутых стен, под арками, покрытыми резьбой в виде штрих-кодовых литаний; эти проходы сторожили скелетоподобные горгульи механикумов. Повсюду слышался шум машин, проникавший даже сквозь металл и скалобетон.

Ещё месяц назад Ренц посчитал бы это захватывающим приключением. Будучи слухом и голосом Отранто, он мог развлекаться интригами и политическими играми, поскольку знал, что находится в безопасности. Но ситуация резко изменилась: они с Дешеном пришли туда, где рокот и пощелкивания механизмов затрудняли подслушивание, поскольку внезапно стало важным, чтобы их не подслушали. Тикер больше не был доверенным лицом Мастера и не мог пригрозить собственным гневом тем, кто разочаровал его. Теперь мажордому пришлось осознать, что в случае провала замыслов его будут ждать последствия.

И Ренцу совершенно не понравилось это ощущение.

– Так вы говорите, – произнесла Шира Кальпурния, – что у вас полный доступ в покои Мастера? Вы можете приходить и уходить, когда пожелаете?

Торма Иланте покачала головой.

– Я делала это после смерти Отранто, когда здесь не было заперто, но открыть покои самостоятельно не могу. И выйти сейчас не сумею, – она кивнула в сторону тяжелого затвора.

Они вернулись в спальню Мастера, поскольку Шира не хотела допрашивать Иланте в оранжерее, где той, кажется, было чересчур комфортно. Тут, напротив, Торме пришлось бы смотреть на кровавые пятна, жестокие напоминания о смерти Отранто. Когда женщина спокойно опустилась на сиденье, Кальпурния поразилась, как сильно ей хочется вывести Иланте из себя: стереть это умиротворенное выражение с её лица, заменить его расширенными глазами и выступившим от страха потом на лбу.

«Осторожнее, – напомнила себе Шира. – Знай разницу между гневом закона и твоим собственным. О, да, Лекс Империалис – это вечное право Императора, а не мимолетные прихоти Его слуг».

О, да, но изречения, вызубренные ею ещё на Мачиуне, которые Кальпурния так часто повторяла во время сессий саморазоблачения, здесь казались более поверхностными и легковесными. Они сражались в голове арбитра с яркими вспышками раздражения и пульсирующей серебристой жилкой мигрени.

«Исполняй свой долг, – мысленно произнесла она. – Кто ты без него?»

– Вам не понравится, если я начну вытаскивать из вас ответы, дамуазель Иланте, – сказала Шира вслух. – Внимательно прислушайтесь к моим словам: лучше всего вам добровольно сообщать всё, что будет относиться к теме вопросов. Не сомневаюсь, вы сами видите, в каком я сейчас настроении.

– Определить несложно, – ответила Торма, почтительно опустив глаза. – Что ж, тогда о моих приходах и уходах. Старшие успокоители не работают с другими астропатами, если только этого не прикажет Мастер или же, например, я – тоже старшая успокоительница – не решу поступить так сама, получив согласие Мастера.

Женщина опустила глаза, глядя на собственные пальцы, которые переплетались и расцеплялись на коленях. Внимательная Кальпурния оценила это движение.

– Итак, старший успокоитель, как правило, может свободно заходить в покои Мастера, – продолжила Иланте, собравшись с мыслями. – Процесс моего утверждения в должности ещё не завершился – помните, я назвалась старшей успокоительницей-кандидатом? Не полноценный чин, как видите. Поэтому де-факто я могу входить сюда по собственному желанию, но Отранто должен был передать мне последние ключи и коды доступа уже после завершения всех формальностей.

– Но этого не произошло, – ровным тоном произнесла Шира.

– Но этого не произошло.

– Потому что Отранто погиб от клинка убийцы с поганым сердцем, – вставил Даст.

– Всё, как вы сказали, – ответила ему Торма.

– Вы так и не успели поговорить с Мастером? – надавила Кальпурния.

– Именно так. Я прибыла сюда на Черном Корабле господина капитана Ведриэра, три судовых дня назад, но нам с Отранто… ну, мне нужно было отдохнуть после путешествия. Он как раз шел на встречу со мной, перед тем как погибнуть. Нам так и не удалось поговорить вновь.

Не прозвучала ли в её голосе тончайшая дрожь?

– И, когда он погиб, вы находились в кельях успокоителей?

– Да. Вам несложно будет удостовериться в этом.

– А как сложно нам будет, – прогромыхал каратель, – удостовериться в том, что ты не участвовала в заговоре с целью убийства Мастера?

Даст произнес это немного театральнее, чем получилось бы у Кальпурнии, но Торму проняло. Костяшки её сплетенных пальцев побелели, и женщина надолго закрыла глаза.

– Я не была врагом Мастера Отранто, – наконец произнесла Иланте, – и меня не пугают любые вопросы на эту тему, поскольку они лишь докажут мою правоту. И, чего бы это ни стоило мне как успокоительнице, я молю вас: когда вы узнаете, кто убил моего Мастера, то позвольте мне присутствовать там, где вы сорвете завесу с заговорщиков и выведете их на свет.

На несколько секунд повисло молчание. Шира пыталась обдумать слова Тормы, взвесить их и понять, звучит ли в них правда – или же попытка скрыть преступление.

– Ведущий каратель Даст, продолжите здесь.

Тот бросил на Кальпурнию угрюмый взгляд. Отвернувшись от Даста и Иланте, арбитр-сеньорис жестом указала Бруинанну и Реде присоединиться к ней в оранжерее.

Осмотревшись, Шира поняла, почему Торма приходила сюда очистить мысли. Единственным сиденьем в оранжерее оказался блок грубого белого камня возле крошечного пруда; наверху глыбы было вырезано небольшое удобное углубление. Дорожку, ведущую туда от двери, заглубили на высоту лодыжки и наполнили нежным пружинистым мхом, идеально подходящим для босых чувствительных ног. Весь остальной пол был занят мягким песком и аккуратно выращенными полосками лишайника. Из круглого пруда поднималось скопление лоз, толстых, будто кабели, и покрытых узловатой корой; взбираясь по высоким шпалерам, они выпускали пучки узких блестящих листьев. По вьюнкам сбегал ручеек ароматной воды – затемняя кору, она капала с листвы подобно росе, с легким стуком разбиваясь о поверхность пруда.